Словно по примеру, на лежанке завыли две другие девушки. Алексей оглянулся беспомощно. Юрка обнял «своих» девчонок, прижал их головёнки к груди. Рыдания стали глуше. От двери, которую остался контролировать Витька, послышалось тихое рычание.

Алексей гладил девушку по худой спине с острыми позвонками, пытаясь успокоить.

— Ну… Тихо, тихо, всё же кончилось. Сейчас вас отвезём домой. Или в Луганск, если хотите. Там наши, там врачи… Эти гады уже поплатились. Вон, валяются…

Девчонка затихла вдруг, сразу. Подняла на него глаза:

— Все?

— Что все?

— Вы всех убили?

Алексей замялся:

— Один живой. Допросить его надо. А потом убьём, обещаю.

Девушка замотала головой:

— Ты не понял! Не понял! Они же все, понимаешь? Все-е! В очередь!

Алексей взял её лицо в ладони, заглянул в самую глубину глаз:

— Всем отомстим, девочка! Девочка, светлая! Всем! Слово русского офицера…

План отхода в основном менять не пришлось. После допроса захваченного насильника выяснилось, что в наличии в подвале двое нужных пленных. Ещё один — на допросе у начальства в кабинете на втором этаже. Двое — здесь. Ещё было четверо, но одного вчера отвезли к карьеру и ликвидировали. Причина — сепаратизм и отсутствие денег у родни на выкуп. А второго сегодня — здесь. Сопротивлялся сильно.

Нет, он лично в захвате сегодняшних пленных не участвовал. Их только получили и привезли сюда. Куда дели одного из них, он не знает. Но хлопцы рассказали, что — расстреляли ещё на выходе. За что — не знает, не говорили. Но по приказу начальства.

Зачем с девушками так? Ну, они сами хотели. Были задержаны ранее — за что, он не знает. Дальше им предложили поучаствовать в сексуальных играх — ну, как в порнушке, — они согласились. Нет, откуда они, он не знает. Знает, что местные, но он в их задержании не участвовал.

Да, жить он очень хочет, а потому покажет расположение всех камер, караульного помещения и запасного выхода через столовую. Да, будет тихо себя вести, шума не поднимет. Просит только оставить в живых, потому что сам никого не убивал и не ликвидировал, а с девушками всё было по согласию.

Девушки, одевавшиеся в углу в снятую с убитых форму (хотя поначалу делать этого нипочём не хотели, и только перспектива оказаться голыми на морозе заставила их преодолеть отвращение), возмущённым шёпотом откомментировали последнее утверждение. Но Алексей и так знал их обычную на оккупированной Украиной территориях историю.

Из быстрого их опроса она подтвердилась, только подсветилась конкретными подробностями именно этой ситуации.

Девочки были местные. Одну арестовали прямо в магазине, где та работала продавщицей. Двух других вытащили из очереди на маршрутку. Дескать, похожи на разыскиваемых волонтёрок сепаратистов. Конечно, они знали, что девочки в Счастье уже пропадали, но что поделаешь, — работать-то надо, деньги-то где брать?

Потом привезли сюда и бросили на подвал. Должны были удовлетворять офицеров. А по ночам их использовала свободная смена караула. Кормили скудно, но хоть кормили. Правда, при этом заставляли есть с пола и вообще называли «суками» дрессируемыми. Сепаратистскими. Русскими. Где их одежда, они не знают. Здесь, имеется в виду в Счастье, не останутся ни при каких обстоятельствах. Просят забрать их с собой на свободные территории республик. И родных предупредить по возможности, что живы.

Кравченко верил им: слишком уж естественно, с неподдельными чувствами ненависти, страдания и стыда они обо всём этом рассказывали, давясь слезами. И больше всего убеждало, что они, отойдя от первого шока, начали стесняться своей наготы. Точно — не проститутки.

Алексей оставил Злого охранять девушек, а сам вместе с Еланцем и нациком-предпокойничком направился освобождать пленных. Это много времени не заняло. Пришлось решать лишь одну проблему. На месте планировавшихся четверых освобождаемых было четверо, да, но ещё три девушки шли «в нагрузку». И ещё один писатель — собственно, журналист, корреспондент, как пояснили освобождённые москвичи — пребывал где-то наверху, и мог быть в любое время возвращён на подвал. Как всегда в таких случаях — неожиданно и срывая все планы по тихому отходу.

Ещё двое выпущенных из камер были пленными казаками из «Призрака», взятыми в боях на Бахмутке. Они, естественно, тоже хотели уйти и даже предлагали свою помощь в качестве боевой силы, если им дадут оружие. Это было, в принципе, неплохо, хотя бойцы были избиты до синевы и большой боеспособности явно показать не смогли бы. Но если придётся тихий отход превратить в шумный, то два лишних ствола не помешают. Хотя всё это — со слов освобождённых: никаких документов при них, естественно, не было.

Решили следующим образом. Как и планировали, Шрек с Еланцем забирают всю разношёрстную компанию и тихо переправляют её к «буханке». Там ждут милицейский «бобик», после чего все вместе едут на встречу с контрабандистами и переправляются на свой берег. То, что переправляемых больше, чем планировали, как-нибудь с мужичками тихого ремесла порешаем.

Тем временем Буран со Злым, пробираются на второй этаж, освобождают корреспондента, ликвидируют или, что лучше, берут в плен для вдумчивой с ним работы пана Молодченко, забирают милицейскую машину и едут к «буханке».

Что касается пленного укропчика, то «отрезать ему член, а потом голову», как то требовали девочки, им не дали («Не пачкайте душу, девчоночки, грязной работой, будете потом всю жизнь вспоминать»), поклявшись непременно и скоро отомстить за них, как отомстили его дружкам. Что, собственно, Еланчик и исполнил после того, как сходил с заискивавшим перед ним бандитом на разведку надёжного выхода.

Как и ожидали поначалу, таковым оказался ход через люк для столовой, выходящий зады здания, откуда всего десяток метров оставалось до разрезанного в сетке забора выхода в лесопосадки.

Злой с Бураном отход до леса прикрывают, затем действуют по своему плану.

Прихватив автоматы мёртвых караульных — причём оба казака и писатели тоже взяли себе по стволу, — первая группа начала отход.

Алексей сопровождал их с гнетущим душу беспокойством. Всё же такая куча гражданских на хребте у группы! Теперь отвечать приходится ещё и за них, а любой опытный солдат знает, какой это риск и какая на самом деле дыра в защите, даже если гражданские вооружены достаточно. Даже хуже, блин, если они вооружены, запоздало пожалел о своём решении Буран. В любой момент бабахнуть могут.

Опять всплыла строчка из любимой поэмы: «У тебя ж одна забота — на кладбище не попасть»… Вот ведь — и девок скрали! И что оно зудит в голове, это четверостишие?! Хотя оно, может, и к лучшему — настораживает, мобилизует…

Он перевёл дух лишь когда цепочка освобождённых из плена растворилась в лесопосадке, и Еланчик, прикрывавший её с тыла, прощально махнул рукою. Забавно они телепались цепочкой в полуприсяде, держа друг друга за одежду, словно малыши из детсада в старой кинохронике. Так и то — ПНВ был только у Шрека, который и возглавлял столь странную, если вдуматься, колонну. И у Еланчика, который прикрывал.

Н-да… Настоящие писатели из настоящей Москвы, три несчастные девчонки из Счастья, два казака-ополченца, один из Брянки, другой из Красного Луча. И сопровождают их бывший боевик криворожской ОПГ и уральский казак-пластун с тремя жёнами…

Ладно, пора доделывать дело.

Тем же путём вернулись с Юркой в подвал, затем осторожно продвинулись на первый этаж. Пока тихо, но чёрт его знает, как там себя чувствует отдыхающая смена. Может, уже готовится стать бодрствующей, и дежурный помощник начальника караула протирает глаза, готовясь поднимать людей на смену часовых. Конечно, судя по тому, что они тут уже видели, бардак и разгильдяйство в этом «Айдаре» творились первостатейные, но лучше перебдеть, чем недобдеть. Чтобы на кладбище не попасть. Как тот нацистик из подвала, отрезанный член которого первобытный тип Еланец всё же продемонстрировал девчонкам. И который умирал ещё долго и тяжело, подёргивая ногою в агонии, когда они с Юркой пробирались обратно мимо подсобки, где остался лежать бандит.