А теперь необходимо вернуться к событиям двухмесячной давности. 1 октября в полк с проверкой прибыл командир дивизии Ф. И. Сердечный. Жестокая это была проверка. Комдив и некоторые офицеры управления дивизии откровенно пинали полк. Да, честно говоря, и было за что! Выяснилось, что полк умеет стрелять громко и часто, но отнюдь не метко. Преодолевать препятствия на танкодроме могли далеко не все и далеко не каждое. Техника постоянно ломалась. Вооружение выходило из строя. Ноги к перекладине не подносились, ну и так далее… Запомнилось состояние потрясающей унизительности, когда командир дивизии, вдоволь поиздевавшись, наконец с множественными оговорками (скидка на молодость командира полка, скидка на его пролетарское происхождение, ввиду того, что полк убывает на парад, и в надежде на то, что он когда-то перестанет быть захудалым) вывел полку тройку. 10 октября полк убыл на парад. Этот первый парад (а всего я участвовал в пяти: в двух — в качестве командира пешего полка ВДВ, в трех — будучи командиром дивизии) запомнился мне надолго и позволил сделать ряд интересных наблюдений. Отправленная ранее тыловая группа подготовила палатки для размещения полка, столовую и другие объекты. Необходимо было вдохнуть во все это жизнь, привнести в нее порядок и уют.

Надо сказать, что парадная площадка — это 10-тысячное скопление представителей самых разных видов и родов вооруженных сил, несколько сотен единиц самой разнообразной техники.

Это общежития, парки, склады, стоянки, столовые. Все прибывают на парадную площадку со своими привычками, взглядами, понятиями о порядке, и удержать в узде эту разношерстную орду может только сильный, волевой и жесткий человек.

Начальник гарнизона парадной площадки генерал-майор Бельтюков — его, к сожалению, уже нет в живых — был именно такой. Маленького роста, коренастый, но нисколько не толстый. Лобастое, квадратное лицо, пенсне а-ля Берия. Он был воплощением энергии, деловитости, распорядительности и жесткости, порой переходящей в жестокость. На ежедневно проводимых совещаниях генерал Бельтюков мог разделать под орех любого командира части, не утруждая себя выбором выражений. В то же время, когда на тренировке появлялся командующий округом, кто-то из заместителей министра или сам министр обороны, неизменно следовал доклад: «Все без исключения офицеры — молодцы, стараются, являют собой образец исполнения служебного долга». Дед никогда, никому, ни на кого не жаловался, а драл сам по-отечески. Может, это кому-то покажется странным, но это очень ценное и важное качество начальника. На парадной площадке, при систематическом посещении ее министром обороны и его заместителями, очень легко было слететь с должности или вообще вылететь из армии. Поэтому вот такая манера поведения Бельтюкова всем без исключения импонировала. Все знали, что если пролетел — свое получишь сполна и круто, но вождь парадной площадки тебя никогда не сдаст. Поэтому, обижаясь на него по мелочам, ему прощали любые выходки. В первые три дня главным героем на каждом совещании был я. Все у меня было плохо, все не так. Особенно потрясающие доклады о катастрофическом состоянии противопожарной охраны в полку делал начальник этой самой охраны майор Соболь. Вышел я из положения совершенно неожиданным образом. Надо сказать, что практика совещаний была такова: первые десять пятнадцать минут начальник штаба парадного расчета доводил общие указания и распоряжения, потом в зал совещаний стремительно врывался Бельтюков. «Товарищи офицеры!» Появление начальника гарнизона сопровождалось, как правило, демонстрацией какого-нибудь уникального образчика «гомо сапиенс» или до предела изуродованного предмета снаряжения. Разминка начиналась с команды: «Заводи!» или «Заноси!»

На этот раз последовало: «Заводи», и комендант парадной площадки представил на всеобщее обозрение курсанта военно-морского училища. Роста в курсанте было где-то метра под два, но чтобы всем было ясно, о чем речь, Бельтюков приказал: «Залазь на стол!» Курсант залез и как атлант взвалил потолок на плечи. При таком росте размер обуви у него был никак не меньше сорок пятого, но во что он был обут и был ли обут вообще, осталось для всех тайною. Потому что, согласно морскому обычаю, брюки у него были клеш, в данном случае это был какой-то суперклеш, ибо ширина штанин у самой земли была примерно пятьдесят и под этой «запорожной роскошью» начисто терялась предполагаемая обувка. Последовал бурный комментарий к такому изощренно-злостному нарушению формы одежды. Бельтюков имел привычку по ходу разбирательства втыкать в кого-нибудь указующий перст и спрашивать: «Что ты думаешь по этому поводу?» На сей раз перст воткнулся в меня. Я доложил: «Великий Суворов сказал: „Чем выше чердак, тем больше хламу“». Напомню, что Бельтюков роста от силы 162 см. Он онемел: «Как, как ты сказал?»

— Да не я, а великий Суворов: «Чем выше чердак, тем больше хламу».

С.тех пор как отрезало. Даже когда я действительно в чем-то был виноват, разбор генерал Бельтюков делал почти нежно, поглядывая снизу вверх на мои 185 см, иронично поблескивая очками, вопрошал: «Так что там сказал великий Суворов?»

Парад, точнее, подготовка к нему — это прежде всего тяжелый труд. В любую погоду, несмотря ни на что, надо превратить большую массу по-разному подготовленных в зависимости от срока службы солдат в монолитную, мощную молодецкую колонну, где все — голос в голос, волос в волос, ствол в ствол. Только такая колонна впечатляет и вызывает восхищение. Научить шеренгу, в которой 22 человека, красиво и слаженно ходить — задача повышенной категории сложности, особенно вначале, когда шеренги извиваются, как змеи; стволы автоматов, несмотря на все объяснения, торчат в разные стороны; левый фланг относительно правого заносит на расстояние до 2,5 метров в ту или иную сторону, вперед или назад. И каждому надо поставить подбородок, носок, ствол, локоть. Добиться одноообразия и монолитности, пустить по две, по три, потом по пять и, наконец, по десять шеренг. Это все на простом понятном человеческом фоне: участвовать в параде хотят все, а вот систематически тренироваться — ну, только о-о-очень сознательные. Существует целая система маленьких тайн, хитростей, стимулов с целью понудить солдат заниматься сознательно и старательно. Это вручение непосредственно после занятий лучшим шеренгам билетов в престижные кинотеатры и концертные залы, это и флажки на автоматы, это и ежедневный пятикилограммовый кулек конфет лучшей шеренге одного и другого батальона. Это и методически грамотная подначка старшин старших шеренг, когда доведенный до отчаяния снисходительными насмешками старшина начинал своей волей дополнительные занятия и сплошь и рядом если уж и не попадал в лучшие, то, по крайней мере, однозначно уходил из худших. Это и ежедневный чай с бутербродами, это и эпизодически, спонтанно осуществляемые совместные тренировки с «тысячетрубным оркестром». Это и фильмы, концерты, встречи на самой парадной площадке. Это и многочисленные смотры-конкурсы на лучшую «коробку», лучшую песню, лучшую ленинскую комнату, комнату хранения оружия, с вручением призов; и, соответственно, антистимулы — худшие шеренги скребут территорию, метут, драят, носят. В общем-то, надо сказать, что, несмотря на напряженность и занятость, разборы и разносы, обстановка на протяжении всей подготовки к параду царит деловая и в то же время предпраздничная. Подготовка к параду сама по себе отнюдь не монотонна, а на этом фоне есть ряд пиков напряжения — это две ночные тренировки на Красной площади и генеральная репетиция. Эти пики подготовки требуют всех физических и моральных сил. Все предшествующие фрагментарные наработки надлежит слить воедино и продемонстрировать, что ты отнюдь не даром, как выражались некоторые, «белый хлеб жрешь и одним воздухом с Политбюро дышишь». На таких тренировках присутствует министр обороны, все его заместители: главкомы видов вооруженных сил, командующий ВДВ, начальники главных и центральных управлений. Каждый гордится своими и хочет, чтобы его войско прошло как можно лучше. Возникает соревновательность,