А я по-прежнему не имел от него никаких известий. Все настойчивее преследовала мысль: «Не пора ли предъявить Дуономусу счет? И кем бы он ни оказался, потребовать плату за свои услуги. Надо думать, что сведения и документы, которыми я обладаю, стоят немало!» В то время я вел безалаберную жизнь холостяка, работал ночами, спал до полудня. Было приятно чувствовать себя рабом настроения…

Однажды ранним утром меня разбудил телефонный звонок.

— Господин Елоу? — послышался в трубке незнакомый голос.

— Слушаю.

— С вами говорит секретарь Эдварда Тирбаха. Вы не могли бы подъехать сейчас к патрону на Беверли, тринадцать?

— Конечно, — с готовностью ответил я.

— Высылаю машину.

— Пожалуй, я быстрее доберусь на своей.

— Хорошо, господин Елоу. Мы ждем вас.

«Ну вот, кажется, Боб все вспомнил сам. Слава богу, что я ничего не успел предпринять».

Я выпил чашку остывшего с ночи кофе и уже через полчаса входил в кабинет Эдварда Тирбаха. Он сидел за столом и перебирал какие-то бумаги. При моем появлении медленно поднял голову, дружелюбно предложил:

— Садитесь, Кларк.

Выглядел он устало, казалось, даже говорил с трудом.

— Вы завтракали? — осведомился он.

— Откровенно признаться, не успел.

— В таком случае позавтракаем вместе…

Он подал знак секретарше, и нам принесли сандвичи, кофе.

— Очень признателен вам за статьи, — начал Дуономус. — Для меня это весомая поддержка.

Вопреки ожиданию, говорил он сдержанно и своим тоном сразу же установил в наших отношениях некоторую дистанцию.

— Считаю своим долгом информировать читателей, что в этом деле должны торжествовать ваша воля и закон, — вырвалось у меня.

— Мне понравился ваш тезис относительно реципиента и донора. Удивляюсь, что кто-то этого не понимает.

Я молчал, не зная, как себя вести с Дуономусом, то ли как с Тирбахом, то ли как с Бобом Винкли.

— Сегодня я хотел бы еще раз прибегнуть к вашей помощи, продолжал Тирбах. — Сейчас отправимся в банк. До меня дошли сведения, что там за мое отсутствие кое-что подзапустили. Я хочу появиться там неожиданно. Ну а свое журналистское дело вы знаете…

— Очень признателен вам за доверие.

Он заметил мою нерешительность в разговоре и произнес: — Я думаю, дорогой Кларк, нам с вами лучше без формальностей. Зовите меня просто Эдвард.

Я согласно кивнул.

Внимательно посмотрев на меня, он задумчиво произнес:

— Похоже, дорогой Кларк, что вы неискренни со мной, поэтому хочу сказать, что из всех людей вы имеете самое близкое отношение к моей операции («Какую операцию он имеет в виду: деловую или хирургическую?»). К тому же вы доверенное лицо не только моего сына Рудольфа, но и мое. Вы были в курсе всех моих дел и намерений. И во многом помогли мне.

Похоже, эти слова принадлежали Винкли. Только вопреки всякой логике в его речь вплелись фразы о сыне Рудольфе. Что это? Плохая игра Боба? Или в этом Дуономусе действительно все перепуталось?

— Мне нравится, что вы защищаете мои законные интересы, продолжал Тирбах, — и я надеюсь с вашей помощью разрешить некоторые затруднения. — Он поморщился, приложил руку к груди. Сердце беспокоит.

Он вынул из кармана серебряную коробочку, достал таблетку и положил под язык. Некоторое время молчал, словно проверял что-то с помощью внутреннего локатора, потом сказал:

— Знаете, Кларк, иногда я уже сожалею об этой пересадке. — И он указал рукой на свою голову.

— Из-за развязности прессы?

— Нет, главное в другом. У меня очень много денег. Но маловато здоровья. Хорошо работает только голова. А весь организм одряхлел. Поневоле начинаешь думать, что лучше бы мне остаться… там, — и показал рукой вверх.

Он запнулся, и я подумал: ведь это не что иное, как запоздалое раскаяние Боба, признание деловой операции ошибкой. Я был почти уверен, что он вспомнил свои афористические каламбуры и хотел сказать: лучше бы мне остаться бедным, но здоровым, чем быть богатым и больным.

Он дышал очень тяжело, с каким-то сипом. И все время прислушивался к тому, что делалось у него внутри…

Меня болезненно укололо чувство собственной вины. Ведь это из-за моей безответственности Бобу попался такой неудачный вариант, о возможности которого я сам же предупреждал его.

— При ваших-то капиталах можно заменить и другие органы, — проговорил я и запнулся.

— В Биоцентре мне советовали, но замена отдельных органов ничего не даст. Почки, сердце — этого мало… У меня никуда не годятся сосуды.

Я не знал, что и ответить.

— Да, сейчас все возможно, — задумчиво проговорил Тирбах. — Но я хочу остаться самим собой… Сегодня я забираю вас на весь день… Не возражаете?

— Наоборот, буду рад вас сопровождать.

— Ну вот и хорошо.

Тирбаха в банке не ждали. Секретарь управляющего, высохшая старая дама, строго посмотрела на нас и изрекла:

— Господин Шнитке занят, пройдите к заместителю.

Тирбах мягко возразил:

— Передайте господину Шнитке, что если его секретарь еще раз не узнает владельца банка, я прикажу его уволить.

Он направился было мимо дамы, но она спросила:

— Кого прикажете уволить, господин Тирбах: управляющего или владельца банка?

Тирбах остановился в недоумении, потом рассмеялся:

— Лучше уволить владельца банка. Так неудачно выражает свои мысли.

Управляющий, энергичный молодой человек, разговаривал с посетителем. Увидев нас, он резко повернулся:

— В чем дело, господа? Калерия, — обратился он к вошедшей следом за нами старой даме. — Я же просил никого не принимать.

— Господин Шнитке, я предупреждала, но господин Тирбах очень настаивал. — Она выделила слово «очень».

Управляющий вскинул голову, торопливо поднялся:

— О, извините, господин Тирбах. Почему вы не предупредили? Во избежание таких недоразумений.

— Гораздо приятнее быть нежданным, господин Шнитке. Сегодня я, как кинозвезда, в сопровождении прессы… Кларк Елоу из «Фурора». — И он указал жестом в мою сторону.

— Рад познакомиться. — Шнитке протянул руку. — Разрешите представить. — И он указал на находившегося в кабинете человека. — Это Адриан Дрейк.

— Вы что же, господин Дрейк, уже не доверяете крючкотвору Крогиусу? спросил Тирбах.

— Сегодня я, как и вы, господин Тирбах, предпочитаю все делать лично.

— Пожалуйста, входящие и исходящие за два последних месяца, — обратился Тирбах к управляющему.

— То есть все расчеты компьютера? — переспросил Шнитке.

— Техника, конечно, хорошо, но я уж по старинке хочу все посмотреть своими глазами.

Получив несколько листов со стройными рядами машинописных цифр, Тирбах проговорил:

— Ну что же, не буду вас отвлекать… Я уединяюсь в своем кабинете…

Тирбах просматривал колонки цифр очень быстро, с профессиональными навыками. Иногда что-то подчеркивал…

Я понимал, почему он начал демонстрировать мне знание банковских дел. Ведь для моего друга они были родной стихией. И если Боб явно не видел в лицо текстильного короля Адриана Дрейка и чуть было не сел в лужу, то наверняка имел дело с его поверенным в делах, и, умело ввернув в разговор имя Крогиуса, с честью вышел из затруднительного положения.

Я был внимателен не хуже следящей электронной системы, все фиксировал: поведение Боба в образе Тирбаха было безупречным!

Но меня тревожило, что Винкли опять использует меня в своих интересах, а о расплате не думает… Конечно, работа оценивается по результату. Но ведь я не впервые помогаю ему!

Через полчаса заглянул управляющий.

— Вам ничего не нужно, господин Тирбах?

— Благодарю вас. Присядьте, пожалуйста. Я заканчиваю просмотр документов и хотел кое-что выяснить.

Он положил бумаги на стол.

— Дорогой Шнитке, направляясь сюда, я думал, что дела без меня пришли в упадок. Но я ошибся. В целом я доволен порядком в документации. У меня только два вопроса.

— Слушаю, господин Тирбах.

— Первый. Почему вы, вопреки моему запрещению, выдали крупную сумму фирме Нординга? В мое отсутствие что-нибудь произошло?