– И соединить их с выводами Шестикоса Валундра в понимании Чирипского...

– Совершенно верно.

«Я вот хочу сам прояснить и выяснить – сказал Чирипский – правда ли, что «время» может быть прямолинейно и иметь в себе «такие», присущие только прямолинейности, параметры и не иметь при этом никаких других? Каким образом буду это делать – проверять? А вот – таким. (Он встал, опять заходил взад-вперед и выговорил). Приведу самый что ни на есть прочный и наглядный пример – сказал он – для общего, так сказать, рассмотрения».

И вот здесь прошу обратить особое внимание на его слова. Очень мне понравилось.

«Если время прямолинейно, – начал он – и ничего в себе кроме прямолинейности не подразумевает, то идя, допустим, по 35 Старой улице в сторону Дульского проема, и смотря по сторонам в обе привычные стороны, вы будете периодически встречать на своем пути такие сооружения: почта-баня, тучка в небе; магазин Колес; дом терпимости; новая кондитерская; завод Металлоконструкций и Спиридон-башня; фонарь; Манчик Сипкин пуляется из рогатки в прохожих; библиотека. Это – когда мы идем в одну сторону. Ну, а теперь давайте пройдем обратно, в другую сторону, и посмотрим «что» у нас из этого обратного движения в сущности получится: городской пруд, в небе чисто; фабрика мужских сорочек и корабельные доки; магазин рыба-мясо; бадминтонная площадка; аптека; ипподром. Как видите – совершенно разные «вещи» мы видим и наблюдаем или, то есть, – другая картина. Сколько примеров было тому в подтверждение – не мне вам рассказывать – указывающих на не безусловность прямолинейности и напрашивающегося здесь альтернативного взгляда «смотреть иначе». Или приведу другой пример, этому примеру идентичный: пишем слова в строку и, предположим, читаем их в обратную сторону. И теперь посмотрите «что» получается: «Был хороший светлый день, солнце светило ярко, и на деревьях пробивались зеленые листочки». А теперь читаем данную запись в противоположенную сторону: «Гремел в небе гром, барабанил по крышам дождь, и все вокруг казалось исключительно не привлекательным». Явная, как видите, противоположенность взглядов, и совершенно иная, противоположенная архитектура строений, иной колорит. Там, исключительно, можно сказать, «одно» мы видим и убеждаемся в том, что видим исключительно «одно», а здесь исключительно, можно сказать, совсем «другое» мы видим, и так же убеждаемся в этом. Ну, и где вы «не видите», спрошу вас, в общем разрезе данного сравнения, хоть какой-нибудь намек на прямолинейность?

– А может такое быть, что мы просто, когда идем назад, идем по другой улице?

– Может. Но дело здесь вовсе не в том «по какой улице ходить» и «ходить» ли. Дело здесь исключительно не в «направлении», дело здесь – в «возвращении». Возвращаясь к исходной точке важно понять, что «время» не «шло» за вами, и оно «никуда не ушло» от вас, оно не потрачено, а осталось в целостности стоять, обволакивая вас со всех сторон, и находилось всегда «вокруг», а не «впереди» где-то. Но если вменить ему прямолинейное движение и придать этому движению направление, то получится так, что, когда вы возвращались назад, тогда и «время» должно было вместе с вами возвратиться – не так ли? А это – невозможно. Вдумайтесь. Снимите на минутку ведро. Тиронский прав.

И после всего этого разбирательства в поисках приличной ваксы, наконец, вернулись к разговору о «курице с яйцом» и тоже поспорили.

«Курица какая? – спросил Хохок Мундорок. Голландская?»

5

– Помню, в бытность мою прапорщиком, во время моего достаточно продолжительного бытия в Сускиных рядах (близ Риутных палат и вдали от Обхоженной), помню, произошел со мной занимательный эпизод бытового жанра, о котором еще мало кому известно. Но поскольку то, что нам известно происходило в существе своем несколько «с другой стороны», и известные нам подробности имели место быть и знакомы нам «с этой точки зрения» (как пример характеризующий распространенную ныне «узость» мышления), то ведь «в другом месте» этот эпизод выглядел, безусловно, несколько иначе и привел «в другом месте» к «другим» последствиям. Могу привести его полностью.

– Приведите за руку.

– Сижу однажды дома, слышу звонок; подхожу к двери, открываю дверь – входит; входит и идет прямо в комнату, проходит в комнату, становится подле окна и говорит (на этом эпизоде давайте остановимся подробно – многое станет понятно): «Каблук отлетел».

– Валтуниха что ли?

– Не знаю. Я, признаться, мало ее разглядел потому, что мало ее разглядывал. Она вся какая-то фосфорическая была, синяя, как чернослив. И – что видим? Материки на Фарватерной улице сдвигаются уже, как в трамвае едут по Казарменной площади и наровят на корабль сесть; зима, как видим, наступает уже летом, когда ей самой вздумается, и любому цветению уже абсолютно невозможно объяснить что – зима. А тут – «каблук отлетел» по неизвестной, видите ли, никому траектории, мол, «был» каблук на своем месте и вдруг «отлетел», и, вот, сделали себе из такого ничтожного события новый Вавилон. То есть, все это, казалось бы, эпизодические, ничего не представляющие из себя «нюансы», которые и всегда случиться могут, и которые случаются – не более того? Ничего подобного – «актуальность»!

Значит так.

Пролетая над крышей здания на Сервяжной улице (точный номер дома и классификацию здания на ходу не удалось прояснить), каблук невзначай остановился, снизил траекторию полета, и, не долетая до третьего этажа в горизонтальном своем положении, опустился на тротуар. И, заглянув в узкое окошко цокольного помещения дома номер 8 на 1-ой Старой улице, увидал, как в окошке цокольного помещения дома номер 8 на 1-ой Старой улице, некто не преклонного возраста и похожее на не знакомое никому «чудовище», сосредоточенным образом занимается выпиливанием... (Шавроман, как вы сможете догадаться).

На углу Сервяжной, в этот момент времени продавали свежевыжатый апельсиновый сок (продавали и куриный бульон, и лимонад), а из-под арки дома номер 6 на Верхней Масловке (близ сосисечной), выглядывал периодически Манчик Сипкин в новом трико, и тайно пулялся из рогатки в прохожих. Затем каблук прошел чуть далее, вдоль Рамидинского тупика назад по Трифолепной улице, где встретил Трифолепа Осикина идущего по ней в гости, и поприветствовал его, подняв над головой шляпу. Далее, поинтересовавшись «шляпами» в витрине хозяйственного магазина, каблук прошел к Водному стадиону, где встретил одного из Шестикосов Валундров (в ранней своей молодости), стоявшего подле мелом исписанной стены и правившего в начале известной формулы (2 – сто : Вампа Кацуская х на ¼GFD = +) знак «минус» на знак «плюс». На углу здания при повороте в Посконный переулок, где, не доходя пункта сдачи белья, стоит сломанный трансформатор, продавали свежезамороженных раков в герметических упаковках (по шесть копеек за штуку – летняя распродажа), а из этого же здания, в гуще событий, из окна первого этажа выглядывал Вогроном Перимский и регулировал очередь.

И вот, повернув в этот переулок, каблук увидал над своей головой пролетающее в небе серое и невзрачное пятно, сгущающее свою форму по ходу движения, и когда оно подлетело ближе и стало видно со всех сторон, в нем, в этом пятне, можно было различить силуэт спускающегося вниз дирижабля. О чем это говорит?

– Это как посмотреть. Одному может «ни о чем не говорит», и другому, может, «ни о чем не говорит», а третьему, того гляди, – «скажет».

– А говорит это о том, что никакими ретроградными репликами в виде ходячих мудростей и принятых прейскурантов не получится здесь умаслить «прямолинейность» никакой иной, деморализующей действительность, пущей иносказательностью, и не изменит всплывающую на поверхность рыбью чешую в самой ее закономерности всплывания. Ведь как оно бывает?

– Как?

– Роту скоблит ножом даты, события, судьбы; отрезает голову треске по самый, можно сказать, хвост, – а выходит, почему-то всегда так, что Мимикрию «дураку» не безразлично происходящие действия, которые затем случаются, и подобные политические события, как следствия, «важны» для него и, в прямом смысле слова, «интересуют» внутренний его мир. А вот «умному» Таку Преступничему «не важны» и – «не интересуют».