Вы скажете, что на заднем дворе было темно и Педро не мог разглядеть жабы. Однако факт остается фактом — он видел ее, и старая цыганка Беатрис, которая знала о ведьмах больше, чем следовало бы, могла бы кое-что тут прояснить. Видите ли, ведьма должна иметь фамильяра, прислужника, животное вроде кота или жабы. Он каким-то образом помогает ей. Когда ведьма умирает, фамильяр обычно умирает тоже, но иногда этого не происходит. Иногда он успевает настолько пропитаться магией, что продолжает жить. Может, эта жаба была родом из Салема, где она обитала еще в те времена, когда Коттон Мазер вешал ведьм. Или, может, девушка-креолка зазвала Черного Человека в Баратарию, служившую прибежищем пиратам. Залив полон призраков и воспоминаний, и, возможно, одним из этих призраков был призрак женщины с ведьмовской кровью, которая много лет назад приехала из Европы и умерла на своей новой родине.
И возможно, ее фамильяр не знал дороги домой. Сейчас в Америке почти нет места магии, но когда-то дело обстояло иначе.
Если вы думаете, что жаба разговаривала с Педро голосом, который можно слышать, то вы ошибаетесь. Я не пытаюсь уверить вас, что не произошло ничего необычного. Вполне вероятно, что крошечный, холодный, невозмутимый разум жабы заглянул в душу мальчика и задал пару вопросов. Возможно также, что в темном, пропахшем рыбой заднем дворе, под резкие звуки музыки, доносившиеся из баров Кабрилло, свершилось волшебство. Однако я не утверждаю и того, что нечто подобное действительно случилось.
Но вот что известно точно: Педро вернулся в дом и получил пощечину за то, что бросил Мануэля. Маргарита, низенькая, толстая женщина с беспокойными темными глазами, сказала, что Мануэль наверняка теперь свалится в канал, что его сожрет барракуда и что вся семья — Педро, пятеро его братьев и сестер, а также сама Маргарита — обречена влачить жалкое, полуголодное существование. Неистово жестикулируя, она постаралась расписать их будущие бедствия со всеми подробностями. Потом кофе начал убегать, Маргарита бросилась убрать его с огня и налила чашку Педро.
Педро пил кофе, с ухмылкой глядя на потуги шестилетнего Грегорио наточить багор со всей сноровкой, присущей его возрасту.
— С отцом все будет в порядке, minha mae[1],— сказал он Маргарите.— Он не так уж и пьян.
— Педрино, Мануэль уже немолод. Совсем скоро тебе самому придется выходить в море.
— Вот здорово! — воскликнул Педро, с восторгом думая о Кампече и Тампико.
Может, на самом деле в Тампико и нет никаких чародеев, но правда наверняка окажется даже чудеснее!.. Маргарита смотрела на мальчика, кусая губу. Что ж, basta[2], завязки слюнявчика все равно рано или поздно придется обрезать. Мальчик всегда мечтал ходить под парусами по Карибскому морю.
— Уложи crianca[3] в постель,— приказала она и отвернулась к кухонной плите.
Педро подхватил Киприано Хосе, смешливого, толстого младенца, и погнал впереди себя Грегорио в соседнюю комнату.
Во мраке, среди камней, жаба пристально глядела в темноту глазами, мерцающими, словно диковинные самоцветы.
Той ночью Педро заснул не сразу. Перед его внутренним взором мелькали яркие образы кораблей, величественно бороздящих мировые океаны. Когда-нибудь и он поплывет в Картахену или Джубу… В Джубу, где на шелковистой черной коже особенно ярко сияют тяжелые золотые браслеты, где под лязг цимбалов и грохот барабанов тянутся длинные процессии с паланкинами и алыми знаменами. Кокосовые острова, и Кампече, и остров Сосен, где пираты, подпоясанные алыми кушаками, усмехаются в бороды и поют кровожадные песни. Тампико, где чародеи в тюрбанах призывают ифритов и джинов, а во дворцах из перламутра спят прекрасные принцессы! Клиппертон с белыми парусами, Белем, где в мирной долине при каждом белом доме есть колокольня, и мелодичный перезвон доносится отовсюду…
Педро спал.
Его постель начала медленно вращаться. Педро ощутил нарастающий восторг и предчувствие, что вот-вот должно что-то произойти. Соскользнув с постели и заметив внизу перекатывающиеся волны, он инстинктивно вытянул над головой сведенные вместе руки и прыгнул. Поверхность воды он прорезал почти без всплеска и пошел вниз, вниз… Потом зрение прояснилось, и он увидел сквозь облако пузырьков чистый голубовато-зеленый свет.
Постепенно замедлив погружение и загребая руками, он перевернулся и начал подниматься к поверхности, но это происходило не слишком быстро. До сих пор он задерживал дыхание. Но тут сквозь лес покачивающихся водорослей прямо на него стремительно выплыла барракуда, и страх заставил его конвульсивно забить по воде ногами и вдохнуть. Педро ожидал, что вода ворвется в легкие и задушит его, однако ничего неприятного не почувствовал, словно бы и не воду вовсе вдохнул, а воздух.
Барракуда поплыла за ним. Молотя ногами, он задел рыбу, и она метнулась прочь. Педро видел, как ее длинное, похожее на торпеду тело тает в голубовато-зеленой бесконечности. Тогда он завис на месте, продолжая машинально взбивать воду, и огляделся.
Это было южное море. Кораллы, чья окраска тускнеет, если их вытащить из воды, здесь сверкали кричаще ярко и образовывали на дне сложные, необыкновенно красивые лабиринты. Среди кораллов сновали рыбы, а над головой мальчика, медленно взмахивая крыльями и волоча за собой шипастый хвост, проплыла манта, или морской дьявол. Мурены, извиваясь, точно змеи, разевали на Педро жуткие зубастые пасти, крабы на бесчисленных ножках ползали по камням и маленьким песчаным прогалинам на дне. Целые рощи морских водорослей и огромные опахала разноцветных губок покачивались с гипнотической монотонностью, среди них сновали стайки крошечных полосатых рыбок, двигавшихся слаженно, словно управляемые единым разумом.
Педро нырнул глубже. Из пещеры в красно-бурых скалах на него уставился осьминог, взгляд его огромных глаз был бесконечно чужд, щупальца медленно колыхались. Педро поплыл прочь от него и замер над широкой площадкой светлого песка, на котором, расходясь волнами, мелькали блики пронизывающего море света и распласталась тень самого мальчика. Множество мелких подводных созданий деятельно сновало по своим делам. Этот мир был нарисован не на плоском листе бумаги, а в трех измерениях, и тяготение тут отсутствовало. Здесь были лишь красота, необычность и налет жути, от которого у Педро сладко замирало сердце.
Он поплыл вверх и вырвался на поверхность, стряхивая воду с волос и.лица. Дышать воздухом оказалось так же легко, как водой. Оглядываясь по сторонам, он легко заскользил по вздымающимся и опадающим волнам. На расстоянии полумили голубое, сверкающее на солнце море обрамляло лесистое побережье, а за ним вздымались темные склоны гор. Океан был пуст, если не считать… Да, он был здесь, клипер с убранными парусами, с мачтами, покачивающимися в такт волнам. У Педро перехватило горло, такими ровными, радующими взгляд были обводы судна. Мальчику представилось, как красавец корабль скользит по морям под белыми парусами, наполненными встречным ветром, рассекая волны острым бушпритом, и водяная пыль орошает позолоченную фигуру девушки на носу.
Клипер стоял на якоре — Педро видел цепь. И еще он разглядел движение на палубе. Может быть… Он поплыл к кораблю. Однако море становилось все неспокойнее. Волны обрушивались на него, шлепали по щекам…
— Minho filho[4]! Педрино…
И:
— Педро! — пророкотал низкий голос отца с оттенком тревоги.— Просыпайся!
Мальчик почувствовал на лбу прохладную, сухую ладонь, и как будто что-то теплое пронзило голову, точно электрический разряд. Он слышал слова, которых не понимал, но голоса взывали к нему, взывали…
Он открыл глаза и поднял взгляд на маленькое сморщенное лицо цыганки, Беатрис Саузы. Долгий, долгий миг ее невероятно яркие черные глаза всматривались в него, а беззубый рот неразборчиво шептал что-то. Потом она кивнула с удовлетворенным видом и скрылась из виду, уступив место Маргарите. Мать кинулась к Педро и грубо прижала его голову к своей обширной груди.