Тимка не стал с ним спорить. Говорить с Афанасием Егоровичем о Луне с точки зрения современного человека было совершенно бесполезно.

Но тот, хитро сощурившись, вдруг спросил шепотом:

— Хотите взглянуть на Карету?..

Тимка снова не знал, как отказаться. Изобретатель начал тихо уговаривать:

— Это совсем рядом-с, в парке… Пойдемте, сударь… Я вижу, вы понимаете меня! — Он уважительно предположил: — Наверно, вы — студент философии!

«Оборжаться!..» — подумал Тимка.

— Ладно, — согласился он, чувствуя, что иначе не избавится от общества странного человека. — Только ненадолго. У меня дела.

— Лишь одним глазком — и вы не сможете отказаться! — он схватил Тимку за локоть. — Пора!

…Безумный изобретатель привел Тимку в парк к белоснежной ротонде на краю довольно глубокого оврага. В беседке никого не оказалось.

На дне оврага грудой были навалены сосновые ветки. Афанасий Егорович принялся торопливо растаскивать их. Тимка, пожав плечами, отодвинул учителя в сторону и в минуту раскидал завал. Тут-то Карета и открылась…

Повозка была без колес, с большущими стрекозиными крыльями — двумя каркасами, обтянутыми белым шелком. На крыше пузырился парус. А над ним бился на ветру розовый флаг с подробным изображением полной луны в окруженьи золотых лучей. По-видимому, это означало — торжество счастья.

Тимка заглянул внутрь и увидел, что мест в ней куда больше, чем можно было предположить снаружи: изнутри она напоминала вагон электрички!..

— Это как же?.. — поразился Тимка.

— Закон Несуразности… — улыбнулся математик. — Когда-нибудь его откроют заново. Но уже без меня… Я родился в столь непросвещенном веке, что подобные открытия оканчиваются закрытием на засов их создателя!..

— Оборжаться! — воскликнул Тимка. Он ничего не понимал во всем этом, но зрелище было сногшибательным.

— Берегитесь! — раздалось сверху.

Тимофей задрал голову и увидел на краю оврага Святика.

— Афанасий Егорович! Спасайтесь! — снова повторил Святик.

Афанасий Егорович не успел даже подивиться на говорящего щенка.

Наверху показались солдаты, сестры милосердия, директор Гимназии, городничий Зуев-Зуевский, столичный фельдъегерь и — фискал-дворник.

— Господин Рубаков! Немедленно отойдите от адской машины! — прокричал ему городничий.

— Нет! — замотал головой побледневший учитель. — Это — мой аппарат! Мое изобретение!.. — Он вскочил на подножку кареты. — Тимофей, дайте же руку, и мы полетим!

— Не делайте глупостей, Афанасий Егорыч! — вторил городничему директор Гимназии. — Вам надо излечиться. А эту машину мы сожжем! Чтоб не смущала ничьих умов!

— Не посмеете! — мрачно захохотал изобретатель.

— Мы вынуждены, Афанасий Егорыч! Что будет с нашей Россией, если каждый начнет изобретать все подряд, что захочет?!.. Вы подаете дурной пример подрастающим недорослям!.. Не упрямьтесь, голубчик! Слезьте с подножки!..

— Нате-кось-выкусите! — показал им кукиш изобретатель.

— Фи! — поморщился директор. — И это говорит учитель в век Просвещения!.. — И привел последний аргумент: — Вы не патриот, Афанасий Егорыч!

— Да! — прокричал им в ответ изобретатель. — Я — не патриот! Я отечественник! Приятно оставаться, господа! А я улетаю!..

Городничий дал знак солдатам, и те, скользя и кувыркаясь, скатились в овраг, за ними съехали, придерживая юбки, представительницы Красного Креста.

— Последний раз предлагаю!.. — свистящим шепотом сказал учитель Тимке.

Рубакин не смог удержаться от очередного вопроса:

— А кто поможет тем, кто остается и не может улететь?

Тот лишь безнадежно махнул рукой и захлопнул за собой дверцу кареты. На земле остались валяться бумаги изобретателя.

— Бежим отсюда! — сказал Святик, как всегда вовремя оказавшись рядом. Тимофей подобрал чертежи, и они потихоньку стали выбираться на другую сторону оврага.

Солдаты, подкатившиеся к «адской машине», стали дергать ручки, пытаясь открыть двери. Наконец, это им удалось. Двое служивых влезли внутрь и махнули сестрам милосердия. Те забрались тоже. Наступила пауза.

— Ну, чего там?! — нетерпеливо прокричал сверху городничий Зуев-Зуевский.

Изнутри никто не отвечал…

Ругаясь на чем свет стоит, городское начальство с трудом спустилось в овраг. Директор Гимназии с опаской заглянул в карету.

— Никого… — пробормотал он в изумленьи.

Городничий не поверил ему и тоже сунул голову в дверь.

— Пусто!.. — потрясенно выдохнул он. — В самом деле, никого нет, господа!.. Куда ж они все подевались?..

И «отцы города» несколько раз обошли карету, громко стуча по её корпусу.

— Эй, выходите!..

Безрезультатно.

— Чародейство! — сделал вывод директор Гимназии.

— Дьявольщина! — перекрестился городничий. — Тем более придеться разобрать.

Оставшиеся солдаты обнажили сабли.

— Руби! Коли! — приказал городничий.

На изобретение учителя посыпались звонкие удары.

Тимка, прячась за ротондой, сделал последний фотоснимок и, не дожидаясь уничтожения кареты, поспешил к Телеге Времени.

Силы у нападавших иссякли, а от кареты лишь отвалилась крыша, обнажив всего два пустых деревянных сиденья.

— Сбежал! — с досадой констатировал Зуев-Зуевский.

— Может, и в самом-то деле на Луну?.. — задумчиво произнес директор.

— Думайте, что говорите! — рявкнул городничий, покосившись на столичного фельдъегеря. — Или, может, жалеете, что сами не удрали?..

— Ваше превосходительство! — выпучил глаза директор, стараясь возмутиться погромче и поубедительней. — Как можно-с! Если все полезные люди, такие, как… мы с вами, улетят неизвестно куда, — кто же останется в России?!.. — Он с досадой пнул лежащее на снегу крыло Кареты Счастья.

— Это верно, — закивал городничий. — Кто будет заботиться о процветании России?! — и снова повернулся к фельдъегерю, невозмутимо наблюдавшему всю сцену разгрома. — Где вы встречаете Рождество?

В этот момент небо вдруг заволокло тучами и хлынул проливной дождь. Он смыл снег, взбудоражил грязь, сбил с ног городских чиновников и столичного гостя, выкупал их в грязной воде, которая неслась по дну оврага.

Остатки Кареты Счастья помчались в этом потоке совсем в другую сторону и вскоре бесследно исчезли.

8

Телега наконец-то вернулась в свой век, во двор зуевского изобретателя Федора Филипповича Плугова.

Это произошло сразу же, как только Тимофей Рубакин потянул на себя Рычаг Возвращения.

— Эй! — закричал ему Филиппыч, сбегая с крыльца. — Ты что тут делаешь?! А-ну, вали отсюда!..

Совсем рядом лаяли собаки и свистели милицейские свистки.

От исчезновения до появления во Времени — прошло не больше мгновенья.

— С Рождеством вас, Федор Филиппыч! — поспешно сказал Тимка.

— Спасибо, — буркнул хозяин, не испытывая никаких признаков радости. А собственно, тебе от меня что нужно?..

— Хочу как вы… — замялся Тимка, — что-то изобретать. Можно мне у вас учиться?..

— Стать моим учеником?! — недоверчиво переспросил Плугов и задумался: — Гм!.. А ведь правда: учеников-то я не собрал…

— Я много чего умею! — Тимка стал перечислять: — Паять могу точить, лобзиком вырезать…

— Лобзиком, говоришь?.. А-ну, пойдем в дом!

Он пропустил Тимку вперед и недовольно обернулся к воротам:

— И чего рассвистелись?.. Порядка как не было — так и нет…

Дом напоминал настоящую лабораторию. Микроскопы, телескопы, кинескопы, старинные паяльные лампы, горелки, реторты, верстаки, тиски, станки, заполнили весь дом, а пол был завален деревянной и металлической стружкой.

Тимка впервые переступил порог рубакинского дома. Не с пустыми руками — он положил на стол чертежи Кареты Счастья и пачку исторических фотографий. Но не успел Тимка что-нибудь сказать, как во дворе раздался свирепый собачий лай.

Это Святик играл роль сторожевого пса тяжелой злобы.

— За мной… — вспомнил вдруг Тимка Рубакин о своем побоище у ночной палатки, и заметался заячьим взглядом по комнате. Плугов всё понял и втолкнул парня за печь. На пороге показались красные с мороза милицейские лица.