— Обещаю! — улыбнулась Ника. И егозой выпорхнула из квартиры.

Вернувшись в комнату, Арсений Эдуардович долго в раздумьях бродил по ней из угла в угол. Потом уселся за письменный стол и снял трубку стоявшего на нем допотопного телефонного аппарата.

— Алло! Полковника Любимова, пожалуйста…

13 июня

Санкт-Петербург

Утро

— Семен Самуилович никого не принимает.

— А меня примет. Я следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Российской Федерации Калашников Виталий Витальевич, — предъявив удостоверение, по всей форме представился Виталька.

— Одну минуточку, — растерялась хорошенькая секретарша. — Я доложу о вас господину президенту…

Ждать пришлось недолго. И через минуту Виталька, в строгом костюме-тройке и, разумеется, без серьги уже вошел в просторный кабинет президента коммерческого банка «Норд-вест» на Лиговке.

В огромном кресле мешком развалился холеный рыхлый толстяк с куцей интеллигентской бородкой и бегающими крысиными глазками. На его обрюзгшем, нездорового цвета лице даже сквозь искусный грим были заметны красноречивые следы недавних и, очевидно, жестоких побоев. Недоверчиво взглянув на незваного гостя, банкир холодно осведомился:

— Чем обязан?

— Здравствуйте, Семен Самуилович, — невозмутимо ответил Калашников. И без приглашения уселся напротив в удобное кожаное кресло. — Душевно рад с вами познакомиться.

Оторопевший от такой наглости толстяк исподволь начал покрываться румяными пятнами.

— Послушайте, что вам от меня нужно?! Я уже рассказал все представителям местных органов! И вообще, при чем тут Генеральная прокуратура?

— А разве похищение человека такого масштаба, как вы, — это дело только местных органов? Нет, уважаемый Семен Самуилович. Разбираться с подобного рода вопиющим фактом должна именно Генеральная прокуратура.

Банкир насупился и нервно забегал по столу короткими пухлыми пальцами.

— Нельзя ли покороче? — отвернувшись, раздраженно заметил он. — У меня мало времени.

— Это будет зависеть от вас. Чем быстрее вы ответите на несколько моих вопросов, тем быстрее я оставлю вас в покое. — Водрузив на колени «дипломат», Виталька раскрыл его и выложил на стол глянцевитую фотографию. — Вы знакомы с этим человеком?

Мельком взглянув на снимок, толстяк невольно вздрогнул и побледнел.

— Не понимаю, какое отношение это имеет к моему похищению?!

— А по-моему, имеет. И самое непосредственное. Так вы были с ним знакомы? — спросил Калашников, сделав акцент на прошедшем времени.

— М-да… Я его знал. Как и других представителей крупного бизнеса.

— Только знали?

— Немного…

— А ваши коллеги из Ассоциации предпринимателей Санкт-Петербурга сообщили мне другие сведения. Более того, они заявили, что покойный господин Широков был не только вашим партнером по бизнесу, но и личным другом. Еще со времен Москвы. Разве вы не там учились в Финансовом институте?

Толстяк неловким движением смахнул платком выступившие на лбу капли влаги. Похоже, он начинал заметно нервничать.

— Повторяю, это не имеет никакого отношения к моему похищению… И вообще, что вам от меня нужно? Объясните наконец толком!

— Объясню, — усмехнулся Виталька. — Непременно объясню, дорогой Семен Самуилович. Но сначала попрошу вас взглянуть еще на одну фотографию…

Увидев следующий снимок, банкир взволнованно отпрянул и теперь уже побагровел.

— Я вижу, вы его узнали. И неудивительно. Ведь вы, кажется, выросли с ним в одной коммуналке? Были, так сказать, друзьями детства?

— Ничего не понимаю, — демонстративно возмутился толстяк. — На что вы намекаете? Что все это значит?

— А вам разве не представляется странным, что всего за один год трагически погибли оба ваших друга? И оба, прошу заметить, насильственной смертью. Но мало этого — недавно вы сами стали жертвой загадочного похищения. Ведь похитители не требовали выкупа, не так ли, Семен Самуилович? И обходились с вами, насколько я могу судить, не очень-то вежливо…

— Это переходит все границы! Вы что, издеваетесь?

— Напротив, пытаюсь докопаться до истины… Так, может, вы все-таки расскажете, чего добивались от вас эти бескорыстные похитители?

— Я уже все рассказал! — довольно резко возразил банкир. — Будьте любезны оставить меня в покое! Я… Мне пора принимать лекарство.

— Ну что ж, уважаемый. В таком случае я сам расскажу вам, как дело было…

Толстяк с удивлением вытаращил на него водянистые бегающие глаза.

— Все началось значительно раньше, уважаемый Семен Самуилович. Еще в феврале. А именно двадцать четвертого числа. Когда вам позвонил старый друг детства, отставной капитан второго ранга Аленушкин Леонид Анатольевич, — Виталька взял в руки одну из фотографий. — Хороший был человек. Честный и благородный… Так вот, в тот день он, как всегда, приехал в Петербург навестить свою мать. И неожиданно попросил вас об одной конфиденциальной услуге. Но по стечению обстоятельств лично встретиться с вами не сумел. И в тот же вечер вынужден был улететь обратно в Мурманск. А на следующий день, двадцать пятого февраля сего года, к вам в офис явилась его мать, Аленушкина Варвара Степановна, с поручением от сына кое-что передать вам лично в руки…

— Бред, — глухо выдавил из себя банкир. — Ничего она мне не передавала! И вообще, я ее уже лет десять в глаза не видел!

— Вы уверены? — усмехнулся Виталька. И вынул из «дипломата» какую-то бумагу: — А в показаниях гражданки Аленушкиной указано даже, что именно она вам передала: «Коробочка в целлофане, клейкой лентой заклеена. Плоская такая, вроде пудреницы, только побольше. А еще конверт. Тоже заклеенный. На нем Ленечка написал: «С. С. Ровнеру лично руки»…

— Форменный бред! Мало ли что может наплести выжившая из ума старуха?!

— Стало быть, вы отрицаете упомянутый факт?

— Категорически отрицаю!

— Жаль… Очень жаль. Потому что в тот самый день вашего старого друга убили. Убили подло и профессионально. И я подозреваю, что причиной не только его смерти, а заодно и причиной вашего похищения были именно эти загадочная коробочка и конверт, существование которых вы так упорно отрицаете… Так что же в них все-таки было, а, Семен Самуилович?

Взмокший и взволнованный толстяк судорожно проглотил комок.

— Это провокация! Вы… Я буду жаловаться генеральному прокурору! — наконец выпалил он.

— Да вы не волнуйтесь, Семен Самуилович. При вашей язве — у вас ведь язва, не правда ли? — волноваться и нервничать категорически противопоказано… Значит, не хотите отвечать? В таком случае я сам попытаюсь за вас ответить. Допустим, что капитану Аленушкину по роду его занятий стала известна некая конфиденциальная информация, которой он счел необходимым с кем-то поделиться. И уже намеревался сделать это. Но к сожалению, не успел. И потому в последний момент решил привлечь вас, своего старого друга, в качестве посредника. Ведь информация эта предназначалась не для вас — отнюдь не для вас, уважаемый Семен Самуилович. Что, однако, не помешало вам тайно ознакомиться с ней и… передать совершенно по другому адресу. Допустим, тоже по старой дружбе. Либо из иных соображений… Результат хорошо известен. — Виталька перевернул лицом вниз обе лежавшие на столе фотографии. — Оба ваших друга были убиты. Один раньше. Другой позже… Подозреваю даже, что вы сами до сих пор живы лишь потому, что сумели убедить своих так называемых похитителей, что ровным счетом ничего о характере этой информации не знаете. Мол, передали — и дело с концом… — Калашников подался вперед и пристально взглянул в расширенные от ужаса бесцветные глаза банкира. — А если, упаси Бог, до заинтересованных лиц внезапно дойдут слухи, что это не так? И вы их обманули? Представляете, что тогда может случиться, а, Семен Самуилович?

Толстяк ошеломленно откинулся на спинку кресла и, задыхаясь, мучительно рванул на заплывшей шее тугую удавку модного галстука.