Галя с Юлькой миновали скважину. Сейчас возле неё только песок желтел да кирпич битый краснел. Народу никого не было: Пётр ушёл завтракать, ребята разбежались.

* * *

— Значит, всё: уйдёшь из дома без спроса — сразу тебя к отцу с матерью! И кончен разговор.

Дядя Федя смотрит на тётю Дусю с восхищением.

Семья сидит за столом. Стол заставлен творогом, сметаной, дымящейся картошкой, вяленой рыбой — ешь не хочу! Сидят по чинам. Баба Катя под календарём с расписной картинкой из «Огонька»; дядя Федя и тётя Дуся — друг против друга; Галина с Юлькой, умытой, причёсанной и красной как свёкла, рядышком; Пётр и Шурец — на той стороне.

— Вы уж, мамочка, не вините её больше,—подаёт голос Пётр, не без ехидства впрочем.— Для пользы старалась. Хоть и невпопад. Дайте срок, настоящим делом займётся.

Юлька поднимает на него благодарные глаза.

— Скушай, доня, яичко,— говорит баба Катя,— Такого в Москве не найдёшь. Прямо из-под несушки...

Шурец пристроил на блюдце солёный помидор и нацелился вилкой, чтобы сок брызнул на Юльку. Тётя Дуся, разгадав манёвр, щёлкает сына по макушке чайной ложкой;

— Поел, спасибо говори и марш из-за стола! Морока мне с вами...

Вот откуда у Галки это словечко!

Пётр встаёт тоже. Но дядя Федя после еды любиг поговорить. Движением руки усаживает старшего сына; подмигнув, обращается к Юльке:

— Ну ладно. Что по оврагам с утра побегала — аппетиу нагуляла. А вот теперь ты мне ответь. Школу, к примеру, техникум либо институт кончишь, приедешь к нам в совхоз ребят учить?

— Ни за что.— Юлька краснеет от решительности.

— Отчего же? У нас хорошо!

— Чтобы стать педагогом, надо иметь прирождённую склонность,— с апломбом повторяет Юлька слышанные где-то слова.— Терпеть не могу слюнявых детей! — Она в упор смотрит на Шурца.

— Ишь ты, прирождённую...— повторяет с удовольствием дядя Федя.— А кем же тогда будешь? По какой специальности?

— Я? — Юлька втягивает воздух, слегка выпячивает грудь.— Могу стать гидом. Переводчицей. Моя же школа—специальная, английская. Показательная.

— Гидом? Это поводырь, что ли, при иностранцах?

— Да. Очень ответственная работа. Ходить по музеям, ездить за границу на конгрессы...— Юлька толком и не знает, что это такое.

— Ишь ты, конгрессы... В институт, значит, твёрдо думаешь? Для конгрессов образование большое треба...

— Конечно! Если школу с золотой медалью кончу, примут вне конкурса.

Теперь краснеет Галка. Она перешла в седьмой класс с тройкой по русскому, ей уж медали не зарабо-

тать... Заметив растерянность дочери, дядя Федя наклоняется к ней:

— А ты, Галю, на кого у нас учиться пойдёшь?

— В судостроительный! — выпаливает та.

— В судостроительный женщине трудно,— замечает Пётр.

— Это почему же? — Чудесные Галины глаза суживаются, мечут молнии.— По-вашему, женщине либо учительницей, либо фельдшерицей, как Жанна? А если я, как ты, например, гидротехником хочу?

— Ладно вам, женщины нашлись! — вмешивается тётя Дуся.— Время ваше не вышло. Со стола убирайте да марш картошку цапать...

Вот тебе на! Это и Юльке тоже? Она уже видела, что такое «цапать»: согнув спину, Галя била цапкой по земле, аж пот градом. Нет, благодарю покорно. И потом, она же не знает, где картошка, а где сорняк? Но вдруг выручает Пётр.

— Мамочка,—говорит он как бы между прочим,— мне в город съездить надо.

— На что?

— Дело есть. И вообще...

— Насквозь то «вообще» вижу.

— Маманя, мне и денег бы, а?

— Пятёрку возьми в комоде.

Пётр засмеялся.

— Нет, мне много!

— Много не проси, нету. Для тебя же берегу.

— Мамочка, теперь я насквозь вижу, зачем бережёте,— прищурился ласково Пётр.— Может, дадите всё-таки?

— Не дам. В ту затею, что, чую, в голове держишь, у меня веры нету. Где тебе справиться? С водохранилища сутками не выезжаешь. С лица вон спал...

— Авось помощников найду! — Пётр искоса, незаметно, подмигивает Юльке и Галине.

— Ох, нашёл! Как же,,, Знаем мы этих помощников.

— И найдёт! —- вскидывается Галка.

— Тебе больше всех надо! — Тётя Дуся легонько шлёпает её по макушке не чайной ложкой — половником.— Наш пострел везде поспел.

Юлька смотрит во все глаза, слушает во все уши. С изумлением, почти е негодованием. Да что же это происходит, да где это видано? Пётр, взрослый, самостоятельный, вымаливает у матери собственные заработанные деньги!.. Дома в Москве у Юльки есть копилка, куда родители в день получки суют мелочь. СЕБЕ они оттуда никогда ни копеечки не берут, одна Юлька хозяйка.

— Маманя,— повторяет Пётр,— поехал я, значит. Люди болтают, море потеплело — может, загляну. — Езжай, не препятствую. Юлечку с собой бы прихватил! На это моё полное согласие. А денег — не надейся. Трудовым заработком без уверенности сорить.— И тётя Дуся победоносно уходит.

— Что же,— говорит Пётр,— Собирайся, Юлька, Да побыстрее.

Не ослышалась ли она? Верно ли поняла? Вот счастье-то привалило!

На Галю Юлька посмотрела с таким восторгом, что та правда чуть насторожённо, но милостиво кивнула,

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Додумалась Юлька, додумалась, отчего Пётр так легко согласился взять её с собой...

Ох, недаром накануне вечером он приделывал к мотоциклу коляску!

Юлька успела разрядиться в пух и прах. Галя цапала свою картошку, а она, лихорадочно расшвыряв вещи в чемодане, надевала новый сарафан, меряла перед зеркалом соломенную шляпку... Пётр сказал, вода тёплая. Значит, надо купальный «ансамбль», полотенце... На ноги — полукеды, босоножки? Баба Катя, услышав, что Юлька бормочет сама с собой, заглянула в комнату:

— Собрался Петя-то...

Юлька порхнула во двор. Синее небо, гудящая от пчёл белая акация, розрвые от плодов черешни, зацветающий в палисаднике жасмин — всё торжествовало вместе с ней! Пётр спросил:

— В прицеп сядешь?

Ещё бы! Перед коляской мотоцикла сверкало стрекозиным крылом пластмассовое ветровое стекло. Юлька влезла в коляску на виду у всей улицы, как ей казалось, томно и грациозно. Баба Катя, тётя Дуся, Галя с цапкой на плече, как с ружьём, провожали у ограды. Юлька небрежно помахала им рукой. На тёти Дусино предупреждение: «Купаться станете, ты, Петя, глаз с неё не спускай!» — улыбнулась снисходительно. И они понеслись. Как тогда, с вокзала.

Пожалуй, лучше бы ей сидеть всё-таки на заднем сиденье, у всех на виду, а не в этой закрытой люльке.

Мотоцикл с шиком пролетел по деревне и остановился у дома с надписью: «Медпункт». Тотчас оттуда

выпорхнула, как минуту назад Юлька, чёрненькая девушка в ярком платье. Перебросив через плечо белую пляжную сумочку, она ловко вскочила с подножки на сиденье позади Петра, сверкнула улыбкой:

— Петруша, что же не познакомишь? Жанна! — и протянула Юльке руку.

Юлька невнятно пробормотала что-то.

Всю дорогу до города она сидела в коляске с застывшим лицом. Тёмные очки кой-что скрыли. Да и некому было следить, что за ними творится. Жанна — ну и имечко! — сидела рядом, тоненькая, прямая; только на поворотах слегка изгибалась да шёлковым платьем трепетала.

В городе остановились сперва возле универмага, потом зачем-то у хозяйственного магазина. В витринах блестели тазы, кастрюли... Пётр сказал:

— Юлька, мы тут с Жанной вещицу одну пошукаем. Пойдёшь с нами?

— Я посижу здесь,— холодно ответила она.

Нет уж, дудки, ОНА не станет с вами по магазинам «шукать»! Хотя в результате оказалась просто как бы сторожихой их мотоцикла. Не затем ли и взял её Пётр? Нелепая мысль застряла в голове у девчонки. Однако вскоре она приняла независимый вид. Расположилась в коляске удобно, облокотившись, отдыхая. Ей-то что, покупайте себе хоть корыто!

Вышли Пётр с Жанной, неся «вещицу». Та была запакована, увязана в порядочную картонную коробку с тёмными наклейками.