— Думаю, господин Циглер, супруга права, — вежливо, но с достоинством сказал он. — Даже если женщина что-то и знает, ее можно понять — сын. Хотя, простите, очень трудно верится, что после таких… — он на секунду запнулся, подбирая слова, — таких допросов, она могла о чем-то умолчать. А потом, знаете, вряд ли она станет вам полезной на том свете. К мертвым не возвращаются. — Рихард выразительно посмотрел на обер-лейтенанта.

Немец задумчиво покачал ногой в узком, блестящем, словно лакированном сапоге, постучал костяшками пальцев по столу, мрачно обернулся к Спруджу, невозмутимо попыхивающему папироской.

— Не слишком ли вы сентиментальны, господин Лосберг? — с неприкрытым сарказмом спросил Циглер. — Вас тоже смущает общественное мнение?

Лосберга покоробила фамильярность немца, но он не подал вида, усмехнулся:

— У русских есть хорошая поговорка, господин офицер, холодно, словно подчеркивая дистанцию между ними, ответил он. — Продав голову, о шапке не жалеют, — примерно так она звучит. Я слишком хорошо знаю, сколько стоит мнение толпы. Вряд ли оно может волновать серьезного человека. Но мне поручено дело не совсем обычного свойства. Чем меньше мы будем здесь стрелять, проводить акций и тому подобное, тем больше добьемся пользы в наших общих интересах. Поверьте, своих земляков я знаю неплохо.

Циглер набычился, засопел, словно мальчишка, которому публично указали на его глупость. Нехотя согласился:

— Что ж… В конце концов никуда она не денется. — Все-таки не сдержался, уколол: — Хотя мой незначительный опыт общения с вашими земляками подсказывает, что исчезать здесь умеют, и притом весьма ловко. Ваше мнение, господин Спрудж?

Следователь выпустил длинную струю дыма, безразлично пожал плечами:

— Материал отработан.

Он сказал это таким тоном, что Марта заледенела. «Материал отработан…» Потом еще много дней эти слова звучали в ее ушах. А когда она случайно увидела через окно Зенту, бредущую к своему дому, не поверила глазам — по улице двигалась живая смерть. Невольно подумалось: «Еще немного, и они сделают такими нас всех. Если не физически, то духовно».

ГЛАВА 16

Артур пришел ночью. Он еще не постучал в окно, даже не перебрался через ограду, а Марта уже почувствовала его присутствие. С бьющимся сердцем вскочила с постели, подбежала к окну, раздвинула в стороны и без того распахнутые занавески. Весь предыдущий день она, словно сомнамбула, слонялась без дела по комнатам, изредка о чем-то спрашивала, невпопад отвечала, несколько раз выходила на улицу, подолгу вглядывалась в небо, плотно затянутое облаками: «Только бы не было луны», затем переводила взгляд на подворье соседей в надежде увидеть Зенту. Но все было тихо, по-мертвому безжизненно. Она возвращалась в дом, возилась с сыном, читала ему сказки, не слыша своего голоса и… все ждала ночи. Что-то будет? Придет ли Артур и жив ли он вообще?

Во всяком случае, она понимала, что этой ночью должна наступить развязка. Ей удалось убедить отца уехать с ночевкой в Ригу, отпустила пораньше Эрну, а Петерису подарила большую бутылку шнапса, оставшуюся после немцев. Уложила Эдгара пораньше в постель, спустилась в погреб, радостным шепотом сообщила:

— Ушли. Из поселка тоже.

Грюнберг понимающе посмотрел на нее, ободряюще улыбнулся:

— Что ж, значит, наступил и наш черед. В доме есть кто-нибудь?

— Никого.

Она подумала, надо ли сообщить им о матери Артура, решила, что надо.

— Вот как? — насторожился Отто. — Ничего подозрительного вы не заметили? Слежки, например. Хотя, о чем я спрашиваю… — он невесело рассмеялся, бросил быстрый взгляд на Грикиса. — Спасибо, что предупредили. Надо глядеть в оба.

Марта не решалась спросить о главном, но Отто сам пришел на помощь.

— Перевяжите напоследок, — извиняющимся тоном попросил он. — Кто его знает, как оно сложится?

— Думаете, Артур придет сегодня? — с робкой надеждой спросила она.

Раненый помолчал, подумал.

— В любом случае, дорогой наш ангел-хранитель, пора убираться. И честь надо знать, и фортуну испытывать не стоит. Хватит, порисковали. Будем, конечно, надеяться на лучшее, но в случае чего… Вечное вам спасибо, Марта.

Артур пришел. Грязный, заросший.

— Как они? Живы? — влезая в окно и словно не замечая Марту, тревожным шепотом спросил он.

Марта не обиделась — она была счастлива, видя его невредимым.

— Живы.

— Ух ты… — Он сполз с подоконника, опустился на пол, привалился спиной к стене, блаженно улыбнулся — черты его лица подобрели и смягчились. — А я уж чего только не передумал.

— Ты где прятался?

Он посмотрел на нее снизу вверх каким-то новым, зовущим к воспоминаниям взглядом, вздохнул:

— Представь себе, на нашей мельнице.

Марта вздрогнула, прижала ладони к лицу — ей показалось, что даже в темноте Артур угадал, как у нее зарумянились щеки. Заминая неловкость, хотела что-то сказать, но он резко поднялся, с опаской спросил:

— С матерью что?

— Все в порядке, теперь уже дома.

— Что значит, теперь? — голос Банги дрогнул. — Ее что, забирали?

— Да, но сегодня утром выпустили.

— Пытали?

Марта промолчала. Артур отвернулся, сжал кулаки, жестко сказал:

— Ладно, пошли. Времени нет.

Грикис сравнительно легко выбрался из погреба, хотя был еще очень слаб, труднее пришлось его товарищу: Отто хотел подняться, но охнул от боли и, закусив губу, откинулся на спину, виновато улыбнулся:

— Вот так… герой.

— Ничего, ничего, — подбодрил его Артур и, словно ребенка, поднял на руки. — Нам недалеко. А там лодка и все такое. Принимайте, негромко скомандовал он снизу Юрису и Марте.

Те поспешно подхватили раненого, помогли ему выбраться наружу, усадили в кресло.

— Ничего, ничего, — выбираясь следом за Грюнбергом, тяжело сопя и отдуваясь, повторил Артур. Самое страшное позади. А там… дождик, ветер — все как надо. Главное, спокойствие.

За окном, действительно, разгулялась непогода. Небо словно перевернутый, парящий котел. Будто стреляющие головешки, его все чаще разрывали изломанные огненные вспышки. Натужно и отчаянно скрипела ветвями старая липа, надсадно колотила в стену оторвавшаяся ставня, и дом уже казался вовсе не домом, а маленьким, утлым суденышком, застигнутым стихией в открытом море.

Марта зябко поежилась, представив, как они сейчас уйдут в этот мрак. Артур, угадав ее мысли, подбодрил:

— Ничего, не сахарные. Все как по заказу — ни одна собака не сыщет.

— Возможно, за твоим домом следят, — сказал Грикис.

Артур резко повернулся к нему.

— Да? — вяло переспросил он, отошел к окну, отодвинул занавеску, как бы проверяя, правду ли говорит товарищ. Затем, не оборачиваясь, проговорил с тоской: — Значит, теперь из матери сделали приманку?

— Я сказал — возможно, — попытался смягчить свое предположение Юрис.

— Да, конечно, — механически поддакнул Артур, постоял еще минуту-другую, угрюмо буркнул: — Ладно, пошли.

Он уже распахнул окно, поставил ногу на подоконник, намереваясь сначала помочь выбраться Грикису, потом они вдвоем примут Отто. Но его остановил Грюнберг.

— Погоди, — тихо сказал он. — Надо оглядеться. Тем более, что «возможно», как говорит Юрис.

Артур нетерпеливо возразил:

— В такую погоду и собаку на улице не встретишь.

Но Грюнберг стоял на своем:

— Насчет собак не знаю, а что касается гестапо, я бы с ними не шутил… В любую погоду.

— Ладно, проверю.

Банга лег животом на подоконник, сполз на землю и тут же растворился в темноте, крепко сдобренной шумом дождя и ветра.

— Вообще-то, если он сюда пробрался… — неуверенно начал было Грикис, но Отто холодно оборвал:

— Ничего это не значит. Могли и пропустить.

— Да, конечно. Хотя, в таком случае… — Юрис не закончил мысль, полагая, что и так все ясно.

В комнате воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь напряженным дыханием раненых да беспорядочными звуками дождливой, ветреной, грозовой ночи. Марта вспомнила о вещах и продуктах на дорогу, бросилась за ними.