Отойдя примерно метров на тридцать вглубь леса, он взял курс параллельно дороге, считая шаги. Примерно каждые пятьдесят шагов шипя от боли приходилось поправлять сползающею повязку. Отсчитав двести шагов пройденных вдоль дороги и в очередной раз поправив повязку и обматерив дурную голову которая ногам покоя не дает, осторожно ступая Дед стал приближаться к обочине. Расчет оказался верен — еще не видя противника, он услышал пшекающую скороговорку и звуки работающих двигателей. Пройдя еще несколько шагов, стал осматривать местность на предмет обустройства огневой точки. Ничего даже близко подходящего не было: высокая трава исключала стрельбу лежа, а тощие стволы деревьев служили плохой защитой от пуль при других способах ведения огня. Ситуация разрешилась сама собой — машины врага, все пять, стали выруливать с обочины. Подскочив к ближайшему дереву — пусть иллюзорная, но защита, да и опереться есть на что — он открыл огонь. Отсекая по две короткие очереди на каждое авто, метя в первую очередь в водителя, в мгновение ока опустошил магазин. Отбросив ставший бесполезным калаш в сторону, пригнувшись бросился что было силы в глубь леса. Пробежав метров семьдесят, заметил поросший мхом выворотень и яму образованную его вырванным корнем. От попавшей внутрь гранаты такой окоп не поможет, но лучше все равно не найти. Заняв позицию и изготовившись к стрельбе, Дед заметил как начали подергивается мышцы рук, стала кружиться голова и подступила тошнота. Поначалу он принял это за адреналиновый откат, но когда начали мерзнуть ноги, быстро глянул на рану. Повязки не было — наверно во время бега сползла, а выпавший тампон ослабил ее окончательно и она потерялась. Появившееся симптомы говорили о кровопотере до литра — это еще не критично, но уже на грани обмороков — и поэтому отложив Беретту, Дед срочно и всерьез занялся раной. Сняв джинсовку и рубаху, разорвал последнюю на лоскуты и тщательно по всем правилам перевязал рану. После перевязки узкие, пропитанные кровью джинсы одевать не стал, а так в трусах и джинсовке на голое тело побрел в сторону расстрелянного конвоя. Замедленная реакция и головокружение сыграли с ним злую шутку, чуть не утопив его в мелкой по колено болотине, из которой он выбрался перепачканный в грязи как черт. Подоспевшая подмога не узнав Деда чуть было не пристрелила, но поскольку он больше всего напоминал безобидного, пьяного в дым грибника-эксгибициониста после посещения грязелечебницы, то ему просто на всякий случай дали в морду.

Очнулся Краснов судя по запахам и капельнице у изголовья в больнице, а значит все хорошо, и… — недодумав мысль, он заснул. Проснулся от запаха приятного парфюма и бархатистого с легкой хрипотцой женского голоса.

— Рефлексы у вас в норме и если кость срастется без осложнений, то рука у вас будет как новенькая, а сейчас покажите язык….

Повернув голову на источник звука, Краснову открылось чудесное видение — обтянутая белоснежным накрахмаленным халатиком чудесная женская попка, идеальная, словно выведенная по циркулю. Он не понял как такое получилось, но рука помимо его воли как бы сама погладила по прекрасным окружностям. Реакция последовала незамедлительно — резко развернувшись, хозяйка прелестных окружностей схватив с прикроватной тумбочки фанерный планшет с прикрепленной к нему историей болезни, врезала им Деда по лбу.

— Извините, доктор, это случайно получилось. — Краснея, и потирая лоб, промямлил он. — Я очень сожалею.

— Я тоже сожалею, больной. — Причем слово БОЛЬНОЙ было произнесено с большой буквы, а судя по взгляду сожалела она лишь о том, что в ее руках оказалась легкая фанерка, а не чугунная сковородка. — Но постарайтесь быть сдержанней.

Но какова! Нордическая блондинка, васильковые глаза, которые сейчас метали молнии, норковые брови и ресницы, большой рот с четко очерченными пухлыми губами, прямой нос и нежная без единого изъяна кожа — Фрейя (богиня любви сканд.) в своей воинственной ипостаси.

— Хорошо, доктор. Но согласитесь, что моя несдержанность показала что мои рефлексы в норме. — С такой деткой как эта мямлить бесперспективно, и поэтому Дед пошел в атаку. — Вы согласны?

— То что рефлексы в норме — да, но то что ваш инстинкт самосохранения пострадал, тоже ясно. — Сделав задумчивый вид, она добавила. — Чтоб его восстановить, придется вам назначить семиведерную клизму — три раза в день до еды. Пожалуй, пока будет достаточно…

— Доктор, а вы интернатуру случайно не в Бухенвальде проходили?

— Нет. Но моя бабка чистая немка, так что гены еще те. И заканчивайте базар, а то кроме клизм пропишу вам еще снотворное и слабительное перед сном — тоже эффективное средство, знаете ли.

— Яволь, майн Фюрер! — Сделав, воодушевленно-дибильную физиономию, Краснов вытянул руку в нацистском приветствии. — А могу я узнать имя фрау?

— Фройляйн. — Поправила она. — Пока не заслужили, но посмотрю на ваше поведение.

— А у фройляйн есть телефон? Вы не думайте чего, я на самом деле очень сдержанный, это только на случай если клизмы не помогут.

— Я думаю что надо поинтересоваться в приемном покое почему в хирургию направляют душевнобольных с манией величия.

С этими словами богиня покинула больничную палату, оставив после себя аромат предвкушения. На соседней койке кто-то то ли рыдал, то ли ржал, засунув себе в рот приличный кусок одеяла. Как выяснилось, это был Слава-Гонщик, а ржал он от того, что представил как после клизмы Краснов с выпученными глазами на костылях несется по больничному коридору в сторону туалета сметая все на своем пути, и так три раза в день. Попеняв Деду на то что не прошло и суток как ему зашили брюхо и смеяться и напрягать его нельзя, а тут такое представление похлеще цирка, он рассказал все что пропустил Краснов, находясь в отключке. Ну во первых его кроме как Саней-Терминатором никто не называет, и число его личных покойников, не считая раненых, позже допрошенных и ликвидированных, равно тринадцати, что по странному совпадению равно количеству наших погибших в засаде. Позвонивший позже Егор назвал его в связи этим совпадением — Сашиэль (Ангел справедливости) — что тоже было странным совпадением с его именем — Саша.

Провалявшись неделю на больничной койке и уладив кое-какие дела, махнул на две недели в Турцию. Путевку на двоих в качестве поощрения и как реабилитацию после ранения вручил «директор» местного филиала. Сопровождала его в этой поездке фройляйн Хелен или попросту Лена, которой Краснов перед выпиской из больницы сделал предложение. Лена родила ему двух детей — мальчик и еще мальчик и стала верной спутницей до конца его жизни. Пока Дед на средиземноморском побережье наслаждался каждым мгновением проведенным со своей фрау, война в Калининграде закончилась. Бывший лидер враждебной группировки «застрелился» в люксовом номере одной из гостиниц Лондона, перед этим «застрелив» своего телохранителя. Его преемник видимо придерживался взглядов Шафутинского что лучше быть богатым и здоровым, лучше водку пить чем воевать — и на одной из стрелок враждующие стороны поделили рынки сбыта и заключили мир. Как и было обговорено, Краснов выбрал себе машину — это была двухгодовалая бэха-семерка, черная, тонированная, с кожаным салоном и двумя сотнями лошадок под капотом. Выбирать авто помог Слава и под его неусыпным контролем машину полностью перетряхнули и заменили все детали вызывающие сомнения.

На рынок Дед не вернулся — по возвращению его ждало место инструктора по проведению силовых операций, а немного позже заместителя начальника службы безопасности по оперативной работе. В чем заключалась его работа распространяться не стал, только сказал, что своему принципу справедливости он ни разу не изменил, хотя за это мог лишиться не только должности, и к этому все и вело, но не успел.