Кибела хрустнула костяшками пальцев и кивнула.

– Да, – сказала она, – вы правы, уважаемый Эрик фон Хартман – равные права должны сопровождаться как равными обязанностями, так и равной оплатой за равный труд – и за этим я буду следить особенно тщательно.

Улыбавшиеся до того штатские заметно приуныли. Но у меня не было никакого желания вникать в их буржуазные эмоции, да и не было мне до этого никакого дела. С одной стороны, отказ тевтонов от массовой эвакуации снимал с меня задачу обеспечить эту самую эвакуацию, дожидаясь, пока с места не снимется целый народ, а с другой стороны, из всего собирающегося тронуться вместе со мной народа боеспособна только сотня амазонок, а если учесть, что наш путь пройдет не по самым приятным мирам, то это очень большой риск. Раньше я рассчитывал на вооруженную силу тевтонов, но сейчас я даже не знаю, что и делать. Кроме того, возникают проблемы с обозом, который теперь надо будет снаряжать самостоятельно, а ведь в отсутствие автотранспорта для этого нет ничего лучшего, чем запряженные флегматичными битюгами немецкие армейские повозки, в которые можно грузить до двух тонн груза в каждую.

Кибела тоже поняла мое затруднительное положение и строго посмотрела на де Мезьера.

– Насколько я понимаю, уважаемые, – с нажимом произнесла она, – у вас с Сергием Сергиевичем был свой договор, который тоже должен быть обязательно исполнен…

– А мы не отказываемся от исполнения этого договора, – важно кивнул Густав де Мезьер, – и любой тевтон, вне зависимости от возраста и пола, может присоединиться к этому походу, и при этом Орден обеспечит его оружием и всей необходимой экипировкой, а для кавалерии еще и боевым конем, а также вьючной лошадью. Гауптман Серегин спас и наш народ тоже, ведь херр Тойфель планировал его полное уничтожение, поэтому мы тоже выражаем ему свою благодарность, которая будет заключаться в том числе и в материальной форме. С учетом того, что нам известно, можно рассчитывать на двадцать – тридцать центурий пехоты, десять-двенадцать эскадронов легкой кавалерии и пять-шесть эскадронов тяжелой панцирной конницы. Далеко не всем было по душе решение большинства – не воспользоваться шансом покинуть этот мир. Кстати, первой, кто записался добровольцем в этот легион Исхода, была моя единственная дочь Гретхен… Сердце ее теперь с вами, и я не в силах удерживать ее в своем доме.

Сказав это, герр Густав сделал паузу, посмотрел на своих спутников и усмехнулся. Тем временем я прикинул в уме, что мне предлагается (в зависимости от комплектации центурий и их количества) от тысячи двухсот до трех тысяч шестисот пехотинцев, от тысячи двухсот до полутора тысяч легких кавалеристов и около трехсот – трехсот пятидесяти всадников панцирной кавалерии. Не такие уж и малые силы, да только лояльность всех этих бойцов будет весьма сомнительной, несмотря на все влияние Гретхен и все заклинания, которыми их смогут опутать наши маги. Вот когда бывшие «овечки» смогут по-настоящему встать на ноги и взять в руки огнестрельное оружие, то только тогда я смогу получить действительно полноценный противовес тевтонскому легиону, если не считать амазонок. Но об этом пока еще рано рассуждать, потому что сначала надо будет увидеть тех тевтонских добровольцев, а только потом решать, что они такое и зачем могут пригодиться. Но как оказалось, это было еще далеко не все, потому что Великий магистр прервал паузу и продолжил говорить.

– Кроме полностью оснащенных вооруженных вышеозначенных подразделений, – сказал он, – Орден предоставляет тысячу армейских повозок для обоза, вместе с положенным количеством упряжных лошадей, а также сервов, предназначенных для того, чтобы обслуживать повозки и ухаживать за лошадьми.

– Лошади должны быть молоды и здоровы, – быстро сказал я, – и это же касается сервов, которые к тому же должны быть обоих полов и сообразительны, потому что сразу же после прибытия обоза в наш отряд они тут же получат свободу, будучи зачислены на тыловую службу на общих основаниях.

По мере того как я говорил, рожи сопровождавших де Мезьера штатских делались все кислее и кислее – очевидно, в основном это были адольфбургские буржуа, за счет которых Великий Магистр и собирался снарядить эту экспедицию. Но как только я произнес свою последнюю фразу, кислое выражение на их вытянутых лицах тут же сменилось злорадными усмешками.

– Ты глупец, гауптман Серегин, – вскинул седую голову Эрик фон Хартман, – получив свободу, твои сервы тут же разбегутся, и ты останешься без обоза.

– Это ты глупец, Эрик фон Хартман, – ответил я, – я же сказал, что сервы должны быть сообразительны. А какой сообразительный человек побежит от вооруженной защиты, ежедневного трехразового питания и справедливой оплаты за его труд? В то время как вне моего отряда беглец тут же будет сожран дикими зверями или снова обращен в рабство.

Ага, прокис это Хартман и заткнулся. Интересно, это не потомок того самого Эриха Хартманна, якобы знаменитого аса, в основном отличавшегося шакальими повадками? Ну да ладно, сейчас это совершенно не важно.

– Да, гауптман Серегин, – сказал де Мезьер, – твои требования справедливы и мы их выполним. Повозки будут новыми и полностью исправными, лошади-першероны молодыми, сильными и здоровыми, сервы тоже молодыми, обученными и сообразительными. Все должны видеть, что тевтоны не поставляют подпорченный товар.

Сопровождающие Великого Магистра штатские, как те самые кони, замотали головами и забормотали, что они полностью согласны с герром де Мезьером и пусть их разорвут на тысячи частей, если они допустят поставки некачественного товара.

– Смотрите у меня, – сказал им де Мезьер, после чего снова обратился ко мне, – герр Серегин, хоть эти слова полагается говорить будущему мужу, но за неимением такового скажу их вам, как ее командиру. Вручаю вам свою дочь Гретхен и возлагаю на вас заботу о ее благополучии и благонравии, а если сие понадобится, то вы можете в воспитательных целях сечь ее розгами, ибо, как говорили наши предки: «пожалеешь розгу – испортишь ребенка», – тут голос его едва уловимо дрогнул, он тряхнул головой и быстро закончил свою речь, – на этом у меняя все. Обоз и войско придет сюда к вам примерно через неделю или десять дней. Все остальные обязательства, о которых мы с вами говорили, будут исполнены за три ближайших дня. А теперь разрешите нам откланяться и распорядитесь, чтобы ваша очаровательная супруга доставила нас обратно в Адольфбург, ибо у нас еще очень много работы.

В ответ я кивнул Гретхен, чтобы она занимала место в нашей компании, и поблагодарил де Мезьера за проявленную заботу, после чего попрощался с ним и его спутниками – и тевтоны, развернувшись, покорною гурьбой пошли обратно в десантный отсек. Официальный визит Великого Магистра был завершен, и теперь все, что было им сказано, требовалось тщательно обдумать. При этом надо отметить то, что две совсем юные девицы из свиты де Мезьера – одна белобрысая и одна рыжая – не поднялись обратно в штурмоносец, а присоединились к Гретхен, испуганно поглядывая на меня блестящими глазками…

– Герр гауптман, – сказал мне Гретхен, когда штурмоносец улетел, – это мои подруги детства и сверстницы: Хельга и Урсула. В результате последних событий они остались полными сиротами и теперь просят у вас убежище от голода, холода, насилия и разных невзгод…

М-да, мне это кажется, или, действительно, за тот месяц, что юная тевтонка находится в нашей теплой компании, она резко повзрослела как физически, так и эмоционально, и теперь выглядит значительно взрослее большинства своих сверстниц? А может, это «сыворотка № 1» виновата? В любом случае у меня нет никаких оснований отказать этим двум девочкам, разумеется, если Птица или отец Александр не выявят какой-нибудь фатально важной причины, по которой их нельзя будет брать в нашу компанию. Но это я зря. Если эти двое сумели шугнуть из американок нашего добротного кондового отечественного дьявола, то с любой местной проблемой справятся просто на раз.

– Значит, так, – сказал я Гретхен, – убежище твоим подругам я предоставлю, но ты сама должна будешь провести их по всем кругам нашего ада. Сперва пусть с ними побеседует Птица, потом пусть Лилия проверит их здоровье, потом обязательно надо будет найти отца Александра, и только потом ты вместе с ними вернешься ко мне, и мы будем решать, какое дело им можно поручить. Действуйте, младший сержант Гретхен де Мезьер.