– Одного «и так далее» достаточно.

– Кстати, Дом народного творчества сегодня цветет – обратите внимание на эти огромные розовые цветы, чудеса бионической наноинженерии и заодно органы размножения нанопланта.

– Слушай, я не на экскурсии. Я только что вернулся домой из трехгодичной космической командировки. У меня, кстати, в системе Юпитера, робот был, считай, лучшим другом. Я сделал апгрейд ржавому робопогрузчику, поставил ему новую кубитовую матрицу на место развалившихся спинтронных мозгов – и, скажу прямо, сознательности у него оказалось побольше, чем у некоторых граждан... Забот у меня здесь, похоже, не меньше, чем в космосе.

– Что касается забот, можете полностью рассчитывать на меня. Интеллектуальные системы – лучшие друзья человека. Командир, а правда, что космос лучше осваивать роботами и прочими автоматами, чем людьми?

– Проще, но не лучше. Для людей не лучше.

– Командир, а как вы думаете, с какой целью по главной улице искусственного острова Петроградский-7 бежит субъект типа женщина 25–30 лет, не более 60 килограммов веса, волосы красные? Сразу видно, провинциалка. А её будто преследуют персоны, которых я однозначно охарактеризовать не могу. Это роботехи-андроиды – с вероятностью 0,3, синтетические бионические организмы, именуемые также биомехами – с вероятностью 0,5, люди с отредактированным геномом – с вероятностью 0,7.

– Подсчитывай вероятности молча. И не напоминай мне про воздушный коридор, потому что я снижаюсь. Блин, это твое корыто почти не маневрирует.

– Командир, это же не истребитель. Но я сейчас уберу программные заглушки на угол крена и угол тангажа.

– Держись за свои болты. Я почти что пикирую.

Красноволоска уже устала, она не бежала, а ковыляла, задыхаясь. Надо будет сесть прямо перед ней, заложив крутой вираж и быстро изменив вектор тяги. Кажется, там есть пространство для этого.

Однако на высоте пяти метров, прямо на вираже, аэрокар словно врезался в невидимую преграду, которая отшвырнула его, как волейбольная сетка отшвыривает мяч. Никольский успел рвануть на себе дроссельный рычаг и следом случилась такая круговерть, что бутерброд, съеденный в Пулково-5, едва не выскочил наружу, поздороваться. Аэрокар бросило в стену одного дома, потом другого, и, наконец, зажало между двумя киосками в виде бананов… Кажется, ничего сломано. Или только чуть-чуть.

– Ты как? – спросил Никольский у роботеха-пилота, сплюнув кровь, натекшую в носоглотку.

– Терпимо. Идите, товарищ капитан III ранга, у меня все равно нет ни ног, ни рук. Возьмите из бардачка оружие, его оставил один клиент, впавший в наркологическую кому по время поездки. Я отчего-то решил его сохранить. Вот, пригодилось.

А пистолет этот оказался неплохой штучкой. Прицел с оптико-электронным детектором – для работы в сумраке по малозаметным целям – легко подсоединился через персональный скин-конннектор и дал картинку дополненной реальности, контуры целей и расстояния до них. В магазине – лепестковые пули для разрушения вязкой среды вроде кевларо-гелевой «жидкой» брони.

Никольский правильно сделал, что не подбежал сразу к упавшей женщине – на фоне багрового небосвода он хорошо различал контуры преследователей, а в дополненной реальности, благодаря детектору, были видны и нитевидные гифы, которые вертелись как змеи на голове Горгоны. С первых двух выстрелов офицер снял двух «блох» – а как еще назовешь этих типов, если они прыгают с фасада на фасад, и с крыши на крышу.

Пора. Он рванул к Красноволоске, но вовремя уловил, что уже стал мишенью, упал и проехал на животе еще несколько метров. Еще одним выстрелом пришиб «блоху», готовящуюся прыгнуть на него с фасада дома – нечего из себя горгулью изображать.

– Идти можешь? – обратился он к женщине, и, не дожидаясь ответа – она явно в ступоре – потащил ее за руку к укрытию. Не успел – перед ним возник монстр. Одежонка хипстера, заострившееся лицо и шея, под которой словно ходят узлы. Его грудная клетка вдруг распахнулась, стала зевом и извергла поток слизи, прошитый жесткими нитями гифов. Никольский выстрелил – мимо. Гифы, уцепившиеся за карниз, успели подбросить монстра вверх. Еще выстрел – опять мимо, цель рывком поменяла местоположение. Тут Никольский почувствовал, что влип; гифы оплели его. И зев приближается, и кости грудной клетки у монстра раскрываются, как челюсти или клещи.

Удрать уже не получится, остается использовать преимущества противника против него самого. Никольский схватил мусорный бачок, дал себя подтянуть и зашвырнул его в зев. Теперь уже не промахнулся. И противник поперхнулся, от неожиданности ослабил хватку.

Оставив ему ботинок и штаны, Никольский потащил красноволосую за руку; теперь, главное, не ошибиться направлением.

– Хватит мне руку выдергивать, я сама могу, – засопротивлялась она. – И вообще у вас вид неприличный.

– Ничего особенного, древнегреческий вид.

Еще пяток «блох», казалось, бежали прямо по сумрачному воздуху – гифы пересекали улицу во всех направлениях. А еще по ней текла струйка топлива из проломленного бака аэрокара.

– Я сейчас включу продув и оно брызнет, – сообщил роботех-пилот. – Вам, командир, останется только поджечь. Этим вы не убьете меня. Я, то есть мы, существуем не в отдельном теле, а в более широком информационном пространстве, где хранятся и развиваются математические модели нашего мышления. Мы еще встретимся.

– Спасибо, друг, – и Никольский извлек крохотный огонек из своей зажигалки. Мгновением спустя вспыхнули брызги и струи топлива; гифы ненадолго стали цепочками искорок, а затем обратились в черную труху. Скакавшие по воздуху «блохи» с разгона въехали в витрину рыбного магазина, и, пробив ее, завязли в геле, изображавшем морскую стихию.

А Никольский пустился вдогонку за женщиной – как выяснилось, она всё-таки умела быстро бегать. И вряд ли бы догнал, если бы улочка не уткнулась в пристань – десяток пирсов поблизости, но ни одного общественного катера или даже лодчонки. Придется угонять чужое плавсредство.

Спустя десять минут понял, что угнал правильную яхту. Мотор у нее заглох, отреагировав на угон, зато парус был не современный роторный, с компьютерным управлением, а по старинке. Умению ловить ветер Никольский учился на парусной практике после первого курса в Морском корпусе – еще кадетишкой. Кое-что сохранилось в памяти.

– Женщина, сядьте ближе к корме, к румпелю, а то выбросит за борт гиком, – предупредил он.

– Какая я тебе нафиг «женщина»? Я пока еще в сорок второй влезаю. Меня, кстати, Анастасия зовут, – огрызнулась она. – И не выбросит, смотри, какая оттяжка у гика короткая.

– Да ты морячка, Настя.

– Скорее подводница. А вы тоже мутант, как и те?

– Про тех ты мне расскажешь чуть позже. А пока наслаждайся видами.

– Чтобы не видеть вашего древнегреческого вида.

– Типа того. За нами третий сектор питерской лагуны: бионика, подражание природе, наноплантовые небоскребы-растения, смахивающие на дуб и ель, огурец, кочан капусты, репку – та самую, которую посадил дедка. А перед нами четвертый сектор, здания эпохи космоконструктивизма – они более старые. Глянцевые криволинейные поверхности, напоминающие планеты, кольца вокруг них, даже черные дыры и птолемеевы сферы, геодезики, бакиболы, подражание тому, что представляли писатели-фантасты прошлого века. А в южной части лагуны – самое интересное, словно поднявшиеся из воды терема морского царя – штабы компаний, занимающимся добычей и производством на шельфе.

Они проплывали между корпусами Института Прошлого и Будущего. Сейчас, в вечернем сумраке, они светились голографическим огнями социальной рекламы. И казалось, что прекрасная космонавтка трехсотметрового роста, готовая к терраформированию Марса, сейчас поставит им крупногабаритный сапожок на голову. Не она, так столь же прекрасный трехсотметровый витязь, идущий на бой с рыцарями-разбойниками.

– У меня там предки, в смысле, мать с отцом на Марсе, возле горы Элизий обитают. До терраформирования дело еще не дошло, но наши маленькие друзья – внесенные в почву бактерии и водоросли с нужной программкой в геноме – уже производят кислород и углекислоту, – сказал Никольский Насте, чтобы она немного расслабилась.