Левеллин согнулся. Кровь замедлилась, и она учуяла начало Великой работы, зависшей на краю возможности и вероятности, ее структура была спутанным хрусталем и раскаленным добела железом.

«Он питает его кровью, осторожно, Эмма!».

Если бы она не был так близко к Левеллину, она бы не увидела слабость, осторожно защищенную гнездом шипов.

«Не мешкай, — говорил он ей снова и снова, его ладонь была на ее бедре, теплая и безопасная, когда они делили постель. — Промедление в дуэли — поражение».

Она ударила в брешь с шипами, эфирная сила превратилась в сияющий острый меч, что согнулся, и она содрогнулась, ее Работа менялась, отвечая на форму его Работы. Момент был критическим, если она ошиблась, сила ее защиты будет рассеяна, и его атака уничтожит ее.

Но она не ошибалась.

Тело Левеллина сжалось, отлетело как тряпичная кукла, его Работа взорвалась под ним. Разбитые символы кружились, отплевывали искры разных оттенков, и весь дом содрогнулся до фундамента. Другой Главный обмяк и врезался в камин, голубой огонь ослепил чувствительные глаза Эммы, два его Щита упали на середине движения, он пожертвовал ими.

«А вот это плохо…».

Микал закричал, ярость была яркой медной нотой в сдавливающей горло тишине. Он бросился к ней, выхватив клинки. Эмма зря дернулась защищать себя.

Микал целился не в нее. Он прочитал угрозу Левеллина точнее, чем она, и отреагировал быстрее. Она застыла, ее ненужная защита искрилась, камень на горле нагревался, Эмма смотрела, как Микал пролетел мимо нее…

…и попал в бурю лезвий магии, черный от огня Левеллин поднялся из развалин камина. Эфирные клинки вспыхнули, и кровь вырвалась во второй раз, ее Щит упал.

— Придерживай его голову, — руки Эммы были в горячей крови. — Вот. И тут, — магия текла из ее пальцев. Ее серьги покачивались, заряд в длинных камнях изящно спускался по ее шее, мимо ключиц к рукам, пока она закрывала рану на животе Микала.

Веки Микала затрепетали. Эли держал его плечи, бледные щеки были в крови и других жидкостях. Эмме нельзя было отвлекаться. Она разглаживала плоть, символы вспыхивали алым, погружались в изорванное мясо, язык Исцеления слушался ее губ, произносящих слоги. Он была не из Белых, чья Дисциплина усиливала исцеление. Она была даже не из Серых, искателей равновесия. Нет. Дисциплина Эммы была Черной, первобытные силы были такими большими, что не думали о мелочах, типа разорванной кожи и мышц.

В этот миг ей было все равно. Исцеление сработает, она так решила. Непослушания не будет. Плоть соединилась, искра жизни ответила сильнее, чем она думала, и глаза Микала раскрылись, желтые радужки сияли огнем. Он закричал, протяжный бесформенный звук был схож с громом, она села на пятки. Кирпичная пыль сыпалась на ее лицо, Левеллин пробил стену, спеша убежать от нее.

«И он убежит», — мрачно подумала она. Но сперва то, что важнее. Она подняла голову и встретилась взглядом с Эли. Младший Щит был очень бледным и с большими глазами. По-детски, но она не могла дать ему задание.

— Он исцелится, — тяжело сказала она. — Слушай меня внимательно, Щит.

— Слышу, — ответил автоматически Эли. Он был хорошо обучен, но без воображения. Глаза Микала закрылись, он обмяк, в крови, но целый, в руках другого Щита. Тело Грейсона было разорвано, диван — перевернут и разбит на куски. Она не помнила, когда во время дуэли это произошло.

Не важно. Микал был жив, и этого хватало. Ее долг тяжело давил на плечи.

— Ему нужно во дворец Святого Джеймса. Скажи тому, кто на страже, что тебя послал Рейвен. Тебя отправят к определенному человеку. Скажи ему, что лорд Селвита жив, что он — предатель. Скажи «Динас Эмрюс». Опиши тому человеку все, что увидел, слово в слово, и Микал добавит свои наблюдения. Там и оставайся, охраняй того человека своей жизнью. Мои указания ясны, Щит?

— Да, — Эли сглотнул. Его одежда была в плохом состоянии, все они были в грязи, лица тоже были в пыли. — Прима, куда…

Он спрашивал ее.

— Тише. Я отправлюсь за лордом Селвита, — она замолчала, решив, что ему нужно было объяснить больше. Он только вступил в игру. — Эли, я хочу открыть врата своей Дисциплины. Микал путь будет здесь, пока он не исцелится достаточно для пути, — она сделала паузу длиннее, коснулась щеки Щита. Ее пальцы оставили кровавый след на пыли. — Я… не хочу, чтобы он это видел. И ты тоже, — добавила она запоздало и не дала себе продолжить.

«Если он не доберется до Святого Джеймса целым, если кто-то ранит его по пути, я тебя найду. То, что я сделаю с Левеллином, будет милосердием по сравнению с твоим страданием».

Но это было не совсем правильно. Она убрала руку и встала, прогоняя пыль и грязь с треском очищающих чар.

Следы разрушения усеивали стены, весь дом дрожал после дуэли. Участки стен были из стекла или гладкого железа, падали чернильные перья, нерациональность изменила обычные вещи. Влага капала с потолков, капли поднимались с пола в некоторых местах. Сила притяжения была побеспокоена, и нерациональность еще не скоро утечет отсюда к другим магам в округе.

Она прошла через стену, тряся головой, когда края дыры в кирпичах дрогнули. Они стали красной шелковой бахромой, что трепетала в тумане и без ветра, касалась ее щек и ладоней зловещими поцелуями.

Левеллин и его оставшиеся Щиты отправились в конюшни. Как канцлер, Грейсон имел право ездить с грифонами в карете по делам государства, пока он платил за их содержание.

И, конечно, с его Щитами лорд Селвита ускорит побег на этих существах.

«Я сильно его напугала».

Они замерли, чтобы сменить лошадей на грифонов. Куски лошадиной плоти усеивали загон, по носу ударили запахи отходов и медной крови. На полу были кусочки кости. У Грейсона была коллекция, но все механические лошади стали кусками костей, металла и мяса.

«Не важно, Эмма. Пора».

Она встала, сжимая кулаками изорванные юбки. Видение изломанного тела Микала встало перед ней, она с усилием отогнала его, проступил пот. Пыль стала липкой, и она боролась за власть над силой, растущей в ней.

Когда она совладала с собой, Эмма оглядела конюшню, словно видела впервые.

«Смерть здесь».

Очень хорошо. Она была из Эндора, и пора было напомнить Левеллину Гвинфуду об этом. Если он доберется до пункта назначения, приступит к следующему шагу, о котором она догадывалась, ее королева будет в опасности.

Эмме Бэннон, Главной, эта мысль не нравилась. Она вдохнула, отогнала все о себе, повернулась к запертой двери в глубине себя.

И ее Дисциплина… развернулась.

Эта магия была меньше, сила хранилась и обновлялась с каждым Приливом. Там была Дисциплина, освобождение силы не слушалось волшебника. Оно просто было, сила вылетала из ворот, вдруг открытых для нее, пока сила проводника не угасала. Когда врата закрывались, мир менялся.

И была опасность потерять себя.

Яростный цветок расцвел в ней, его шипы были в гниющей пыли, земля ощущалась во рту. Пятна проказы покрыли ее кожу, появился вкус костей и горечь пепла.

— Аула наат гиг, — прокричала она Язык, что был старее Исцеления, и заклинание обрело форму, вырвалось из нее. Магия поднималась, чистая и без оков.

Кости, мясо и металл на полу загона… подрагивали.

Глава тридцать первая

Погоня

Хорошо, что мисс Бэннон оставила им кошелек с деньгами. Цена за лошадей до Верхнего Хардреса была кошмарной. Людовико сказал об этом, и договориться было сложнее, чем Клэр ожидал, Людовику нравилось спорить больше, чем было вежливо. Неаполитанца назвали грязным цыганом, и он только подтвердил бранное слово, не вовремя ругаясь. Зигмунд, конечно, не помогал, баварца могли обмануть во всем, и это было без вмешательства убийцы. Клэр с большим терпением смог заключить сделку в вежливом разговоре.

И все же они помчались верхом на рассвете над утесами Довера, через полчаса они были за городом.

Дорогу окружало зеленое и серое, размываясь в пути, Клэр смотрел вперед, уравнения наполняли его ментальный котел до краев. Модель не давалась. Он не знал, что сделал Трокмортон, а были и другие влияния — он прочел монографию Родерика Смита про логические модели, но уравнения напоминали примеры Смита как ноготь шестеренку.