У гроба столпились родственники. В изголовье покойного стоит моя бабушка.

— Мой сын, мой сын, — причитает она, с непрекращающимся всхлипыванием.

Неожиданно заметила.

— Иди, поцелуй, своего дядю!

Пронзенный жестковыйными взглядами родственников, я сделал было шаг в сторону покойного, но вдруг ужас обуял меня. Я увидел его туберкулезное лицо, покрытое синими пятнами и припудренное тальком. И в мгновение растолкав скорбящих, бросился бежать. Выскочив на улицу, на крыльях непередаваемого страха и отвращения я пересек парк имени Чкалова, добежал до проспекта с такой быстротой, словно за мной гнался дьявол. И далее, не сбавляя темпа, бежал до самого нашего двора, напротив которого происходили те самые события, которые я сейчас описываю.

Скорость моего вращения увеличивалась. После третьего колеса, скользя по поверхности шлифованных булыжников, как по льду, я попал под последнее, и, сделав оборот, без малейшего телесного повреждения был выброшен на пешеходную полосу.

Дрожа от пережитого, я все же нашел в себе силы подняться и, очумело пошатываясь, самостоятельно добраться до двери. Отворил брат, по моим тогдашним представлениям взрослый.

— Абрашенька, что с тобой? — вскричал он, увидев несколько свежих царапин.

Но мне было пора возвращаться. Временное убежище рухнуло на пол. Брат Абрама кинулся на кухню за водой, а я на крыльях невесомости устремился к ограде.

На метаморфозу ушло не более секунды.

Дух Абрама вылетел из моего тела и я вошел в самого себя.

Через три-четыре минуты дорогу перебежал брат Абрама. Перемахнув забор, он подошел ко мне и закричал, бешено вращая глазами.

— Сволочуга, ты почему толкнул моего брата под машину?

Я промолчал и тогда он начал лупить меня наотмашь по лицу, методично и звонко нанося хлесткие пощечины. Моя голова при каждом ударе дергалась, словно резиновая, но я не плакал — из моих глаз текли невидимые слезы.