— Нам конец, Ника, — глухо сказал Всеволод.

— Это Сырцову конец. А нам жить и жить, — жалобно бодрился Никита.

— Единственный наш шанс — сегодня же, прямо сейчас бежать. В тайгу, в пустыню, в горы… Не знаю куда, но туда, где нас твои хозяева не смогут достать. И ждать. Год, два, но дождаться, когда и до них доберутся.

— До них не доберутся никогда. Они всесильны, потому что могут купить любого.

— А Сырцова купить не смогли.

— Не надо больше о Сырцове, а? — попросил Никита.

— О нем нам с тобой только и говорить, братец. Неужели ты не понимаешь, что нам определена такая же судьба! Ника, деньги есть, много денег, за сегодняшнюю ночь собираемся и исчезаем втроем. Ты, Наташка, я…

— Я останусь здесь.

— Не здесь, а с ней! — злобно прокричал Всеволод.

— Да. И будь что будет.

— Ничего не будет, Ника, потому что не будет тебя.

— Я перестраховался, Сева. Не Бог знает что, но все-таки, может, остерегутся, когда я пригрожу этим, — Никита вытащил из кармана брюк нечто и протянул Всеволоду.

— Пленка, — понял на ощупь Всеволод. — О чем там?

— Времени-то у меня навалом. Вот и развлекался в одиночестве, сам с собой разговаривая. Здесь все о них, Сева. Все!

— Но без доказательств. Куда я с ней пойду, если что? Кто мне поверит?

— Александр Иванович Смирнов. Отставной полкаш милицейский, друг Сырцова. Единственный человек, которого до усрачки боится Витольд Зверев.

— А если я не успею, если меня уберут?

— Ты же решил с концами смыться. Смывайся как можно скорее.

Никита встал. Уже тихо и могуче погромыхивало за водяным горизонтом. Он потянулся с фальшивой бодростью и пошагал к моторке.

— Ника, давай с нами, пока не поздно! — в последний раз предложил Всеволод. Никита не обернулся. Он запрыгнул в лодку и включил мотор. На этот раз завелось без чиха, и лодка сделала полукруг у берега, на котором стоял Всеволод.

— Наташку за меня поцелуй! — донеслось с воды, и стук мотора стал потихоньку удаляться.

Всеволод сел в «фольксваген» и включил зажигание. И будто бы включил дождь: по крыше увесисто застучали первые крупные капли грозового ливня. Уже убедительно рявкнул Илья-пророк, предварив свой рык вспышкой молнии. Гроза сопровождала Всеволода до Москвы. Гремели артиллерийские залпы, яростно рвались снаряды, пулеметными очередями сыпал град…

А в Москве оказалось сухо. Мокрый «фольксваген» катил по сухим улицам.

— Ну, что он? — спросила Наталья, открыв.

— Он — дурак, — злобно ответил Всеволод.

— Это я знаю. Но он решился?

— Сырцов мертв. Завтра мы будем уносить ноги из Москвы, — выдал всю информацию Всеволод и прошел к себе в кабинет. Вставил кассету в магнитофон и стал слушать первоначальный шорох. Шуршало и шумело. Всеволод перевернул кассету. Пленка шипела, как ликующая змея. Все стало ясно: пленку размагнитили.

Всеволод ворвался в спальню, где умиротворенная, дождавшаяся мужа Наталья, сидя на кровати в ночной рубашке, плела косу на ночь.

— Собирайся, — почему-то шепотом приказал он жене.

— Я и собираюсь, — обиделась она на несообразительность мужа.

— Собирайся! — застыдившись от того, что говорил шепотом, проорал Всеволод. — У тебя пятнадцать минут!

— Сева, уже глухая ночь, — напомнила Наталья.

— Ты что, жить не хочешь? А я хочу! Я только сейчас понял, что нас уже долгое время постоянно держат на прицеле из-за Никиты.

— Кто? — испугалась наконец Наталья.

— Благодетели наши, озолотившие нас, мать их… Влезай в джинсы и поехали!

— Куда? — спросила Наталья, стягивая ночную рубашку.

— Для начала к твоей матери в Осташков, а там посмотрим.

— Что с собой брать, а, Сева? Что с собой брать? — растерянная, голая Наталья тупо смотрела в одежный шкаф.

— Ничего! Все, что понадобится, по дороге купим. Деньги есть, — успокоил ее Сева и вернулся в кабинет. Встав на корточки, открыл подстольный маленький сейф и вынул всю наличность. Не пересчитывая, набросал деньги в кейс.

Видно, сильно напугал Наталью — она была уже одета.

«Фольксваген» вырвался из Москвы на рассвете. Чудесно было катить по пустынному Ленинградскому шоссе: ливень прибил зловредную пыль, встречных и попутных машин почти не было, виделось далеко и ясно. Через два часа объездом миновали Тверь и через Торжок вышли на прямую.

В пяти километрах от села Кувшинова ровно в пять часов пятьдесят семь минут «фольксваген» на ходу разорвало на мелкие куски.

58

Не в постели кувыркались — в кабинете чинно сидели. В дамском кабинете: не письменный стол — кокетливое бюро карельской березы, не книжные полки — старинные шкафы, не кожаный диван — креслица и пуфики. Светлана устроилась у бюро, а Витольд восседал на неудобном пуфике. Ровно в шесть Светлана нажала кнопку, и разъехались плотные гардины на широком окне, за которым уже сиял полноценный дневной свет. Вторым нажатием Светлана выключила электричество и спросила:

— Где контрольный звонок, Витольд?

— Сейчас будет, — стараясь быть уверенным, ответил Витольд. И не зря старался: тотчас зазвенел телефон. Светлана взглядом приказала, и Витольд, с облегчением поднявшись с пуфика, снял трубку и откликнулся негромко:

— Слушаю.

… В небольшой квартирке на окраине Москвы небольшой плотный человек в штатском (а сейчас — в трогательной пижаме), услышав в телефонной трубке зверевский голос, помедлил самодовольно и достойно представился:

— Это я, Витольд Германович.

Как и следовало ожидать, продолжением разговора было нетерпеливое:

— Ну?

— Только что из Торжка был звонок от машины сопровождения, — штатский в пижаме, сказав это, замолк. Тут же последовало второе:

— Ну?

— Все сработало как надо, — доложил человек и протяжно зевнул: — Теперь хоть засну спокойно.

…Витольд Германович положил трубку и, криво улыбнувшись, сообщил Светлане:

— Теперь он хоть заснет спокойно.

— Значит, на этот раз все сработало как надо? — дежурно поинтересовалась Светлана только для того, чтобы напомнить: а в прошлые разы — все, как не надо.

— Как надо, как надо, — механически повторил вслед за ней Витольд. — А как надо? Что надо? Зачем все это надо?

Светлана смотрела на него насмешливо и брезгливо. Ответила на дурацкие вопросы:

— Чтобы шкуры наши спасти, Витольд.

Витольд сподобился в конце концов разглядеть ее глаза, понял, что она о нем думала, и сказал то, что он думал о ней:

— Тебе-то что беспокоиться? Ты всегда ухитряешься быть в стороне.

— Не всегда, — весело возразила Светлана. — Если тебя возьмут, ты ведь меня в стороне не оставишь, а, Витольд?

Не ответил на провокационный вопрос Витольд. Он задал свой:

— А если возьмут Никиту?

— Ты же сам говорил, что для него самый лучший выход — молчать. Иначе — вышка.

— Но, малютка, ты забываешь кое о чем! А любовь? А ревность? А ненависть?

— Я ни о чем не забываю, Витольд, — сказала Светлана, встала из-за бюро, сладко потянулась. — Как там сказал твой «взрывной» палач? Теперь хоть засну спокойно? Лягим в койку, Витольд.

Витольд подошел, взял ее за локти, с нежностью полюбовался ею.

— Не могу. Сегодня не могу, милая.

— Медвежья болезнь? — ненавистно полюбопытствовала она. — Смирновский кошмар?

— Да, — признался он и отпустил ее локти. — Мне думать надо, Светлана. Очень много и долго думать.

— Думай не думай, сто рублей не деньги, — расхоже откликнулась она.

— Сто рублей — да. А ваши миллиарды?

59

Красивый, как артист Стриженов в молодости, и элегантный, как президент Кеннеди при жизни, полковник милиции Леонид Махов тихо открыл дверь предбанника своего кабинета. Лейтенант Катерина Измайлова не увидела и не услышала его: сидя за компьютерным столиком, она старательно смотрела на пустую стену.