Водитель Толя был человеком опытным. Машина резво бежала по Щелковскому шоссе, время по моим расчетам было, все шло по плану.

Проскочили кольцевую, проехали километра три-четыре, и машина «зачихала». Место было неудобное, шоссе узкое, поэтому я предложил свернуть в ближайший проулочек и там разобраться с машиной. Толя заверил, что три минуты, и проблем не будет. Свернули, Толя занялся машиной, а мы продолжали разговор. Прошло три, пять, десять минут. Прошло двадцать минут. Толя свирепо и молча копался в двигателе, а я молча и с тревогой смотрел на часы. Молча потому, что солдат Толя был аккуратный, грамотный, машину всегда содержал в образцовом порядке. Шуметь на него было не за что. Да и вообще, как показывает практика, кричать под руку на и без того работающего на пределе возможного человека бесполезно. С тревогой потому, что время (которого совсем недавно было очень много) катастрофически съежилось, до взлета оставалось буквально несколько минут. На 23-й минуте двигатель наконец завелся и застучал ровно и уверенно. Мы «полетели». Толя, обычно управлявший машиной очень рассудочно и хладнокровно, продемонстрировал совершенно новое качество — по узкому, забитому машинами шоссе «Волга» летела так, как будто ею управлял пилот «Формулы 1». Влетели на аэродром. Самолет стоял в начале взлетки, резко мигая сигнальными огнями. До него оставалось метров триста, — Ну, еще рывок, — сказал я.

Рывок получился в никуда. На наших глазах самолет плавно тронулся, разогнался, элегантно взлетел и растворился в небесной синеве.

Стало скучно и грустно… Я принял решение: едем в бригаду связи Медвежьи Озера, оттуда прозвоним в аэропорты, выясним, когда и какие самолеты идут на Гродно, Вильнюс или Каунас, улетим, а там доберемся.

Как я уже говорил: если в цепи событий есть одно скверное — оно обязательно случится. В бригаде связи нас ждало новое разочарование: самолеты в указанные города или уже улетели, или будут завтра.

Я позвонил в Витебск. Попал еще на одного своего старого товарища полковника Н. С. Юрасова.

— Коля, здравствуй! Накладочка вышла, на самолет опоздали.

Я сейчас к тебе машиной махну, ты подготовь вертолет.

— Нет проблемы! Ждем!..

Мы наскоро запаслись в бригаде картонной коробкой с бутербродами, пятью канистрами бензина и «рванули» на Витебск. «Волга», как бы чувствуя свою вину, мягко стелилась по шоссе. В 21 час с минутами мы были в Витебске, в штабе 103-й воздушно-десантной дивизии.

Надо сказать, что 103-я дивизия одна из самых заслуженных в воздушно-десантных войсках. У нее славная история, относящаяся к временам Великой Отечественной войны. Никогда и нигде дивизия не уронила своего достоинства и в послевоенное время. В ней стойко жили славные боевые традиции. Наверное, поэтому в декабре 1979 года дивизия в. числе первых вошла в Афганистан и в числе последних в феврале 1989 года его оставила. Офицеры и солдаты дивизии четко выполнили свой долг перед Родиной. На протяжении этих девяти лет дивизия почти непрерывно дралась. Сотни и тысячи ее военнослужащих были награждены правительственными наградами, более десяти человек удостоены звания Героя Советского Союза, в том числе генералы: А. Е. Слюсарь, П. С. Грачев, подполковник А. Н. Силуянов. Это была нормальная, крутая воздушно-десантная дивизия, которой палец в рот не клади.

По завершении войны в Афганистане дивизия вернулась в родной Витебск, по сути дела, к разбитому корыту. Почти за десять лет много воды утекло. Был передан в другие части казарменный жилой фонд. Разграблены и серьезно обветшали полигоны. Дивизию на родной стороне встретила картина, напоминающая, по меткому выражению генерала Д. С. Сухорукова, «старое деревенское кладбище с покосившимися крестами». Перед дивизией (только что вышедшей из боев) встала непробиваемая стена социальных проблем. Нашлись «умные головы», которые, используя нарастающее в обществе напряжение, предложили нестандартный ход — передать дивизию в Комитет государственной безопасности. Нет дивизии — нет проблем. И… передали, создав ситуацию, когда дивизия стала уже не «вэдэвэшной», но еще и не «кэгэбэшной». То есть стала вообще никому не нужна. «Вы съели двух кроликов, я ни одного, но в среднем — по одному». Боевых офицеров превратили в клоунов.

Фуражки зеленые, погоны зеленые, тельняшки голубые, символика на фуражках, погонах и груди — десантная. В народе такое дикое смешение форм метко окрестили «кондуктор». Офицеры и солдаты стали предметом насмешек для местного населения. Потом, после августа 1991 года, дивизию снова вернули в ВДВ. А еще чуть позже был распад Союза, парад суверенитетов. Сейчас это не дивизия, а воздушно-десантная бригада Вооруженных Сил Беларуси. В угоду политической конъюнктуре погублено славное боевое соединение. Кого-то из великих скульпторов спросили: «Как вы создаете свои замечательные произведения?» Скульптор ответил: «Очень просто. Беру кусок гранита и отсекаю все лишнее». В данном случае отсекли все нужное. Вытесали из слона моську. Но это мое мнение, и я его никому не навязываю.

Это все было позже, а в сентябре 1990 года дивизия еще была воздушно-десантной и входила в состав ВДВ. Николай Семенович был на месте. Ждал. Вид у него был какой-то неуверенный.

— Здравствуй, Коля, сто лет тебя не видел! — сказал я. — Какие трудности? Вертолет, надеюсь, готов?

— Вертолет-то готов! И вертолетчики все как на подбор, все с афганским опытом, но…

— Какие могут быть но… Спасибо!

— Да ты подожди, дай договорю. Звонил начальник штаба генерал Подколзин, передал распоряжение Командующего: «Если приедет генерал Лебедь вертолета ему не давать!»

Я мысленно поблагодарил Командующего за отцовскую предусмотрительность.

— Что ты такое отмочил, что он о тебе так заботится?

— Да не, ничего! А об уазике он ничего не говорил?

— Об УАЗике — ничего!

— Тогда готовь уазик с двумя сменными водителями и желательно белорусами, чтоб дорогу знали, а то Толя с утра двести от Тулы до Москвы махнул, двести по Москве и семьсот к вам! Перебор!..

— Это сейчас подготовим. Да ты не расстраивайся. Если даже звонка не было бы, все равно ты бы никуда не взлетел.

Туман видишь какой? И к утру будет еще гуще.

Туман действительно был основательный. Пока готовился уазик, собрались старые афганские товарищи, вспомнили, помянули, поговорили. В 23 часа 30 минут мы тепло попрощались, нам пожелали счастливого пути и удачи, и не безосновательно, так как туман стал значительно плотней. Первые километров тридцать мы еще не остыли от такой неожиданной, теплой и приятной встречи и продолжали обмениваться впечатлениями. Идиллию нарушил водитель: «А куда ехать-то?»

— Как куда, в Гоже-Поречье.

— А это где?

— Как где? Стой!

Машина остановилась. После краткого разбирательства выяснилась следующая картина. Конечно, устав — книга в армии святая и приказ начальника по уставу — закон для подчиненного, и он должен быть выполнен, опять же по уставу, точно, беспрекословно и в срок. Вот так и выполнили. В точно назначенное время укомплектованный канистрами, сухпайками уазик, с двумя накормленными ужином водителями стоял в назначенном месте. Не учли одного обстоятельства: инициативу подчиненных. Все случаи инициативы в уставе как ни пиши — не опишешь. В данном случае она, инициатива, материализовалась в двух юных, прослуживших по полгода водителях. Фамилии точно не помню, но условно одного — Иванов, другого — Петров. Один из Тамбовской, другой из Рязанской губернии, в Белоруссию попали два месяца назад, стажировались по маленькой при комендантской роте в каботажном плавании вокруг штаба дивизии, в географии Белоруссии — ни уха, ни рыла, тем не менее полны молодеческого энтузиазма и готовы ехать хоть на Аляску, лишь бы дорогу кто-нибудь показывал. Карту мы с собой, понадеявшись на опытных водителей, не взяли. Тридцать километров от Витебска в клубах молочно-белого тумана отъехали. Боржоми, как говорят, было поздно пить, желудок уже отвалился.

— Вперед, на запад! — отдал я приказ.