Наступил день отъезда. Вещи были собраны, Софьин сундук перенесён на первый этаж. Встали они затемно, чтобы к вечеру успеть до дома добраться. И сейчас ждали лошадей, нанятых вчера Прохором, которые должны были довезти их до постоялого двора Якова Петровича. Софья трогательно прощалась с Авдотьей. Она успела привязаться к доброй женщине за это время. Служанка показала девушке портрет её молодой хозяйки Ольги Павловны. С полотна на Софью смотрела юная красивая шатенка с большими серыми глазами, очень трогательная и утончённая. Софья даже оставила девушке письмо, где благодарила её за гостеприимство и немного рассказывала о себе. Она надеялась, что Ольга ответит ей. Возможно, они подружатся и как-нибудь обязательно встретятся. Софья с удовольствием вернулась бы в этот город и в этот дом, где произошли самые счастливые события в её жизни.

– Наконец-то! – произнёс Прохор, глядя в окно.

К дому подъехали сани, запряжённые четвёркой вороных коней с молоденьким кучером на облучке. Парни быстро перенесли сундук в сани, и Софья, усаживаясь рядом с мужем, в последний раз со вздохом сожаления взглянула на особняк. Вскоре они выехали на главную дорогу и стремительно понеслись вперёд. Прохор крепко обнял Софью.

– Давай вздремнём чуток, – улыбнулся он ей. – А то у меня глаза закрываются...

Софья кивнула и удобно устроилась у него на груди.

*** *** ***

Когда девушка проснулась, Прохор сказал, что они уже подъезжают к постоялому двору:

– Сразу за поворотом он и покажется. Чаю попьём, обогреемся, перекусим. А там до дома рукой подать!

Внезапно из-за поворота выехала тройка белоснежных лошадей.

– Да ведь это Антошка! – радостно воскликнул Волгин. – Останови! – приказал он кучеру.

Расплатившись с ним, они перебрались в свои сани.

– Вот, решил вас встретить, – сказал Антон. – А вы одним махом половину пути проскочили!

– Что невесёлый такой? Какая муха укусила? – спросил у парня Прохор. – И как это тебе отец лошадей дозволил взять? Что дома делается?

Антон что-то неразборчиво ответил, и, хлестнув вожжами, засвистел, подгоняя лошадей. Прохор досадливо махнул на него рукой и откинулся назад. Софья тоже заметила, что вечно болтливый Антошка сегодня замкнут и неразговорчив. Волгин, чуть не сорвав голос, с трудом заставил Антона заехать во двор трактира.

– Ты оглох, что ли?! – рявкнул он, вылезая из саней. – Что с тобой такое сегодня?!

– Незачем время терять, – хмуро отозвался Антон.

– Да куда торопиться-то?! Мы и так засветло приедем! – Прохор взял за руку Софью и направился к трактиру. – Пошли с нами, чаю попьём, заодно расскажешь про домашние дела.

Но Антон преградил ему дорогу, явно не зная, как задержать его. Прохор нахмурился.

– Что происходит? – спросил он.

Тут на крыльце трактира появился Яков Петрович и с ходу принялся причитать:

– Ох, Прохор Андреевич, горе-то какое! И как только Господь допустил! Проходите, обогрейтесь, отдохните хоть минуточку!

– Какое горе?! – шагнул к нему Волгин. – Ты о чём это?

– Так вы что, до сих пор ничего не знаете? Антон, почему ты не рассказал?

Прохор повернулся к Антону и схватил его за плечо:

– Чего я не знаю?! Говори сейчас же! Говори, я приказываю!

Но парень молчал, как воды в рот набрал, и отводил глаза в сторону.

– Или вы говорите мне, в чём дело, или я за себя не ручаюсь! – повысил голос Волгин, переводя взгляд от Антона к трактирщику.

– Прохор Андреевич, крепитесь, голубчик... Батюшка ваш помер. Вернее, убили его, – быстро произнёс Яков Петрович.

– Чего ты мелешь?! Да я тебе за такие слова голову оторву!

Волгин отпустил Антона, и схватив перепуганного трактирщика за грудки, принялся трясти его. Софья вскрикнула. Антон наконец заговорил, оттаскивая Прохора от Якова Петровича:

– Правда это, барин... Успокойтесь только, прошу вас! Вчера это случилось, в поле... Андрей Иванович иконы повёз, в них-то всё и дело...

– Ты почему молчал столько времени?! Да как ты мог?! Почему сразу за мной не поехал?! – Прохор ударом кулака сбил Антона с ног.

Софья подбежала к нему, схватила за руку:

– Проша, родной, не надо! Антон как лучше хотел!

– Уйди! – Волгин оттолкнул девушку.

Его лицо было белее снега, глаза горели гневом. Он подбежал к тройке, выпряг одного коня, и, вскочив на него, прямо без седла, как вихрь понёсся в сторону дома.

– Вот поэтому и не говорил, – пробормотал Антон, отряхиваясь от снега. – Хотел перед самым домом сказать... Эх! – махнул он рукой вдогонку удалявшемуся Волгину.

Софья стояла, часто моргая, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. Антон подошёл к ней:

– Софья Борисовна, да вы не обижайтесь на него. Горе такое, не в себе он сейчас.

– Да разве я обижаюсь, – сказала девушка. – Прошу тебя, Антон, поехали скорее следом. Нельзя его в таком состоянии одного оставлять!

– Как прикажете! Едем! Только нам уж теперь не догнать его будет, – вздохнул Антон.

*** *** ***

Прохор продолжал подгонять коня, который и так летел стрелой. Ему всё казалось, что он должен успеть увидеть отца живым. Он не хотел верить, что уже слишком поздно. Убили... Кто? За что? Про какие иконы болтал Антошка? Да в их краях разбойников отродясь не было! Мысли путались в голове, было жарко и душно, несмотря на бьющий в лицо ветер.

«Только бы успеть! – думал он. – Лишь бы в глаза поглядеть, да слово молвить».

Вот и родной город. Одна улица, вторая, поворот, и он дома. Прохор влетел внутрь, и кровь застыла у него в жилах, когда он понял, что опоздал. В зале было полно народа. Мать, сидевшая у гроба, встала ему навстречу, но без сил упала на руки сына.

– Как это произошло? – глухо спросил Прохор, сам не зная у кого, усаживая Анну Николаевну на скамью.

У него у самого подгибались ноги, и нечем было дышать. Он судорожно глотнул ртом воздуха и рванул ворот шубы. Вперёд выступил их священник – отец Игнатий:

– Ко мне приехал человек, не могу при всех назвать его имя, и передал несколько икон огромной ценности в дар нашей церкви. Это было месяц назад. Я рассказал про них только Андрею Ивановичу, и мы с ним решили, что держать здесь их опасно. Он хранил их у себя в доме всё это время, а вчера с утра пришёл ко мне и попросил благословения отвезти их в подмосковную Лавру. Ни одна живая душа о нашем разговоре не знала. Уехал он после обеда. Один, с кучером только. А к вечеру уже весь город шумел, что убийство произошло, недалеко и отъехать-то успели. Средь бела дня напали разбойники окаянные...

– Это мы с Калугиным Егором нашли их, – подошёл к Прохору Фёдор Воронов. – Коней молодых объезжали за городом и вдруг смотрим, возле леса сани стоят, а лошадей нет. Мы подъезжаем, а там Андрей Иванович и кучер ваш... Тёплые ещё были. Из ружья обоих застрелили. Ни одежда, ни обувь не тронуты, постромки только перерезаны, а лошадей мы потом нашли, неподалёку были. Мы диву дались, почему не забрали... Кошелька при Андрее Ивановиче не оказалось, кольца сняли, часы золотые. А потом уж отец Игнатий про иконы-то рассказал...

– Кучер кто, Тихон? – только и спросил Прохор.

– Нет, Матвей, с молодым поехал.

– И нельзя уже ничего было сделать?

– Прохор, они были мертвы. Оба прямо в сердце, – опустил голову Фёдор. – Ладно, что хоть мы наткнулись быстро, а то бы волки добрались...

Волгин помолчал пару минут, а потом с исказившимся лицом шагнул к священнику.

– Ты во всём виноват! – не своим голосом произнёс он. – Из-за твоих икон его убили!

– Будь покоен, сын мой, душа отца твоего непременно в рай попадёт. Божий мученик он, смерть принял от лихих людей, когда благое дело совершить хотел! А их Господь покарает...

– Что мне с твоего рая! – рявкнул Прохор. – Откуда ты знаешь, есть он или нет?! Никто ещё оттуда не возвращался! Мне мой отец живым нужен!

– Не богохульствуй, Прохор!

– Пошёл прочь отсюда! – уже не сдерживал себя Волгин. – И все убирайтесь! Живо! Я хочу с отцом побыть!