Мы уже знаем, что реальной основой представления о легендарных Рипейских горах для древних греков мог послужить, вероятней всего, только Кавказ с его высочайшими, дикими и покрытыми вечным снегом вершинами. Других подобных гор в поле зрения греков в VI столетии до н. э. не было. Мы знаем также, что и самое имя Рипеев связывается с Кавказом через библейские имена Рафа и Рифат, локализуемые по указанию "Книги юбилеев" именно на Кавказе. Эта древневосточная локализация Рипеев перешла к ионийцам, о чем свидетельствуют Помпоний Мела и Плиний, изображавшие Рипейские горы как продолжение Кавказского хребта. К тем же древневосточным космологическим представлениям восходит и то мнение, которое о Рипейских горах высказывал Аристотель,[10] ссылаясь при этом на многих ионийских ученых (πολλοί τών άρχαίων μετεορολόγων). Он изображает Рипейские горы как возвышенность на севере земной поверхности, за которую на ночь прячется Солнце.

Подобные взгляды сохранялись еще и значительно позже. На знаменитой древнеримской карте мира Випсания Агриппы[11] Рипейские горы были изображены тянущимися вдоль северной оконечности обитаемой земли, от Атлантического до Восточного (Эойского) океана.

Вероятней всего, именно эти представления о Кавказских горах как о мифических северных Рипеях и послужили причиной того, что Эсхил перемещает Кавказский хребет в северозападном направлении. Следует думать, что опору для этого Эсхил нашел если не в самом тексте Гекатея, то в распространенной и общепринятой древней мифологической традиции. Скорее всего следует предположить, что именно Гекатей впервые разделил эти понятия - Рипеи и Кавказ, поместив первые к северу от второго, а Эсхил в силу укоренившейся традиции перенес новое имя вслед за ассоциирующимся с ним более привычным с востока на север.

Геродот также не называет по какой-то причине имени Рипейских гор в своей истории, но, рассказывая о северных соседях скифов, упоминает про неприступные горы на северо-востоке, за землями аргиппеев и исседонов, у подошвы которых лежат безвестные страны и живут фантастические люди, в существование которых он не верит.[12] Если проследить локализацию аргиппеев, исседонов, аримаспов и гипербореев у Помпония Мелы, Плиния и других, основывающихся на древнеионийских хорографиях и периэгесах авторов, то становится ясно, что расположение всех этих мифических племен связано так или иначе с представлением о Кавказе. Поэтому, надо полагать, Геродот и не упоминает о Рипейских горах, оставляя непоименованными те горы, где живут аргиппеи, исседоны и гипербореи, что он смущен их тождеством с Кавказом, имя которого должно быть незадолго перед тем было введено в литературу Гекатеем или его источником - авторами периплов, услыхавших его от милетских мореплавателей.

Следующий вопрос, возникающий перед исследователем эсхиловой географии Северного Причерноморья, заключается в распознании реальной реки, представляемой поэтом под именем "Буйной". Древний схолиаст полагает, что это был Араке, на основании сходства этимологии того и другого наименования.[13] Однако принятие этого предположения внесло бы дополнительные противоречия и искажения в географические представления Эсхила: Араке не впадает в Черное море, а в этом случае необходима река, связанная своими истоками с Кавказом (или с Рипейскими горами), а своим устьем с Черным морем. Гораздо более подходящей для сопоставления с рекой ϓβριςτής Эсхила является, несомненно, древний ϓπανις, наименование, как известно, прилагавшееся к двум северочерноморским рекам - Кубани н Бугу, которое также весьма тесно связано и с именем Φάσις (ср. переходные формы: ϓπασις, ϓφασις) прилагавшимся к реке, разделявшей, по Эсхилу же,[14] европейский и азиатский материки.

Приложение имени Ттгаук; к Кубани и Бугу одновременно создавало неопределенность и неустойчивость его локализации - неустойчивость, которая прослеживается вплоть до Птолемея,[15] помещающего Гипанис между реками Борисфеном и Каркинитом, т. е. примерно как раз там же, где заставляет впадать в море реку ϓβριςτής Эсхил.

Двусмысленность, связанная с локализацией Гипаниса, была Эсхилу в его художественных целях, несомненно, на руку. Следует предполагать, что текст Гекатея содержал (с большей или меньшей степенью выразительности) эту двойственную локализацию реки Гипаниса. Вероятней всего, среди рек, берущих начало в Рипейских горах, наряду с Истром, Борисфеном, Танаисом была названа Гекатеем также и р. Гипанис. Вторично же она могла быть названа среди рек, берущих начало в Кавказских горах.

Совершенно ясно к тому же, что какое-то время представление о Гипанисе-Кубани совмещалось с представлением о Танаисе-Доне, истоки которого поэтому некоторые древние географы вплоть до Теофана Митиленского упорно показывали на Кавказе[16] или в Рипейских горах, в чем, как мы убедились, нет никакого противоречия. Если же этого не делает Геродот, утверждающий, что Танаис берет начало из некоего верхнего озера[17] - известие, поражающее позднейших комментаторов своей кажущейся достоверностью, - то это может быть только потому, что на его представления о Танаисе повлияли данные об азиатских реках Яксарте и Оксе, к которым в древности также неоднократно прилагалось имя Танаиса,[18] и истоки которых, в частности истоки Окса, указывались в горном озере Оаксе.[19] Имя Гипанис объединяет, таким образом, в себе представление не только о Фасисе, но и о Танаисе.

Этим самым снимается и еще одно кажущееся противоречие у Эсхила. Мы уже знаем, что в "Прикованном Прометее" Эсхил проводит границу между Азией и Европой по Киммерийскому Боспору, переплыть который заставляет он Ио. И этому не противоречит схолиаст Дионисия Периэгета (adv. 10), указывающий на то, что Эсхил в "Освобожденном Прометее" и Софокл в "Скифах" называют реку Танаис границей материков. И, однако, в отрывке из "Освобожденного Прометея", сохраненном Аррианом,[20] границей Азии и Европы названа, как известно, река Фасис. Геродот приводит обе версии: одни-де считают границей Европы и Азии р. Фасис, другие же Танаис и Киммерийские переправы.

Следует думать, что обе эти версии наличествовали уже и в тексте Гекатея, во всяком случае их следует предполагать известными Эсхилу; это явствует из эпитета δίδυμος (двойной, двойственный), прилагаемого им в указанном отрывке из "Освобожденного Прометея" к понятию евразийской границы (τέρμων).

Бóльшую древность следует приписать, вероятно в качестве пограничной реки, Фасису (сравните противопоставление Нила и Фасиса в качестве разделяющих материки рек у Пиндара).[21] Однако отождествлять этот древнейший Фасис приходится не с Рионом и даже не с Доном, а с Кубанью, устье которой стало известно грекам одновременно с Боспором Киммерийским и за которой сохранилось имя, почти равнозначное имени Фасиса. Перенесение же понятия границы материков на р. Дон (Танаис) и отождествление Фасиса с Рионом - явление более позднее, на что, впрочем, уже было указано выше.

Современных толкователей Геродота поражает достоверность его сведений о Каспийском море, как о замкнутом бассейне, стоящая в противоречии с представлениями александрийских географов, возродивших, как обычно полагают, древнеионийскую точку зрения на Каспийское море, как на залив Северного (Кронийского, Амальхийского) или Восточного (Эойского) океана.[22] К сомнениям на этот счет позднейшая наука пришла, очевидно, потому, что a priori представлялся нелепым взгляд, соответственно которому фантастические данные александрийских географов о Каспийском море были бы шагом вперед по сравнению с позитивной и соответствующей географической действительности осведомленностью Геродота. Он будто бы располагал в отношении кавказских стран сведениями более достоверными, чем у его непосредственных предшественников, и из них прежде всего у Гекатея, а также и чем у его преемников, вплоть до Птолемея, впервые, может быть, показавшего на своей карте устья рек Волги, и Урала.