Командир отряда Шпаковский распорядился занять круговую оборону, зарыться в землю. Двое десантников— Виктор Бойченко и Федор Федин — были посланы наблюдателями. Они пробрались на берег и, устроившись на гребне откоса, в кустах ивняка, чутко прислушивались к сонной тишине.

Еще не свыклись бойцы с местностью, как на берегу показались силуэты людей. Присмотрелись. Шли два немецких солдата в длиннополых шинелях. Они подошли к тому месту, где высаживался десант и, напав на следы сапог, остановились. Пугливо озираясь по сторонам, загалдели:

— Русс! Русс!

Но берег таил молчание. Только слышались ленивые всплески волн, ударявшие о берег.

— Можно? Только два выстрела — и не ворохнутся? — проговорил Федин.

— Постой, — стиснул его руку Бойченко. — Их надо прикончить втихую.

— Как именно?

— Очень просто. Сейчас увидишь, — и Бойченко пополз вперед.

— Т-с-с! — послышался вкрадчивый голос сзади.

Бойченко машинально повернул голову. К нему подполз Шпаковский.

— Ты что затеял?

— Немцев… Того… — сжав кулак, проговорил Бойченко.

— Эх ты!.. Голова садовая! — зашипел на него Шпаковский.

Бойченко недоуменно заморгал.

— Я давно уже слежу за ними, — промолвил Шпаковский. — Верная добыча, но возиться с ними — боже упаси!

Вражеские солдаты немного постояли у воды и пошли дальше. Когда они исчезли за откосом, лейтенант Шпаковский облегченно вздохнул:

— Ясно теперь?.. Враг не знает, что мы здесь. Нам это на руку. А если бы погнались за какими-то двумя паршивыми фрицами — натворили бы переполоху. Всю операцию могли сорвать.

Десантники наскоро построили круговую оборону, наметили места для пулеметных гнезд, запасные позиции. Уже брезжил рассвет. Вернувшиеся из разведки два солдата-лазутчика, нашли удобные проходы во вражеской обороне. Не медля ни секунды, командир отряда повел солдат на штурм неприятельских укреплений.

…Лейтенант Сергей Шпаковский очнулся утром. Он увидел над собой небритое, осунувшееся лицо Денисюка, который поддерживал его за голову. Ляликов, самый молодой в отряде разведчик, поднес командиру фляжку с водой. Шпаковский пил жадно и, точно сбросив с себя тяжелый груз, почувствовал облегчение во всем теле.

Было тихо. Над собой видел Шпаковский синее-синее небо, обложенное по горизонту кучевыми облаками. Ветер шевелил на его голове пряди растрепавшихся волос. Одежда промокла, на груди и на левом рукаве гимнастерки чернели пятна запекшейся крови. Он был ранен. Это случилось в первой атаке, когда Шпаковский, рассчитывая на внезапность, повел свой отряд на штурм вражеских позиций. Появление русских на правом берегу было полной неожиданностью для врага: вначале немцы даже не подозревали, что на их позиции прорвались советские бойцы, и только потом, услыхав знакомое русское «ура», фашисты всполошились. Но было слишком поздно. Огонь советских стрелков всюду настигал немцев, мечущихся по полю. Отряд Шпаковского в скоротечной схватке очистил вражеские траншеи, напал на огневые позиции батареи, и не успели немецкие артиллеристы открыть огонь, как отовсюду полетели гранаты, дробно застучали автоматы.

На пути отряда находилось первое правобережное селение — хутор Аулы. Шпаковский вел свой отряд прямо на хутор. С пистолетом в руке он бежал впереди цепи, не замечая, как вокруг вжикают пули и с глухим шорохом зарываются в песок осколки мин.

Неожиданно что-то обожгло тело. В первый миг Шпаковский не понял, что случилось, но, добежав до хутора, почувствовал, что ранен. Ноги подкосились, и он упал, теряя сознание. Больше часа пролежал Шпаковский, но когда пришел в себя, не мог ни встать, ни шевельнуть телом. Его перевязали. Старший сержант Денисюк, приняв на себя командование отрядом, приказал Гасрету Алиеву переправить Шпаковского на левый берег.

С первыми лучами восходящего солнца из-за ближнего перелеска, будто вспугнутая птица, взлетела ракета.

Из леса, как из мешка, высыпала вражеская пехота. И вся поляна с поблекшей осенней травой запестрела пепельно-зеленым цветом немецких мундиров. Денисюк положил на бруствер окопа гранаты и предупредил солдат: не стрелять, пока он не подаст сигнала.

Федор Денисюк расстегнул планшетку и, вынув листок бумаги, написал карандашом: «Мы, нижеподписавшиеся, коммунисты и комсомольцы, бойцы десантного отряда перешли Днепр. За рекой осталась земля, освобожденная нами, но для нас дороги назад нет. И не хотим! Не оглянемся назад! Только вперед, только на запад! Клянемся биться бесстрашно, и если потребуется — отдать жизнь за Советскую Родину! Клянемся победить!..»

Денисюк прерывающимся от волнения голосом зачитал письмо и поставил свою фамилию. Оно пошло по рукам, и все, кто был на правом берегу, торжественно скрепляли подписями свою клятву верности долгу и товариществу. Последним взял письмо самый юный в отряде солдат Ляликов. Листок дрожал в его руке.

Он окинул теплым взглядом своих друзей.

— Клянусь и я биться до последнего, — напряженным голосом проговорил Ляликов. — А если чего… Мне не страшно… Вот… Клянусь… Не страшно…

Фашисты шли в полный рост, валкими и плотными рядами.

— Не иначе как психическая, — заметил Бойченко.

— Нам все равно — психическая или какая еще! — проговорил Денисюк и в тот же миг отрывисто крикнул: — Огонь, ребята! Давай, чтоб чертям было тошно!

Будто заведенный механизм, по инерции, вражеские солдаты продолжали идти вперед. Но огонь десантников становился все плотнее и злее. Скошена первая цепь. Залегла вторая… Неприятель вынужден был остановиться и принять оборону под вихрем пуль советских стрелков.

Вслед за первой вражеской атакой, которую успешно отбил отряд, последовала вторая, третья и так беспрерывно, одна за другой… Шестую атаку фашисты предприняли одновременно с обоих флангов, пытаясь зажать горстку смельчаков в огненные тиски. Положение отряда резко осложнилось. Боец Ляликов, все время подносивший патроны, подполз к командиру отряда с ящиком боеприпасов.

— Последний… — хрипло проговорил он, вытирая желтые капли пота с лица.

— Как? И больше нет? — переспросил Денисюк.

— Последний ящик, — сокрушенно проговорил Ляликов.

Фашисты подошли близко к хутору. Послышались разгоряченные истерические голоса, ясно были видны искаженные лица врагов. Денисюк выругался и с размаху швырнул гранату. Гранат было пока вдоволь, и десантники видели в них свое спасение.

Они вошли в азарт боя. Разгоряченные и возбужденные, десантники отбивались гранатами. Возле их позиций перед окопами вразброд лежали убитые немцы, пестрели на земле оловянного цвета куртки, повсюду валялись винтовки, пистолеты, каски…

Денисюк не знал, сколько времени длится схватка и придет ли конец бою. Он был возбужден до предела: нервно дрожало все тело, губы пересохли от жажды.

Положение отряда ухудшалось. Собственно, это был уже не отряд, а горстка людей. Одни погибли, другие были ранены. Пять бойцов осталось в отряде. Но они продолжали защищать плацдарм и здесь, у хутора Аулы, продержались весь день, хотя огонь был такой, что все вокруг горело, ходуном ходила земля, и смерть была повсюду… Не в силах сломить советских десантников лобовым ударом, фашисты отошли от хутора и начали накапливать силы поодаль.

Так кончался первый день, невероятно тяжелый и страшный день 26 сентября 1943 года…

Под вечер, когда перестрелка стихла, Федор Денисюк поспешил к раненым. Он подполз к подножию невысокого холма, откуда доносились стоны раненого Ляликова. Лежа навзничь, Ляликов силился что-то сказать. Денисюк расстегнул ему ворот гимнастерки, но боец по-прежнему дышал тяжело, прерывисто. Тогда Денисюк отвязал свою флягу и дал ему выпить несколько глотков. Студеная вода привела его в сознание.

— Днепр… оставили… а? — стиснув зубы, промолвил Ляликов, и глаза его расширились от испуга.

— Нет, мы бьемся, — ответил Денисюк.

С реки, из-за синеющих вдали гор ветер донес многократно повторившийся гул орудий. В степи, точно прокатившийся по небу гром, отозвалось и растаяло гулкое эхо. Ляликов прислушался, хотел подняться, но острая боль приковала его к земле. Он посмотрел на товарища в упор, лихорадочно прошептал: «Прощайте… Я умираю на Днепре… Днепр наш…» — и затих, уронив голову на землю. Денисюк припал ухом к его груди, сердце уже не билось, только из неподвижно застывших открытых глаз выступили две крупные слезы.