Главная проблема была в другом. Такую огромную массу биопластика сложно было контролировать с высокой точностью. Нет, прозрачной её сделать можно, не вопрос… а вот отрегулировать показатель преломления в каждом кубическом сантиметре, чтобы она не бликовала на солнце, не создавала под собой тени или солнечных зайчиков — это уже задачка не из лёгких даже для Преследователя.

Пришлось лететь ночью. На высоте километра. Раскрасив свои животы в цвет ночного неба. Объединив телекинетические «двигатели» в единую систему.

Но кое-как добрались. Теперь встал другой вопрос — что говорить Клонарии? Как-то объяснить суть работ, которые они разворачивают в заброшенном известняковом карьере, всё же придётся. А соврать телепатке — крайне сложно.

К счастью, Дэйр-Ринг они своевременно отослали на корабль. А Дж-Онн великолепно контролировал свои эмоции, и «встроенный детектор лжи» Клонарии был для него не более чем игрушкой.

Гораздо сложнее было убедить его в необходимости солгать вообще. Беседа по дороге получилась весьма бурная.

— Пойми, знания о гробнице опасны не столько для нас даже — сколько для неё. Ты себе представляешь, на что пойдут Дхувиане — и все прочие — чтобы извлечь знания о Рианоне в этом времени?

— Но мы же её охраняем…

— Ага, и ты можешь гарантировать, что сможем охранять всегда, до самого возвращения? Охранять, ни разу не выдав своего присутствия? Расскажем правду, когда вернёмся. Или хотя бы после уничтожения Кара-Дху.

— Ладно. После этого. Но ни минутой позднее.

Десять следующих дней работы нельзя было назвать иначе как адскими. Работать приходилось не только руками (сколько бы их там ни было), не только телекинезом, но и всем телом. Оно заменяет практически целую лабораторию — и кучу измерительных приборов, и фильтры, и перегонные аппараты, и электролизную установку, и холодильник… Не отвлекаясь ни на секунду, потому что малейший сбой в процессе означает испорченный материал.

Теория-то проста, как пень. Расщепить кусок биопластика на отдельные многомерные молекулы, затем осадить их слой за слоем в жидком метане, выстроив в определённом порядке.

На практике же… это примерно то же самое, что собрать вручную кристалл микропроцессора. Примерно столько же внутренних неоднородностей требуется внести в структуру, чтобы абстрактный «многомерный кристалл вообще» превратился в ядро ловушки для душ.

И так — шесть тысяч раз подряд!

Вот тут Ричард неоднократно поблагодарил всех марсианских богов за то, что перед путешествием в прошлое ему пришло в голову собрать пипбак. Мозг марсианина, конечно, удивительная штука, но осознанно пропустить через себя миллиарды рутинных операций он не в состоянии. Да, он контролирует почти секстиллион молекул биопластика, но не сознаёт каждую из них! Как люди не осознают сигналы от каждой палочки и колбочки на своей сетчатке. Они видят картину в целом.

А вот марсианский мозг, марсианская физиология и пусть примитивный, но очень ёмкий компьютер, способный эту физиологию напрямую контролировать и к этому мозгу напрямую подключаться… это уже кое-что. Был ещё и личный компьютер Охотника, неизмеримо более мощный и сложный. Правда, он был доступен лишь на пользовательском уровне. Вносить изменения в его программное обеспечение Охотник не умел, он не был программистом. Но даже его прикладные программы из стандартного набора были эффективнее всего, что на Марсе изобретут в ближайшую тысячу лет. И конечно, там содержалось полное описание структуры кристалла и функциональных требований к нему.

Собственно ловушка состояла из трёх частей — излучатель, который преобразует органические ткани в Эссенцию, насос, который её собирает, и накопитель, который её хранит. Все три части использовали один и тот же многомерный кристалл, только по очереди — как разные устройства компьютера могут по очереди обращаться к процессору.

Устройство накопителя и насоса Ричард более-менее понимал, знаний Алефа для этого вполне хватало. Но вот излучатель был для него абсолютной мистикой. Совершенно иной уровень технического развития. Почему он посылает в кристалл именно такие сигналы, что именно они делают с параллельным пространством — Ричард чувствовал себя, как второклассник, вынужденный переписывать в другую тетрадку доказательство теоремы Ферма. Причём так, чтобы не ошибиться ни в одном знаке!

Дэйр-Ринг на галере тоже не теряла времени. Она засыпала Охотника вопросами о древних марсианских культурах. Увы, тот знал слишком мало. Для него Марс был не родиной, а всего лишь одним из бесчисленных мест работы. О Морских королях он успел узнать довольно много, но это уже было известно и самой неугомонной исследовательнице, после того, как она прочитала память Клонарии.

Тогда девушка переключилась на вопросы о других местах его работы. Охотники за душами жили очень долго. Около сорока тысяч марсианских лет. Разве что Дхувиане могли потягаться с ними в этом. Но дети Змеи проводили почти всю свою жизнь в одном небольшом городе, а когда всё же покидали его — редко удалялись далее, чем на пару тысяч километров. Охотники же постоянно путешествовали, ведомые своей великой миссией. И не по одной планете, даже не по одной системе — по всей Галактике! Личный опыт каждого из них был просто невообразим.

«Их» Охотник не отличался разговорчивостью. Трудно сказать, было это чертой всей его расы, или им просто попался такой нелюдимый тип. Но под напором искреннего любопытства и дружелюбия Дэйр-Ринг даже его угрюмость и аскетичность временами отступали. Кое-что о мире за пределами Марса из него вытащить удалось.

По меркам Великой Змеи они были практически современниками. Охотник вошёл в гробницу Рианона «всего» за пятьдесят тысяч марсианских лет до рождения Дж-Онна и Алефа. Он не знал, на что похожа Галактика в их время, «но вряд ли она заметно изменилась», как скептически заметил Охотник.

В его время Галактика была разделена на четыре Империи, каждая из которых располагала собственной сетью влияния. Что такое сеть влияния? Это сложные машины, которые играют одновременно роль межевых столбов, устройств дальней связи и приборов контроля младших цивилизаций.

Империя Жнецов, чьи границы были обозначены Ретрансляторами.

Империя Кровавых Лун, чьи границы были обозначены Обелисками.

Империя Ворлон, чьи границы были обозначены прыжковыми вратами.

Империя Эльдар, чьи границы были обозначены Путеводной Паутиной.

На естественный вопрос, чем все четыре отличались друг от друга, Охотник риторически ответил «Да по сути ничем. Одинаковые своры высокомерных ничтожеств». И отказался возвращаться к этой теме.

Каждой Империи было больше миллиона лет. Все они давно существовали в сферах бытия за рамками понимания низших созданий, все были абсолютно бессмертны и регулировали не просто политику, но сами законы эволюции в своих владениях. «Вы существуете потому, что мы разрешаем это, и вы умрёте потому, что мы этого потребуем». Таков был девиз всех четырёх Империй. Нередко целые альянсы и империи цивилизаций, охватывающие тысячи планет, возникали и падали так и не узнав, что были лишь строчкой в чьём-то плане, написанном миллион лет назад.

— Но ведь это же преступление, — воскликнула Дэйр-Ринг, — как они смеют? Кто дал право Древним распоряжаться нашей судьбой?

— Право не дают, его берут, — снисходительно ответил Охотник. — За ними стоят силы и знания, превосходящие всё, что мы можем вообразить.

— И вы — тоже часть их планов?

— Отчасти да. В категории «допустимая погрешность». Существует довольно много племён космических кочевников, которые не представляют для Древних ни ценности, ни опасности. Существуют целые звёздные скопления за пределами их сетей влияния. Рано или поздно их всё равно уничтожают или включают в общую программу, но порой это затягивается на миллионы лет. Империи никуда не спешат. Мы рассчитываем пройти по верхней планке. Знания и мудрость тысяч народов, сохранённые в шарах душ, позволят нам избегать внимания Древних весьма долго.