Изменить стиль страницы

Однажды я чуть не потерял ее, она так же уходила во тьму и я ее спас, вывел оттуда! ВПЕРЕД!!!

Черные крылья выросли у меня за спиною, гораздо более мощные, чем когда-то и понесли меня туда, куда им велело сердце мое. Лететь было сравнительно недалеко, какие-то мгновения. Ударом ладони я вбил внутрь помещения массивную дверь и вошел. Это была, насколько я понял, больничная палата, наполненная лежащими людьми, аурой безысходности, жуткой смесью лекарственных запахов и человеческих воней… Почти все спали в этой больничной палате… и во всей больнице… потому что я так успел пожелать… Но почти все – это не все.

Одна фигура стояла в темном проеме посреди стены и смотрела на меня… или сквозь меня, под капюшоном не различить… холодная, черная и мрачная даже на фоне зловещего проема, а две другие тихо шли к ней, в темный коридор посреди стены: фигура побольше и поярче вела за руку фигуру поменьше, тоненькую, сгорбленную, невесомую…

Мне не надо было ничего объяснять: Жизнь и Смерть, родные сестры, владычицы всех времен делали свое дело, развлекались на свой лад, пытаясь потратить часть Вечности, доставшейся на долю каждой из них… Жизнь сопровождает, Смерть встречает… Так было, есть и будет, во все времена, во всех концах Земли, одновременно и повсюду, а я лишь застал и узрел одну из бесчисленных капелек, выпрыгнувшую на долю мгновения из океана Вечности… Так было, есть и будет… всегда, со всеми, с каждым… неминуемо…

– НЕТ, Я СКАЗАЛ!

Да, я узнал обеих, и однажды мне пришлось убедить их вернуть мне Машу… Сие удалось не сказать чтобы запросто, но, во всяком случае, бесконечно легче, нежели в этот раз… Еще бы одна-две секунды промедления, и даже я, даже мой Отец… Но мне удалось договориться с сестричками, я принял на руки безвольное и беспамятное тело, на ходу ткнул своим кедом в выбитую дверь – и покинул место боли и скорби, оставив его точно таким же, как оно было несколько минут назад, только без Маши, и без воспоминаний окружающих об этом, потому что теперь она была со мной. А я был с нею.

Глава одиннадцатая

Ужели птице счастья так хочется быть пойманной? По опыту всех моих прожитых дней и лет категорически уверен, что это не так. Тем не менее, вот она – трепыхается в сердце моем и поет.

У Маши нет детей и семьи, я выяснил. Жилплощадь есть, тоже на Васильевском, но далеко от прежних мест, в одном из панельных домов в конце улицы Кораблестроителей. Делать там нечего, туда мы не пойдем. И ко мне тоже не пойдем: отрезано, отброшено.

Я едва удержался, чтобы немедленно, с нею на руках, не начать с какой-нибудь умопомрачительной экзотики, но – устоял против мелкого искуса!

Отыскать свободную меблированную «однушку» в районе Черной Речки, на Торжковской улице было делом шести секунд, хозяевам и в голову не пришло метаться по данному поводу: снята квартира, через день-два освободится.

И микрорайон, и внешний вид жилища я подбирал вполне сознательно: дыра в дыре дырою погоняет! Сонный район, унылые панельные трущобы. Так уж мне вздумалось! Зато потом, чуть позже…

Летел я от Елагина острова к больнице предельно шустро, так, что ни ворон Мор, ни тем более Букач угнаться бы за мною не могли, но когда я вышел оттуда из наружных дверей на улицу – вся гвардия была на месте: ждали у входа. Первый – Мор, а чуть дальше, в почтительном отдалении – Букач. Она явно боится Мора, всячески показывает свою малость и скромность, а тот на нее ноль внимания, презирает, типа, но – сдерживается, не клюет, не обижает. Морка хоть и не умеет как следует говорить, но очень даже точно ощущает силу моих желаний и пожеланий.

– По местам, экипаж! Двинулись!

Можно было, конечно, и такси, по рассветному городу быстро бы домчали, но – пусть на крыльях, быстрее и эффектнее, жаль смотреть некому! Букач я взял к себе, летела за пазухой, один хоботок наружу, Маша (бесчувственная, но живая!) у меня на руках, а Мор на своих двоих. На этот раз я не спешил в полете, и он не отставал.

Продавленную в двух местах тахту-полуторку я заменять не стал, просто, без хитростей, подправил, выровнял, очистил от сора, живого и не живого, а вот белье новое застелил – но тоже без выдумок, обычного хорошего человеческого качества, из запасов в попутной лавчонке…

Маша лежит передо мною – голая, медленно дышит, глаза пока закрыты, руки на груди, худенькие такие… Кольцо на безымянном пальце правой руки, но не обручальное. Проклятая жизнь – что она с нею сделала! В корнях крашеных волос уже седина угадывается, под глазами желтые круги, на лбу морщины, самые натуральные морщины! Раньше волосы у нее были каштановые, длинные, а теперь стрижка и цвет не пойми какой… Грудь… это мы подправим, это запросто, безо всяких силиконов… И остальное тоже.

А все равно она – Маша! И я ее люблю, и прежнюю, и такую! Сейчас у меня даже намека нет на какое-либо сексуальное чувство к несчастной голой женщине, и вовсе не потому, что она постарела и подурнела, и была на волосок от смерти! А потому что сердце мое полно радости, жалости и любви, и в эти оглушительные секунды нет в нем места ни для чего иного… Но близок час, оно по любому освободится, обязательно освободится, я знаю! Начнем? Давай, брат Кирпич, сколько можно в черепаху играть, не терпится уже!

Для начала я сбросил с нее кусочек возраста, пять лет. Мог бы и десять, а может, так и сделаю, но – чуть позже, а в данный момент сие было бы неправильно! Пять лет долой! Ого, как это много, оказывается! Эпиляцию… почти не требуется, но пусть будет эпиляция. Под мышками обязательно, а вот здесь хохолок оставим, в память о прежних ее вкусах! Грудь… Да, поставим покруче, но размер пусть прежний остается, не в размерах счастье, а мы не в Голливуде. Волосы… Седину – н-на фиг! До единого волоска! Волосы – в прежний цвет, но подбавим в них силы и здоровья! Захочет что-то иное – сделаем в лучшем виде! Маша, я буду твой личный куафер! Кровь? Очень хорошо, раз так, но все равно подправим до «отлично». Она курила… Н-на фиг! Смело и беспощадно вторгаемся глубоко в личность… как тогда с пьянчужкой Галей… И легкие тоже очистим, а то несправедливо получается: голова и личность свободны от курева, а легкие с бронхами по-прежнему в смолах!..

Зубы… По высшему разряду! Чтобы – уххх! Но не перебарщивать… о!.. прекрасно.

Цвет лица… под стать зубам, но тоже без гламурного глянца, естественно-здоровый, без шрамиков, рытвинок, угрей, прыщей… да и родинки уберем. Главное, чтобы она себя в зеркале узнала, а то половина всего эффекта пропадет. Она – должна быть она самая, но не такая, как пять минут назад, а чтобы как в мечтах. Мастером по воплощению мечт и грез в действительность я не являюсь, курсов не заканчивал, но для нас, для меня и для Машенции – попробую.

– Попррробую! Да, Морка? Вы с Букач хотя бы первые минуты-часы невидимками побудете, а потом уж я вас обоих представлю: Мора во второй раз, а тебя, крохель, впервые. Не робей, Букач, Маша хорошая! Маша очень хорошая, просто лучше всех на свете!

Что еще? А, руки, ногти… Ногти оставим такими, как есть, чтобы ей было где покуражиться над ними при помощи всякой маникюрщины. Ну, а как же, почему я должен лишать человека чрезвычайно важного развлечения!? Губы! Вот, блин! С губами-то я как раз не знаю, какие правильнее? Ладно, не буду мудрствовать лукаво – сделаем лучший вариант ее собственных, ненакрашенных, а пожелает – обеспечим на уровне богинь!

Туника… Подлинный шелк, подлинный Китай, не ларьковый, из самого Поднебесья. Трусы. М-м-м… наверное, надо. Пусть будут, снять – дело секунды. И никаких лифчиков – зачем, с такой-то грудью!? В смысле – не потому что маленькая, а совершенная и высокая!

Я чуть было уже не разбудил ее, но спохватился и подбежал к зеркалу. Как!? Вот – как она смогла меня узнать в этом гнусном рыжеволосом типе??? По глазам, что ли? Нет, вообще-то говоря, за последние года три-четыре-пять сходство проклюнулось, очевидно, явно, что прибавилось сходства со мною прежним, но все равно…