Смирив гордость, Олег послал к братьям своих бояр говорить о мире. Святополк потребовал, чтобы Олег вышел из города вместе со своими ближними людьми; при этом великий князь обнадёжил Олега, что вреда ему не будет никакого.

И вот они сидят друг против друга в Святополковом шатре — Олег и Владимир Мономах. Олег тих и мрачен, он не поднимает глаз, на всё соглашается, а братья вершат над ним приговор. При каждом резком движении в дверях Олег вздрагивает, растерянно оглядывается. Вот так же не раз прежде на переговорах русские князья поднимали на мечи своих братьев и племянников.

Но переговоры идут спокойно, и напряжение в шатре спадает. Святополк и Мономах лишают Олега Чернигова, но оставляют город за Святославичами — кто там будет сидеть, определит съезд князей. Младшим Святославичам отдают Северу и Тмутаракань.

Ещё прежде братья договорились, что Олегу ради его беспокойного нрава, союза с половцами и многих несчастий, которые он принёс Русской земле, братья определили лесной Муром. Пока же они указали ехать к брату Давыду в Смоленск.

Теперь, кажется, вновь стала подниматься звезда Мономаха. Снова в его руках были и Новгород, и Ростов, и Суздаль. Чернигов же без князя неопасен. Его возвращение в руки Мономаха было вопросом Бремени.

Братья потребовали от Олега, чтобы он после этой войны в будущем году ехал бы вместо с остальными князьями в Киев для разбора всех распрей и объединения сил против половцев. Олег здесь же, в шатре, целовал на том крест.

Мономах смотрел, как Олег соглашался на всё, что говорили ему князья, как быстро, будто нехотя, целовал тяжёлый серебряный крест, поданный ему переяславским попом, и донимал, что война с черниговским князем только начиналась, что много ещё несчастий принесёт их котора с Олегом, несчастий и всему Ярославову роду, и Русской земле.

Олег, по-прежнему не поднимая глаз, встал, небрежно попрощался с братьями и быстро вышел из шатра. Снаружи долетели резкие вскрики всадников, всхрап коней и топот копыт. Олег уходил в сторону Смоленска, и где он появится в ближайшие недели и что от него можно было ожидать, этого не знал никто.

Радостный, ходил по шатру Святополк. Он впервые одержал верх над сильным соперником, в его городе будет большой съезд князей, Мономах честно, по-братски принимает его за великого князя, а иметь такого союзника, как Мономах, — это большая удача. Вот и сейчас Владимир не потребовал себе Чернигова, а уступил его Святославичам.

А Мономах задумчиво смотрел на горящие свечи, следил за качанием слабых жёлтых огоньков, думал о будущем. О своих переяславских делах, о сыновьях, о ничейном пока Чернигове и о том, что не сможет он пока в обход Святославичей взять Чернигов и выдержать новый позор и изгон, если Святославичи одержат верх, а это вовсе нельзя исключать, потому что в Чернигове ещё слишком много противников и Всеволода, и его самого. Ждать и только ждать, копить силы, убирать этих волков с дороги одного за другим, не выступать против всея стаи. Он повернулся в сторону Святополка, мягко улыбнулся ему, вглядываясь в лицо великого князя спокойными светлыми глазами, неторопливо пригладил волосы, чувствуя уже в который раз под руками их редеющий строи.

От Стародуба Мономах, минуя Чернигов, направился в Переяславль.

Он благополучно добрался до своего стольного города и весь ушёл в хозяйство. Всю весну князь пробыл в походе и теперь ежедневно объезжал свои сельские владения. Он соскучился по запаху вспаханной земли, по звонкой зелени первых робких всходов, по липкой юной листве. Копь носил его из села в село, от одного княжеского двора до другого; тиуны с поклоном встречали хозяина, докладывали о полевых работах, о том, как работают на земле смерды, закупы, рядовичи, как исправляет своё дело челядь. Князь слушал тиунов, проверял их слова, смотрел, считал, промерял. Одновременно он судил людей, разбирал споры и тяжбы, накладывал наказания. И всё это доставляло ему большое удовлетворение. Позднее он напишет в своём «Поучении», как любил он этот повседневный хозяйский труд.

По вечерам он шёл в прежнюю палату отца, склонялся над его книгами. Раньше он бывал здесь наездами, а когда оставался на более долгие сроки, то либо сидел в осаде от половцев, либо сам гонялся за ними от городка к городку.

Теперь Владимир не торопясь перелистывал тяжёлые жёлтые страницы огромной книги, что лежала на столе в палате Всеволода. «Девгенево деяние». Раньше он видел её лишь издали, а вот теперь в эти дни жизни в Переяславле впервые прикоснулся к ней. Он читал строку за строкой и безмерно удивлялся: сколь много общего было у этого греческого отрока Девгения — воииа-акрита, богатыря, охранявшего византийские границы, и у него, русского князя, сидящего здесь, на дальнем русском рубеже. Только ведь Девгений был истинный богатырь, не то что он, смертный, — на двенадцатом году тот мечом играл, а на тринадцатом году — копьём; в четырнадцать же всех зверей одолел — и медведя, и лося, и льва.

Мономах читал, вспоминал русские сказания про Илью Муромца и других богатырей и удивлялся тому, как похожи витязи у разных народов, как близки они по духу своему и силе богатырской, которую употребляют для человеческой пользы…

Чтение отвлекало от повседневной суеты, заставляло задумываться над былым, настоящим и будущим, помогало взглянуть на мир широким взглядом. Он закрывал книгу, вновь медленно возвращался к своим прежним мыслям.

Но особенно любил Мономах читать недавно привезённую ему из Киева только что переведённую с греческого и записанную по-славянски «Александрию» — жизнеописание в ста трёх главах великого воина и владыки Александра Македонского, сына царя Филиппа. Целый древний неведомый мир вдруг возникал перед ним — Македония и Фессалия, Вавилон и Египет, Сирия и Парсия, и в этом мире жили, воевали, мирились люди больших страстей — Филипп и его жена Олимпиада, сам Александр и: персидский царь Дарий. Читая «Александрию», он каждый раз удивлялся смелости Александра Македонского, пришедшего под видом посла к своему злейшему врагу Дарию и возлежавшего рядом с ним на пиру. И сердце Владимира сжималось от какого-то смутного горького чувства, когда строки книги поведывали о заговоре против Александра Антипатра и о смерти македонского царя.

Это было так давно, а страсти людские были сегодняшними. Так же люди завидовали друг другу и ненавидели один другого, боялись и порицали героя и с такой же звериной злобой брали друг друга за горло, едва заходила речь о власти, этой страшной притягательной силе, неотвратимо убивающей людей из поколения в поколение. Разве не так же вот сгорел Святослав, сгиб от рук убийцы Ярополк Изяславич, и что ещё ждёт и его самого, и его сыновей в этой ужасной борьбе, в этом нескончаемом стремительном беге.

Спокойствие длилось недолго. Вскоре стало известно, что смоляне не приняли Олега и он ушёл в Рязань, откуда теперь грозил Мурому и другим городам, тянущим к Мономаховым владениям. И тут же, нарушив мир, к Киеву вышел половецкий хан Боняк. Половцы повоевали сёла и городки около Киева и овладели селом Берестовом, где издавна был загородный двор великих князей киевских. Двор они ограбили и сожгли и в тот же день ушли к своим вежам. Одновременно к Переяславлю вышел хан Куря и ограбил и пожёг сёла вокруг города.

Наконец к Переяславлю вышел тесть Святополка Тугоркан. То ли снова призывал половцев Олег против своих двоюродных братьев, то ли узнали половцы о которе между русскими князьями, то ли мстили за недавний выход Святополка и Мономаха к Тугоркановым станам, только Переяславль снова уже в который раз за последние годы был в осаде.

Теперь тревога снова шла по русским землям. Смерды бежали в города, а города наглухо закрывались, запасали еству и питьё, приготавливались к новым сидениям.

В день выхода Тугоркана Мономах был в Киеве, где жила Всеволодова вдова Анна, которую Владимир нередко навещал, привозил ей подарки из Переяславля. Стоял в Киеве и его двор, а вокруг лежали Всеволодовы сёла и монастырь, заботу о которых взял теперь на себя Владимир. Особенно он любил бывать на Выдубечах. Здешний монастырь он считал своим родовым. Здесь его принимали как хозяина, долгими годами записывали предания Всеволодова дома, положили начало летописи жизни Владимира Мономаха и всего его корня. И вот теперь гонец из Переяславля нашёл его в келье игумена Выдубицкого монастыря и известил о нападении половцев на Переяславль.