Изменить стиль страницы

— Да, слышал, — ответил Трилистник. — Об этом, хоть и украдкой, все вокруг говорят. Это тоже великое событие!

— Так вот знайте, — открылась Хризантема, — я хочу помочь этому прилетевшему к нам человеку.

— А кто он? — спросил Трилистник. — Великий ученый?

— Нет, — ответила Хризантема. — Он не великий ученый. Он — обыкновенный мальчишка. Ничего в нем особенного нет. Но когда начинает говорить, кажется взрослым. Я даже не пойму, как это получается. Но все равно помочь ему некому.

— Ах, вон оно что… — в задумчивости произнес Трилистник. Он вскочил с кресла, забегал по комнате, размышляя вслух: — Что за жизнь наступила на Оранжевой звезде! Подумать только — прилетел космический корабль. Что за жизнь! Удивление, да и только! Но все равно для меня сейчас самое главное — Четвертое измерение. Ни о чем другом я думать не могу. Но понимаю — пришельцу надо помочь. Хотя бы ради науки! Ведь такой полет — тоже великое научное достижение. Я сознаю это.

Трилистник задумался. Он смотрел на Хризантему то сердито, то жалобно, но постепенно его взгляд стал твердым и каким-то далеким.

— Решено, — сказал он глухо. — Я уступаю. Помогите пришельцу, Хризантема! Кроме вас, ему никто не поможет. А мне придется идти одному. Опять одному… Но ничего не поделаешь! Простите меня, Хризантема! Мне неловко за себя. И грустно… Простите!

— Я вам очень сочувствую, — сказала Хризантема.

И Трилистник пошел в мир Четвертого измерения один.

Было это так. Он нажал на кнопку четыре раза. И в ночи под светящимися звездами пролегла куда-то вдаль бесконечная дорога. Куда она вела? Этого не было видно. Но, всмотревшись пристально, где-то очень далеко Хризантема увидела что-то похожее на зарево. И в этом зареве можно было различить очертания каких-то невероятных фигур: круглых треугольников, треугольных кругов, шарообразных многоугольников.

— Там — мир Четвертого измерения, — показал Трилистник. — Я не знаю, что он собой представляет и что меня там ждет. Знаю только, что это более сложный мир, чем наш. И до него надо пройти эту дорогу. А она кажется бесконечной…

И он пошел по этой бесконечной дороге. А Хризантема смотрела, как Трилистник уходит. Он несколько раз останавливался, оглядывался, как будто надеясь, что она пойдет за ним.

Но она не пошла. Только помахала ему рукой. Он тоже махнул ей, пошел быстрее и больше уже не оглянулся.

Его одинокая фигура становилась все меньше и меньше. И постепенно совсем затерялась в темной дали. «Хоть бы он дошел до своего Четвертого измерения, — подумала с грустью Хризантема. — И пусть ему будет там хорошо. Я очень хочу, чтобы ему было там хорошо».

Она выключила экран. Взяла ключ, оставленный на столе Трилистником, открыла дверь и вышла на улицу. Еще только начинало рассветать.

Хризантема шла по пустынной улице и все время вспоминала одну и ту же картину: где-то далеко-далеко полыхает зарево Четвертого измерения, а по пустынной бесконечной дороге удаляется одинокая фигура Трилистника.

Глава шестая

Утром в башне

Настало мое четвертое утро на Оранжевой звезде. Все это время я заперт в башне. Мой космический корабль по-прежнему находится на площади перед дворцом и отчетливо виден мне из окон.

Когда я подлетал на нем к Оранжевой звезде, то радовался. А теперь мне совсем не радостно. Даже наоборот — тоскливо.

Зачем я здесь? Хочу на Землю. Хочу быть вместе со всеми — с мальчишками и девчонками из нашего двора. Хочу бегать и играть. Загорать на солнце. Купаться в реке. Хочу на Землю.

На Оранжевой звезде все оказалось не так, как я себе представлял. Вот и сижу теперь запертый в башне, и мысли у меня в голове путаются.

Позавчера вечером ко мне приходил астроном Люпин. Он уговаривал меня выступить с рассказом по радио: мол, скажи, что космос страшен, поэтому летать в космос никому не следует. Я отказался. Ведь я не мог сказать такое. И тогда — вот что удивительно — он начал просить: «Прошу тебя, выступи по радио. Я напишу тебе бумажку, и ты просто прочитаешь ее. Не то будет плохо. Я не хочу тебе ничего плохого. Послушайся меня — так будет лучше».

Я отказался снова, и он чуть не заплакал. Он нервничал, и вид у него был какой-то жалкий. Когда уходил, сказал, что просит меня не отказываться окончательно, а подумать…

И вот я уже больше суток думаю в запертой башне и ничего придумать не могу.

Но что это? Я слышу — кто-то подошел к двери, кто-то вставил в замок ключ. Дверь открывается…

Хризантема! В белом платье, в белых туфельках. Бледная, вся дрожит…

— Я пришла к вам… — и больше ничего сказать не может.

Я налил воды в стакан, протянул ей. Она отпила глоток и вроде бы чуть успокоилась, начала говорить.

— Я хочу спасти вас, — сказала она. — Правитель Пырей и мой отец улетели на вертолете, и надо успеть, пока они не вернулись. Слушайте, слушайте меня и не удивляйтесь! Я утащила у отца ключ от башни. Вам надо бежать. Правитель Пырей вас хочет уничтожить…

— Но за что? — растерянно пробормотал я.

— Я говорю правду. Я вам друг. Поверьте мне. — У нее умоляющие, тревожные глаза.

— Конечно, я вам верю, — мне приятно сказать такие слова.

— Тогда бежим! — Хризантема подала мне руку.

Вот уж не ожидал! Значит, меня спасают. Значит, у меня здесь есть друг. Как здорово!

Но за дверью — снова шаги. Громкие, тяжелые шаги. Дверь с грохотом распахивается, и в башню врывается правитель Пырей.

Мы стоим перед ним, взявшись за руки. Он глядит на нас, и глаза его от ярости наливаются кровью. Кажется, сейчас он разорвет нас на куски.

Я делаю шаг вперед. Я закрываю Хризантему.

— Попались, — говорит Пырей, злорадно улыбаясь. — Теперь я вас уни-что-жу!!!

Неожиданный избавитель

Оказывается, правитель Пырей не полетел на вертолете осматривать Оранжевую звезду. Сначала он сделал вид, что полетит, но, подойдя к вертолету, сказал астроному Люпину:

— Полетишь ты один. А потом доложишь, все ли спокойно. Я буду во дворце.

Пырей не доверял никому, даже своему ближайшему советнику. А в дочерях Люпина — Астре и Хризантеме ему всегда что-то не нравилось, хотя он и сам не понимал, что именно в них ему не нравится. И вот теперь он убедился, что Хризантема совершила недозволенное и непростительное, по его мнению.

Пырей гневно уставился на Хризантему и накричал на нее, а потом все-таки спросил, что она задумала и зачем появилась в башне. И это хрупкое маленькое существо ответило правителю смело и гордо:

— Я пришла сюда, чтобы спасти его, — указала она на меня. — Я хотела бежать вместе с ним.

Напрасно я делал Хризантеме знаки: мол, не говори, не выдавай себя. Она, видимо, не хотела молчать. Куда только делись ее страхи?

— Созналась! — возликовал Пырей. — Сама созналась! Теперь уже ни тебя, ни его, — кивнул он на меня, — ничто не спасет…

И казалось, что нам на самом деле нет спасения. Но тут снова хлопнула дверь, и произошло такое, что никто себе даже представить не мог…

В башню вбежал бандит-карлик в черной маске, широкополой шляпе, желтом балахоне, сапогах-ботфортах и с пистолетом в руке. Какое широченное дуло было у его пистолета — как воронка!

Все мы, находившиеся в башне — и я, и Хризантема, и правитель Пырей, с удивлением уставились на него. А бандит-карлик внимательно посмотрел на нас, кивнул дружелюбно мне и Хризантеме и наставил пистолет на правителя Пырея. Пырей попятился и оторопело поднял руки.

— Кажется, мое появление пришлось в самый раз, — сказал бандит-карлик, ободряюще посмотрев на нас. Затем он в упор уставился на Пырея и совсем другим тоном произнес: — Ах ты, бессовестный! Ах ты, гадкий! Повторяй: «Я гадкий».

Правитель молчал. Он тяжело сопел, но молчал.

— Не повторишь — стреляю, — предупредил бандит-карлик.

— Я — гадкий! — угрюмо повторил Пырей. Он был растерян.