— И они ничего не слышали?

— Они были в производственном отделе… Услышали глухой шум… Бросились тут же к кабинету мсье де Солиса. Несчастный лежал распростертый на ковре. В общем, все совершенно загадочно. Ничего не украли. Ни кассы не тронули, ни сейфа…

Софи покачала головой.

— Вообще-то говоря, здесь больших денег никогда не бывает… Только самая малость, на текущие расходы. Все операции осуществляются с помощью чеков…

— Повторяю тебе… Все совершенно загадочно…

— А может, это месть?

— Месть? Не такой человек мсье де Солис, чтобы у него были враги, — возразила Арлетта.

— А полиция была? — спросила Софи.

— Конечно… Мадам Лежербье немедленно их вызвала. И они ничего не обнаружили. Никаких улик, никаких следов.

— Странно, — прошептала Софи. — А может, это какой-нибудь обиженный автор?

— Автор?

— Да. Представь себе, что мсье де Солис отказался печатать его рукопись…

— Ну, моя милая, у тебя богатое воображение… Тебе надо писать детективные романы…

В просторном кабинете Эжена Бабиласа разместились все.

Гаэтан де Солис, с повязкой на голове, сидел в кресле. Мадам Лежербье — напротив. Иоланда сидела на стуле за мадам Лежербье.

Жан Луи Шассерио, загорелый пятидесятилетний человек спортивной выправки, в светлом твидовом костюме, оперся локтями о стол мсье Бабиласа.

На этот раз директору было не до улыбок.

— Как вы себя чувствуете, дорогой Гаэтан? Головная боль понемножку проходит? — заботливо спросил он.

— Ничего, ничего, — успокоил его Гаэтан. — Мне очень таблетки помогли. В конце концов, я дешево отделался: обыкновенный нокаут, слегка кожа порвана… Я даже смог уснуть…

Шассерио, который, казалось, глубоко ушел в свои размышления, вдруг прямо подскочил на месте. И стукнул ладонью о край директорского стола.

— Черт возьми! В конце концов, должны же найтись хоть какие-то объяснения! Не пришел же бандит просто так, он ведь за чем-то пришел. Потихонечку проник к нам. Оглушил вас без предупреждения… И убежал, не взяв с собой ничего!

— А может, это сумасшедший? — предположила мадам Лежербье.

Эжен Бабилас чуть было не принялся потирать руки, но сдержался, понимая, что момент для этого не совсем подходящий.

— Давайте-ка, дети мои, прежде чем предполагать, не сумасшедший ли это, сначала подумаем!

— Мы, кажется, только этим и занимаемся, — проворчал Шассерио.

— Разберем все по порядку, — предложил Бабилас. — В восемнадцать тридцать сотрудники ушли домой. Потом ушел я сам вместе с Шассерио…

— Было, вероятно, без двадцати семь, когда Иоланда вошла ко мне в кабинет, — сказала мадам Лежербье.

Шассерио наклонился вперед:

— Гаэтан в это время сидел у себя в кабинете?

— Да, — сказал Гаэтан, — после шести я никого не принимал. Я был один.

— А я, — снова заговорила мадам Лежербье, — как раз задала несколько вопросов Иоланде…

— Какие это были вопросы? — сухо спросил Шассерио.

Мадам Лежербье смутилась:

— Какие вопросы? В самом деле? Будто не догадываетесь! Вы же прекрасно знаете, что она готовится к своему экзамену… Вопросы были по истории книгопечатания, по разным видам шрифтов и тому подобное.

По полноватому лицу Жана Луи Шассерио скользнула улыбка.

— Прошу меня извинить, но сейчас все может иметь значение, мы ведь плаваем в полной неизвестности…

— Плохо себе представляю, как именно… — продолжала мадам Лежербье. — Затем к нам ненадолго зашел мсье де Солис. Было, должно быть, полвосьмого.

— А можно узнать, о чем шла речь? — опять задал вопрос Шассерио.

Гаэтан де Солис пожал плечами.

— Мы говорили о будущей работе Иоланды… о рукописи, которую я только что прочел…

— Мсье де Солис посоветовал Иоланде и дальше быть такой же настойчивой, — сказала мадам Лежербье. — Кстати сказать, могу только повторить, что ее работа заслуживает всяческой похвалы…

Иоланда раскраснелась.

— После чего Гаэтан пошел к себе в кабинет. Мы вернулись к своему уроку, говорили о литерах. О типографских шрифтах, о кеглях и пунктах…

— О кеглях и пунктах… — машинально повторил Эжен Бабилас. — Ага… То есть вы в точности не знаете, в котором часу гангстер мог проникнуть в издательство…

— Нет, — сказала Иоланда. — В восемь часов мы услышали глухой звук, донесшийся из кабинета мсье де Солиса. И подумали, что это свалилась кипа бумаг.

Гаэтан де Солис кивнул головой в знак согласия.

— Именно это и произошло. Я наводил порядок у себя на столе. И вся кипа свалилась…

— Кипа чего? — спросил Шассерио.

— Кипа рукописей, поступивших в последнее время. Их было десять… Я как раз собирался сегодня рассказать о них мсье Бабиласу… Рукописи рассыпались по ковру в кабинете. Многие даже вылетели из папок, в которых они лежали… Затем дверь отворилась, я подумал, что ко мне зашла мадам Лежербье… Дальнейшее произошло очень быстро… Я почувствовал сильную боль в затылке…

— Но вы все-таки видели, кто напал на вас? — тихо спросила мадам Лежербье.

— Ну, видел — это слишком громко сказано. Я попытался обернуться. У меня осталось очень смутное воспоминание… Он был в темном плаще, в таком, знаете, нейлоновом… Шляпа, низко надвинутая на лоб, темные очки.

Бабилас вздохнул.

— Классическая униформа… Шляпа на глазах… Черные очки… это нам ничего не дает…

Шассерио стукнул кулаком по столу:

— Почему же, черт возьми, вы дверь на ключ не закрыли, как всегда по вечерам, когда остаетесь один!

— Я… не знаю… Забыл, — прошептал Гаэтан де Солис.

Шассерио повернулся к мадам Лежербье.

— Прежде всего нас беспокоило состояние мсье де Солиса. Мы перенесли его в кресло и поняли, что он в шоке. Я немедленно позвонила доктору Бернару, который живет через улицу. Он тут же пришел. Еще я позвонила в комиссариат. Доктор Бернар нас успокоил. По его мнению, Гаэтана можно было не везти в больницу или поликлинику.

— А потом?

— Потом пришел комиссар полиции и задавал нам самые разные вопросы. Мы обошли все кабинеты. Нигде ничего не тронули. Следов никаких. К кассе и к сейфу никто не прикасался. Я проводила Гаэтана до дома, на такси…

Эжен Бабилас все качал и качал головой.

— В самом деле, ничего не украли… Я имею в виду деньги. Но ведь и кроме денег… Похоже, что ничего не тронули, ни в остальных комнатах, ни в кабинете нашего друга…

Гаэтан де Солис подался вперед, локтями он опирался на колени, а ладонями обхватил лицо.

— Да, — сказал он с расстановкой, — у меня ничего не украли. В кабинете не так много ценного: только книги. Мои книги не тронули, я совершенно в этом уверен. Моя коллекция классиков-романтиков на месте. А она ведь недешево стоит… Там есть несколько первоизданий… Они на полке… Тот, кто напал на меня, книг не взял…

— Он мог унести что-нибудь другое, — вставила Иоланда.

Гаэтан распрямился и изумленно посмотрел на нее.

— Но что же? Что можно взять у меня в кабинете? Бумаги, карточки, отчеты, кучи статей, вырезанных из газет, рукописи…

— Но и рукопись может быть ценной, — прошептала девушка.

— Иоланда права, — сказала мадам Лежербье. — Нужно выверить мельчайшие детали. Может быть, в этой куче рукописей какой-нибудь не хватает?

— Вряд ли. Впрочем, в этом нетрудно убедиться.

Он резко встал. Его высокий тощий силуэт с комичной повязкой на голове возвышался над всем собранием.

— Мы можем пойти ко мне в кабинет, чтобы еще раз все проверить…

Комната Гаэтана была тесной и совершенно заваленной. Впрочем, на столе был порядок, по обе стороны от его зеленого кожаного письменного прибора стояли керамические вазочки, полные цветных карандашей; картотеки и кипы папок тоже были на своих местах.

За спиной Гаэтана все пространство стены занимали книжные полки, на которых красовалась полная коллекция изданий «Бабилас».

На верхних полках выстроились в ряд всевозможные книги и брошюры самого разного формата.