Плодотворность деятельности Ивана III была отмечена еще Карлом Марксом:

«В начале своего царствования Иван III все еще был татарским данником, его власть все еще оспаривалась удельными князьями; Новгород, стоявший во главе русских республик, господствовал на севере России, Польско-Литовское государство стремилось к завоеванию Московии, наконец, ливонские рыцари еще не сложили оружия. К концу царствования мы видим Ивана III сидящим на вполне независимом троне об руку с дочерью последнего византийского императора; мы видим Казань у его ног, мы видим, как остатки Золотой Орды толпятся у его двора; Новгород и другие республики покорены; Литва уменьшилась в своих пределах, и ее король является послушным орудием в руках Ивана; ливонские рыцари разбиты. Изумленная Европа, в начале царствования Ивана III едва ли даже подозревавшая о существовании Московии, стиснутой между Литвой и татарами, была ошеломлена появлением огромной империи на ее восточных границах, и сам султан Баязет, перед которым она трепетала, услышал впервые от московитов надменные речи»[68].

Отдадим же должное созидательной мудрости нашею предка!

Менее удачливо сложилась судьба сподвижников Ивана III. Его брат Юрий, талантливый военачальник, умер от чахотки в том же 1472 году, сразу же после первого изгнания Ахмата. Другой брат, Андрей Большой, так и остался вечным недругом. Его честолюбивая и деятельная натура не могла примириться с второстепенностью. Он все время затевал заговоры, заигрывал с новгородцами и псковичами, а в 1480 году пошел на откровенный разрыв с Москвою и попросился на службу к польскому королю. В перерывах между заговорами Андрей Большой обустраивал данный ему в удел Углич, затеял там большое строительство, возможно, в противовес старшему брату, возводящему кремлевские храмы, и показал при этом сметку и художественный вкус — всякий, кто посетит современный Углич, сможет сам убедиться в том при виде восстановленного княжеского дворца. Когда обострилась борьба за право наследования великокняжеского престола, Андрей за очередное ослушание был арестован великим князем и умер в заточении.

Сын и наследник московского князя Иван Молодой отличался большой отвагой: это он командовал русскими войсками, разгромившими татар при попытке переправиться через Угру, и никак не хотел отойти, предпочитая смерть «на брезе». Прожил он, к сожалению, недолго, умер 32 лет от роду, залеченный чужеземными лекарями. Его смерть открыла дорогу к великокняжескому престолу для сына Софии Палеолог Василия, и, кто знает, не приложила ли мачеха руку к такой «лечебе»?

А те, кто стоял на пути освободительной борьбы русского народа? Их удел незавиден, а гибель позорна. Ахмата сонного зарезал хан Тюменской орды Ивак 6 января 1481 года. Поспешность, с которой Ивак известил московского князя о кончине его злейшего врага, напоминает отчет о выполненной работе и дает пищу для новых догадок. Князь Лукомский долго еще бродил по Московской земле и, выполняя волю Казимира, направлял свой изощренный ум во зло московскому князю. Взбешенный многими неудачами, он поклялся королю отравить Ивана III, но был пойман и в январе 1493 года сожжен в клетке на Москве-реке при большом скоплении народа. Князь Оболенский-Лыко, будучи великолуцким наместником, был уличен в грабеже населения и мздоимстве. Опасаясь праведного суда, он стал искать защиты у мятежных братьев Ивана. Но защита оказалась ненадежной: когда наступило примирение братьев, Лыко был казнен. Поскольку он оказался поводом для мятежа в столь грозное для Москвы время, церковь отказала ему в церковном покаянии, и Лыку зарыли в поле, как собаку, за пределами христианского кладбища.

Нет, не пало само собой злое ордынское иго. Для его крепких пут потребовался не только острый меч, но и острый ум наших предков. Если 1380 год — апофеоз доблести русского народа, то 1480 год — апофеоз его мудрости. Творились слагаемые нашей победы не только, конечно, великими князьями, но и более простыми людьми, о которых молчат летописи и древние книги. Лишь изредка мелькают в них имена и славные деяния — свидетельства того, что победа ковалась во всех слоях русского общества. Большой вклад в эту победу вложили Василий Верейский и его два товарища. Судьбы их, однако, сложились по-разному.

Василий преуспевал на службе великого князя и даже породнился с ним, взяв в жены племянницу Софии Палеолог. Жена оказалась хитрой и властолюбивой, прибрала к рукам Василия, а заодно и Верейское удельное княжество, которое вознамерилась сделать самостоятельным и отделить от Москвы. В этом своем намерении она столкнулась с самим великим князем. Василий был вынужден бежать за пределы Московского государства, а удельное княжество приписалось к Москве.

Семен стал хорошим пушечным мастером и первым подручником знаменитого Аристотеля Фиорованти, того самого, что построил Успенский собор в Кремле и по совместительству руководил всем пушечным делом у московского князя. Он участвовал в походе на Новгород в 1479 году, в защите Пскова от немцев в 1480 году, в сражении на Угре и у «Опакова городища» — везде, где гремели пушки, разя врагов и заявляя о рождении Московского государства. Его не сломили никакие жизненные невзгоды, он остался все тем же открытым, бесхитростным, не любящим суесловия человеком, честно жил и честно умер. Даже смерть его была полезна отечеству.

Матвей служил в ведомстве князя Хованского, занимался тайным сыском, раскрывал заговоры и злые козни врагов. После событий 1480 года он решил удалиться в тихую монастырскую обитель, чтобы поведать потомкам правду о славных событиях, свидетелем и участником которых являлся. Однако Матвей был вовлечен в совсем другую борьбу, о существовании которой даже не подозревал. Недружественный Ивану III властолюбивый митрополит Геронтий, над которым тот часто одерживал верх, мстил за свои унижения: он самолично изменял содержание летописных сводов и давал указания освещать происшедшие события в невыгодном для Ивана III свете. Среди пишущей братии в те времена оказалось немало угодников. Матвей пробовал было бороться и отстаивать правду, но в конце концов был сослан в дальний северный монастырь. И мы могли бы вслед за ним продолжить наше повествование, но это уже совсем другая история…