– Ага, размечтался!.. – Катя отдергивает руку и успокаивается. – Итак? Я уже готова, а ты все еще без штанов!
По всему видать, что у Кати, а, стало быть, и у нас обоих, нет особых причин поторапливаться, но темп вроде бы как задан, и мы с нею начинаем невольно подгонять друг друга, подчиняясь пустой суете. Лень искать носки, поеду в шлепанцах, да так оно и убедительнее: Кате вовсе незачем знать, что я возвращаюсь не сюда, а на Серебристый, на главную квартиру.
– Ну, это три секунды времени. Всё! Где мой рюкзачило? Чтобы заодно в магазин зайти, пополню закрома, затарюсь провиантом на завтра… Угу, вижу, спасибо. Тогда я тоже готов. Ждем звонка… Алё? Вызывал. Да, да. Зеленая? Ноль сорок шесть? Уже спускаемся…
Женщины – это непростой, но вполне предсказуемый народ: как выходить из дверей – непременно родится что-нибудь притормаживающее… Ок, придется подождать…
– Мыло нашла?
– Да.
– Свет за собой выключила?
– Да.
– Полотенце на место повесила?
– Повесила.
– Края полотенца расправила?
– Господи помилуй, зачем я связалась с этим изувером!.. Да, да, да, повесила на крючок, расправила и утюгом прогладила! Жаль, что не тебя! Воду спустила!
– Симпатичным барышням не следует сердиться.
– А ты не дразнись…
Не люблю вызывать себе такси, но еще больше не люблю, когда оно заезжает прямо во двор-колодец, поэтому наш зеленый «гольф» ждал на улице, как и велено, возле самой арки.
– Чао, милый, всё было просто чудесно! Я тебе завтра позвоню.
– Угу! До встречи! И пристегнись!..
Катя уехала на такси, а я решил прогуляться: пешочком через Тучков мост, мимо Спортивной, до… до… сегодня до станции метро «Петроградская», а оттуда подземкой два перегона, к станции «Пионерская». Есть ли во мне чувство тревоги, как в предыдущие вечера? Гнусное такое, нарастающее такое?.. Я даже остановился, чтобы прислушаться к себе… Есть. Ой, нет!.. Или есть?.. Нет, точно нет! Даже если и шевелится внутри холодная жабка предчувствия – она совсем иной породы и температуры. О чем-то я беспокоюсь, безусловно, да только совсем-совсем-совсем иначе, нежели сутки назад.
Ох, как я трусил все эти дни, метался, реально страдал, и как мне было… отчаянно, безысходно! Видимо, именно так чувствуют себя больные маниакально-депрессивным психозом в остро депрессивной стадии…
Мой взгляд зацепился о каменный столб непонятного – скорее всего, декоративного – назначения: на высоте примерно человеческого роста в гранитное тело столба было встроено висящее на штыре тяжелое металлического кольцо, диаметром с футбольный мяч (ассоциация с футболом не случайна: я как раз пересек Тучков мост и шел мимо временного основного зенитовского гнездовья, Петровского стадиона), а внутри кольца – трафаретный отпечаток в виде какого-то невнятного насекомого… без крыльев… Скорее всего – муравья. Надо же! Я почему-то совершенно забыл о том придурке, что пытался отвадить меня предостережениями от моего интереса к изучению общественных насекомых… Кстати сказать, на днях, еще до событий, меня очень рассмешила одна умная книжка про сверхсуперорганизмы. Там два автора всерьез рассуждают об идентификационных признаках суперорганизма, важнейшим из которых считается, по их разумению, способность самопожертвования члена группы ради обеспечения жизнедеятельности всей группы, всего сверхорганизма… Мысль-то, вырванная из контекста, может быть и не глупа, да, вот, применить ее просто некуда: любое движение в природе можно объяснить этим принципом: муравей загасил своим телом кусочек пожара – оно. Партизан смолчал на допросе, не выдал отряд, устояв против пыток – оно. Листок, пораженный гусеницей, покинул дерево вместе с гусеницей, потеряв тем самым возможность черпать через черенок живительные соки материнского древа – тоже оно! Я уж молчу про перхоть!
Возле перекрестка, на углу Ждановской набережной и Большого проспекта (Петроградской стороны), почти всегда напряжно: даже перебегая по зеленому сигналу светофора следует держать ухо востро: пьяных и на всю голову дурных перцев среди лихачей-автомобилистов в любое время полно, и они всегда наготове… Ну, я и притормозил на своих двоих, не стал будить лихо на последней секунде желтого: некуда спешить, лучше спокойно обождать следующий зеленый… И едва не попал в непонятное.
Прямо передо мною останавливается ментовской «козлик», дверца распахиваются и оттуда вылезают стражи порядка – два мента, они же полицейские. В том, что их заинтересовал я, нет никаких сомнений, увы: сверлят меня суровыми взглядами, один чуть поотстал и, сделав небольшой полукруг, зашел мне за спину, защищенную от него лишь рюкзаком, похожим на сморщенную грушу цвета хаки, а первый уже козыряет:
– Добрый день! Документы, пожалуйста!
А документов-то при мне как раз нет. Даже проездного билета и банковской карточки я с собою не взял, и все это мое хозяйство лежит в одном месте, в бумажнике, а бумажник – далеко, на Серебристом. С ментами главное – не прятать взгляд и сохранять уверенность в себе, может быть, даже и нахальство, тем более что нет за мною никаких проступков. Иногда это помогает. На худой случай – помутузят, таньга из карманов стрясут, личность установят и выпустят, мы пока еще в свободной стране живем!
– Вы забыли представиться, господин старший сержант.
– Теперь это не обязательно. Документики ваши?..
– Не взял с собою. Дома лежат. А в чем дело, собственно… Вроде бы я ничего такого…
– Есть основания полагать, что некоторое время назад вы совершили нападение на пожилую женщину и отняли у нее кошелек. Приметы сходятся. Так что… придется проехать в отделение, для прояснения всех обстоятельств… Убедительно прошу никуда не дергаться, а добровольно пройти в машину… – И опять мне вежливо под козырек. А другая рука приветливо, эдак, обхватила рукоять дубинки, торчащей за поясом. Выхватывается ментовская дубинка мгновенно, куда там ковбойским кольтам: знаю, видел. Сам сержант – накачанный такой бычара, пудов на шесть, повыше меня и помладше.
Вот, же, блин… попал… не знаток я уголовного и гражданского кодексов, прав своих как следует не знаю… Вроде бы, должны они представляться… но не должны сразу объяснять – что именно и где я нарушил… надо будет в сети как следует поднабрать инфы… так сказать, впрок, на будущее… и вызубрить наизусть.
Вспыхнул во мне древний страх, порожденный далекими прежними временами, когда я батрачил на стройках, не имея разума и собственного жилья, но, как ни парадоксально, страх этот обострил вдруг мои мыслительные способности, а главное – внутреннее чутье! Я мгновенно увязал направление, откуда ко мне подруливал ментовоз, с интенсивностью движения, со временем суток, с темпом, в котором я шел от Васильевского на Петроградскую…
– Господин старший сержант (дурак, я, дурак, надо было не выёживаться и называть нормально, гражданином, а лучше товарищем… теперь поздно…), как я понимаю, инцидент с женщиной здесь, на Петроградской стороне был? Так ведь?.. – Мне повезло взять верный тон с вопросом, и сержант машинально кивнул. – А я-то с Васильевского иду! Причем, это не просто мои отмазы, верить мне на слово необязательно: камеры наблюдения на Тучковом мосту всегда это подтвердят, в случае чего, я наверняка в них попал! И, в конце концов, что я – с рюкзаком на спине, вот в этих вот шлепанцах на босу ногу за старушками бегал?
Рюкзак мой почти пуст, весом не обременяет, но свои аргументы впиндюрил я четко, своевременно и разумно, мент даже запнулся, их осмысливая, тем не менее, то же самое чутье, пробудившееся во мне, уверенно подсказывало дальнейшее:
– аргументы мои подействовали…
– однако в ментовку меня заберут.
Очень уж сильна бывает у людей, привыкших к дисциплине военного и полувоенного образца, инерция ранее принятого решения. Ведь они, менты, еще в машине определились насчет меня: надо брать, план работы выполнять по досмотру и задержаниям. Хорошо, хоть, трубка при мне, по ней быстрее личность установят… Дальше обезьянника, надо полагать, не затолкнут, и потом неминуемо отпустят, но – все равно, весь вечер загублен. В обезьянниках я побывал пару раз, лет девять-десять тому назад, ничего интересного там нет, и вряд ли что изменилось к лучшему за десятилетие.