— В общем, так, Виталий. О дискете чтобы никому ни слова. Запомни, ты в отпуске. И ко всему этому никакого отношения не имеешь. Попробую тебя как-нибудь выгородить…

— Делать-то что будем, Михалыч? Похоже, у этих орлов в нашей лавочке крепкая лапа. И не только в нашей…

— Думаю, надо подключать к этому делу ФСБ. Есть у меня там один верный человечек. А ты пока ложись на дно и не высовывайся. При необходимости мы сами с тобой свяжемся… И вот еще что, голуба моя, побереги ты эту свою зазнобу. Очень уж она у тебя горячая…

Именно об этом он с утра пораньше и размышлял, когда ему внезапно позвонила Ника. Появление дочери Широкова оказалось для него таким же приятным сюрпризом. Похоже, расследование выходило наконец на финишную прямую. Но куда больше встревожило его поведение самой Ники, которой сейчас явно не следовало мотаться по городу. По крайней мере, в одиночку…

Едва она бросила трубку, Виталька молниеносно собрался и полетел в Крылатское. Им поневоле овладело недоброе предчувствие. В эти минуты Калашников жалел лишь об одном: что его верный «харлей» значительно уступал по скорости самолету…

Зарулив во двор, он едва не налетел на машину «скорой помощи», которая выворачивала на улицу. Чертыхнулся и погрозил ее водителю кулаком.

Возле Никиного подъезда стояла какая-то бабулька с хозяйственной сумкой и сокрушенно качала головой.

— Надо же, такая молодая… — заглушив мотоцикл, услышал Виталька.

— Кто? — с тревогой спросил он. — Что случилось, бабушка?

— Да знаменитая наша. С десятого этажа. Которая в телевизоре выступает. Только что увезли с сердечным приступом…

— На «скорой»?!

— На «скорой», милок, на «скорой»…

Виталька громко выругался. Ударом ноги снова завел свой мотоцикл. И, лихо развернувшись, с ревом рванул со двора. Он знал, просто чувствовал, что это должно было случиться. И все равно опоздал — опоздал на какие-то две минуты!

К счастью, «скорая» не успела далеко уйти. Вылетев на улицу, Калашников сразу ее увидел и резко прибавил газу. «Харлей» взревел на всю округу, словно дикий зверь, и, вскинувшись на дыбы, устремился в погоню.

Это была не гонка, а полный атас! Сумасшедшая и отчаянная, точно в каком-нибудь захватывающем боевике. С той лишь разницей, что все происходило на самом деле. Заметив погоню, водитель «скорой» включил сирену и помчался, распугивая встречные машины, посреди улицы. Виталька не отставал. От волнения он совершенно потерял голову. Отставать ему было никак нельзя. Нельзя было и остановиться, чтобы прибегнуть к помощи милиции. Потому что за это время Нику могли перебросить в другую машину — и поминай как звали. Все могли. За ними не заржавеет.

Под истерические вопли сирены они выскочили на Рублевское шоссе и рванули на полном ходу из города. Встречные и поперечные заранее уступали им дорогу. Оглушенный ревом мотора, Виталька пробовал обойти «скорую». Но опытный водила у нее за рулем ловко его подрезал и несколько раз едва не протаранил. Так что Калашникову оставалось только висеть у «скорой» на хвосте. И задыхаться от бессильной ярости. Он не помнил, сколько продолжалась эта бешеная гонка. Не замечал шарахавшихся в стороны машин и пешеходов, мелькающих домов, улиц, перекрестков. Все, что он видел, — это лишь проклятый белый фургон, в котором была Ника. Все, что понимал, — это что ее необходимо любой ценой оттуда вытащить…

Наконец они вырвались из города. Нырнули под эстакаду авторазвязки на кольцевой. И, набирая скорость, помчались мимо престижных коттеджей и дачных поселков. Теперь Виталька уже в прямом смысле висел у «скорой» на хвосте. При желании он даже мог дотянуться до нее рукой. Но что дальше? Не сражаться же с этими ублюдками голыми руками?! Тем более что у них почти наверняка были пушки.

Внезапно «скорая» на полном ходу заложила крутой вираж и свернула на пустынную двухполоску, уходящую в глубину соснового леса. Виталька несколько поотстал. И правильно сделал. Потому что в следующее мгновенье задняя дверь фургона взлетела кверху и Калашников увидел трех бритоголовых громил в белых халатах, а за ними носилки, на которых лежала Ника. Но тут один из бритоголовых вскинул короткоствольный омоновский автомат и полоснул по «харлею» прицельной очередью. Железный конь неожиданно споткнулся. И Виталька почувствовал, что летит кувырком через голову вместе с мотоциклом…

Ника пришла в себя от зверского холода, который в прямом смысле пробирал ее до костей. Все тело мучительно ныло, точно она несколько часов провисела на дыбе. И вдобавок кружилась голова. Похоже, ее на время отключили какой-то вонючей гадостью. Что было дальше, Ника решительно не помнила. Главное — она была еще жива. А это само по себе внушало надежду.

Открыв глаза, Ника обнаружила, что лежит на ледяном кафельном полу в огромном полутемном подвале. Тишина здесь стояла поистине мертвая, как в могиле. Шершавый бетонный потолок скупо освещала тусклая голубоватая лампочка. Вокруг громоздились металлические конструкции, похожие на спортивные тренажеры.

Попробовала встать. Но тут же кто-то резко дернул ее за руку, и она со стоном рухнула на колени. Присмотревшись, Ника поняла, что ее левое запястье было приковано наручниками к железному кольцу, торчащему из кафельного пола. Значит, это тюрьма! Тюрьма, которая, возможно, станет ее могилой…

Ника не помнила, сколько времени она провела в беспамятстве. Не знала, утро сейчас или вечер. Бритоголовые тюремщики предусмотрительно сняли с нее часики. Спасибо, что еще не раздели. Иначе она вообще бы тут околела. Усевшись на полу и обхватив колени руками, Ника, дрожа от холода, неизбежно впала в уныние. Ясно было, что самой ей из этого переплета не выбраться. И почему она не послушалась Витальку? Почему всегда и во всем поступала по-своему?!

«Дура баба, — ругала себя Ника. — Дурой родилась, дурой и помрешь…» И похоже, это была для нее единственная реальная перспектива.

Часы тянулись невыносимо долго. Вскоре Ника совершенно закоченела и почти не чувствовала собственного тела. Встать на ноги и немного размяться она не могла. Оставалось разве что ползать на четвереньках вокруг проклятого кольца. Или окончательно замерзнуть в этом подземелье.

Будь у нее хотя бы обыкновенная шпилька, Нике, может быть, удалось бы освободиться от наручников. Но шпильки не было. Как не было вообще ничего. И все же непослушной рукой Ника тщательно проверила карманы. Затем прощупала складки своей джинсовой куртки. И вдруг едва не вскрикнула от радости — под отворотом воротника была пришпилена небольшая английская булавка. Какое счастье, что тюремщики ее не обнаружили!

Сразу воспрянув духом, Ника принялась ковырять булавкой в замке приковавших ее к полу стальных браслетов. Пробовала и так и эдак. Но вскоре убедилась, что взломщик из нее никудышный. Подлый замок не поддавался. Окончательно потеряв терпение, Ника в сердцах резко крутанула внутри его острием булавки. Раздался легкий щелчок. И она с радостью ощутила себя свободной. Выдернула руку и принялась растирать онемевшее запястье. Ну слава Богу! Теперь нужно попытаться отсюда выбраться…

Но тут послышался металлический лязг отпираемого снаружи замка. И спустя мгновение тяжелая железная дверь подвала со скрипом отворилась, явив три стоявшие на пороге зловещие фигуры. Ника едва успела броситься на пол и сделать вид, что она по-прежнему «сидит на крючке».

Ослепив девушку, под потолком неожиданно вспыхнули и загудели лампы дневного света. Послышались тяжелые шаги. И вскоре Нику окружили три уже знакомых ей бритоголовых мордоворота. Затем появился четвертый. Невысокий плюгавенький мужичок кавказского типа, с козлиной физиономией и толстыми слюнявыми губами. Судя по всему, именно он и был здесь хозяином.

Увидев Нику, слюнявый злорадно усмехнулся и презрительно бросил:

— Здравствуй, красавица. Хорошо отдохнула?

— А пош-шел ты… — брезгливо скривилась Ника.

— Вах, какая ты грубая. А еще по «ящику» выступаешь… Ничего, скоро ты у нас запоешь по-другому… — И, повернувшись к мордоворотам, насмешливо поинтересовался: — Ну что, братцы, может, сначала пропустим ее по разику, а? — Бритоголовые глумливо осклабились. — Кто первым будет? Валяй ты, Степа…