Юноша рассказал дяде про клад. И про то что одного только золота столько что и силач не поднимет, а драгоценных камней столько что и в ведро не поместятся. Гуфар и верил и не верил, но выслушав до конца рассказ племянника решил что если даже мальчик «случайно» в два раза преувеличил размер клада, все равно это неслыханное богатство. За кладом решено было отправляется на «Саффане» как на самом надежном судне. А оно вернется из Индии не раньше чем через два с половиной — три месяца. Как раз за это время можно успеть закончить все важные дела в Багдаде, перебраться в Басру и подготовить там не торопясь попутный груз. Самбук прибыл как по расписанию, пока шли разгрузочно-погрузочные работы сменили потрепанный такелаж и парус на гроте. Через три недели после прихода в Басру, обновленная и полностью готовая к рейсу «Саффана» взяла курс на восток.

После того как самбук был полностью выгружен в Пахарпуре, он в балласте вышел из гавани и взял курс вдоль побережья на север. Команде ничего не объясняли, но раздавшийся слушок что это задание Аль-Барид (почтовое ведомство Халифата совмещающие службу внешней разведки) устраивал всех. Судно встало на рейде возле рыбацкой деревушки в пятнадцати километрах от заветного пляжа. Гребцам шлюпки которые доставили Искандера с дядей на берег было сказано, что эта деревня контрабандистов и если они начнут задавать вопросы, то им сразу же отрежут языки. Мера была излишняя — выбранные для поездки матросы ни бельмеса не понимали на санскрите, а для деревенских арабский был и вовсе тарабарщиной. Купцы переговорив с двумя «контрабандистами» — владельцами небольшой лодки с парусом сшитым из пальмовых листьев (такие паруса используются в юго-восточной Азии до сих пор) — перегрузили на нее шесть заранее приготовленных ящиков и отбыли с ними в неизвестном направлении. К полудню следующего дня «контрабандисты» доставили купцов с потяжелевшими ящиками на судно, а сами получив расчет, довольные (еще бы — получить за сутки безделья сумму, превышающею заработок за месяц упорного труда) отбыли не попрощавшись. Ящики перенесли в каюту Гуфара которую он делил с племянником и продолжили рейс. Обратный путь в Халифат показался Искандеру очень длинным и однообразным. Чтоб отвлечься, он часто выходил на палубу и работал с такелажем, наравне с другими матросами не уступая им в мастерстве. Когда проходили Цейлон, юноше исполнилось девятнадцать. Далее до самого шторма ничего не менялось — сплошная рутина. И вот наконец финальный аккорд воспоминаний Искандера — очередная вспышка молнии освещает нависшую волну — чтоб увидеть гребень которой, ему приходится высоко задрать голову. Делает порывистое движение чтоб ухватится за фальшборт до которого не более двух метров, но не успевает — страшный удар, звон в ушах, темнота.

Часть Вторая

— Искандер, ты что не слушаешь меня? — все также полушепотом проговорил дядя.

— Д я все слышу! Пока шаити гналась за нами — Джабаль, двое матросов и ты перенесли ящики в трюм и расчистили его часть. — Также полушепотом ответил я.

— Ну да. Я вскрыл пайол (доски настеленные поверх балласта) и спрятал сокровища среди балласта (балласт — как правило крупные валуны уложенные между шпангоутами и раскрепленные мелким щебнем и песком), засыпал все песком, потом велел выбросить за борт наполненные щебнем ящики и заполнить грузом свободное пространство трюма.

— Дядя, а зачем ты соврал капитану? У нас же нет торгового дома в Серифе.

— Потому что Сериф всего в трех-четырех днях пути — обещанное серебро того стоит. Вот только оставлять нас в живых он бы в любом случае не стал. Я его узнал — он сын одного из наибов эмира Маската. Лет десять назад мы с Али Аббасом были в доме его отца. Тогда он еще возглавлял местный ал-джунд (служба ведавшая оснащением и вооружением войска) и мы попытались поучаствовать в поставках вооружения. Подарки он принял, но вопрос как помню не решился. Его сыну тогда было примерно лет двадцать пять и представил он его как морского офицера. Так что все сходится — не знаю в каких отношениях капитан со своим отцом сейчас, но влиятельные свидетели его преступлений из столицы ему точно не нужны. А своей ложью я купил несколько дней жизни для себя и возможность побега для своего племянника. Ведь ты говорил, что плаваешь как….

— Эй! Старик! — Голос вахтенного прервал наш диалог. — Тебе что, всегда нужно дать пинка чтоб вспомнил о своих обязанностях?

— Нет уважаемый, уже иду. — Подхватив ведро, дядя поспешил к колодцу. А у меня появилось время подумать.

Значит так Саня: если ты сейчас не лежишь в психушке, то ты сказочно богат и у тебя такая вилла на средиземноморском побережье, что обзавидуются все члены политбюро. Твоему телу девятнадцать лет и к этим годам ты отправил на тот свет хренову тучу людей. И еще хренова туча людей стоит между тобой и твоим богатством, и жить тебе осталось если не включишь мозги две недели. Вот если попробовать прием Искандера — выбить из суставов большие пальцы кистей рук и освободится от колодки, то до берега я доплыву по любому, но опять же — сокровища и дядя, да и шлюпка наверняка на воде. А если попробовать ночью, по-тихому помножить на ноль бандюганов и увести самбук. Вообще бредовая идея — вдвоем с дядей даже парус не поднять, а чтобы мало-мальски управлять «Саффаной» нужно человек восемь, никак не меньше, да и дозорные на берегу враз поднимут тревогу. Кроме всего прочего, как подсказывал опыт Искандера — призовая команда не просто бандиты, а в основном бывшие гулямы. Оказалось гулямы — это предтечи янычар, которые еще в детском возрасте (отсюда и название гулям — мальчик, раб) покупались на невольничьих рынках, после чего из них воспитывались умелые воины. Перспективные ученики обращались в ислам и становились свободными, так как по законам ислама мусульманин не мог быть рабом. Гвардия гулямов будучи чуждой коренному населению, была преданна только эмиру, превратившись в действенную силу способную противостоять как внешним так и внутренним врагам. В семье как известно не без урода, и те из них кто потерял свое место в гвардии за различные проступки, по болезни или после ранений пополняли собой различные преступные сообщества. Тот же самый Лев Триполитанский — легендарный пират тоже из гулямов.

В таком случае остается следующий вариант — ночью, когда будет как сейчас хороший ветер с моря, по-тихому убрать вахтенного, спустить дядю в шлюпку и перерезать якорный канат. Берег — сплошь скалы, и если остальные очухаются нескоро — то самбуку хана, главное хорошо запомнить место где он затонет и дождавшись когда пираты уберутся, понырять за сокровищами вовремя отлива. Если шум поднимется раньше времени, постараться использовать темноту и неразбериху для максимального сокращения трудоспособного коллектива, или просто попытается спихнуть весла в море.

Из раздумий меня вырвала сильная боль в лодыжке. Зашипев от боли, я поднял взгляд. Ну конечно скалящая рожа Абида (это который с бельмом) наступившего мне на ногу, и такая же довольная физиономия Басма стоящего в полуметре от друга. Не знаю дружили ли они раньше, но сейчас явно сдружились против меня.

— Эй! Зачем ноги подставляешь? — Зазвучал в притворном возмущении его визгливый голос. — Хочешь чтобы уважаемые люди запнулись да?

— А ты сотри соплю с глаза, чтобы лучше видеть. — Я как можно презрительней сплюнул сквозь зубы в сторону приятелей. — А то будешь, как твой дружок с перевязанной рукой ходить и улыбается беззубым ртом.

Улыбки на рожах приятелей исчезли — словно ветром сдуло, уступив место звериному оскалу. Мгновение спустя на меня посыпались пинки и затрещины. Первым рухнул Басим — пальцы его правой ноги метившей мне под ребра с громким хрустом встретились с моей коленкой. Секунду спустя взвыв в полный голос от меня отскочил Абид — его кулак летящий мне в лицо, со всего маху ударил по массивной дубовой колодке. Но если бы не Фарах, легкими ушибами и синяками я бы в этот раз не отделался. Когда Абид вновь повернулся ко мне, в его глазу горело безумие а в руке сверкнула сталь. Достав свой кинжал, между нами встал Фарах.