- Лизавета Петровна, зайдите, пожалуйста! – послышалось из кабинета.

Стук на мгновение замер. Потом продолжился в усиленном, почти яростном темпе. Лизка определенно делала вид, что не расслышала.

- Товарищ Довгорученко, - проговорил Павел, стоя на пороге своего кабинета, - зайдите, пожалуйста, ко мне.

Лизка недобро зыркнула на него большими своими глазищами, встала из-за стола и, заложив руки за спину, прошла в кабинет мимо товарища Горского. На пороге чуть задержалась, снова окинула его взглядом и двинулась дальше.

- Присаживайтесь, - указал Горский на стул, а сам прошел на свое место. Немного помолчал и спросил: - Я смотрю у вас новый… эээ… стиль?

- Новый, - буркнула Лиза, села и на чистом русском отчеканила: - Товарищ секретарь заводского комитета комсомола одобряет?

- Я был бы плохим секретарем заводского комитета, если бы одобрил ваш… баптистский наряд. Лизавета, может, вам нужна помощь коллектива? Так вы скажите. Это родители вас заставляют?

Лизка сердито посмотрела на Горского. Вид у нее и впрямь был тот еще. Длинная Катькина юбка, которой сто лет в обед. Мамкин серый пиджак. Рубашка белая, застегнутая на все пуговицы до самого горла. Но хуже всего – прическа. Весь вечер она держала под косынкой пушистую свою копну, да и спала в косынке, чтобы утром волосы не кудрявились. Теперь же эти унылые прядки были заложены за уши, а челка аккуратно зачесана назад. Ни о какой косметике, разумеется, и речи не шло. Лизка и сама понимала, что палку перегнула. Но делала назло. В первую очередь себе. Нечего мечтать о звездах с неба, пусть они светят всем на расстоянии. Она из-за своей печатной машинки понаблюдает. Только вот рыдать по ночам прекратит. И злиться тоже.

- Жизнь меня заставляет, - пробормотала Лизка. – И коллектив мне точно не поможет.

Горский удивился бормотанию Лизы – это было несвойственно всегда бойкой и энергичной машинистке.

- Может быть, я смогу помочь? – неожиданно для себя самого участливо спросил Павел. – Вас кто-то обидел?

Лизка смотрела на него несколько бесконечно долгих секунд и вдруг выпалила:

- Вы, Павел Николаевич.

И тут же в ужасе закусила губу.

- Что я?

- Шо, шо! Не бачите дальше свого носа! – затараторила Лизка, будто боялась, что потом высказать все не сможет, или слова сами пропадут куда-то. – Я, як дура, шість років за ним сохну, а він! Хоч би раз замітив! Совєщанія, збори комітєту, бумажки, бумажки, бумажки! Згубили ви молодість мою, Павел Николаевич! Я, канєшна, й правда, дурна. Знала, шо у вас нєвєста. Но серцю ж не прикажешь!

Выдохнула. И в ужасе обнаружила, что плачет. Тихонько всхлипнула и горько добавила:

- Я працювать піду. Можна?

- Можно, - ошалело ответил Павел Николаевич Горский, чувствуя себя стопроцентным придурком.

Лизка вскочила и, одернув свой дурацкий пиджак, направилась к двери. Через две минуты в приемной снова загрохотала пишущая машинка, заглушающая всхлипы.

Эпилог

- Катя! Катя! Опаздываем! – Писаренко влетел в комнату, где на чемоданах уже сидела его жена. – Бедного Шмыгу за пьянство осудили, вынесли выговор, бригада за него поручилась и взяла на перевоспитание. Побежали, внизу Горский ждет! Зонт бери – дождь!

- От того, что ты будешь суетиться, быстрее не получится, - спокойно сказала Катя, поднялась с чемоданов и взяла в руки авоську с едой. – А Шмыгу жалко. Довела Майка своего Ихтиандра.

- Он больше на Евгения Леонова похож, - пробубнил Писаренко, подхватывая чемодан. И одновременно пытаясь забрать у Кати авоську. – Чем ты там себя нагрузила уже? Все-таки захватила банку груздей папаше?

- Ну захватила, - проворчала Катя, не отдавая ему сумку. – Всего-то одну баночку!

- Пальцы разжала! Авоську выпустила! – скомандовал инженер. – Не задерживаем Пашу. Электричку даже он не остановит!

Катерина хлопнула ресницами, быстро поцеловала мужа в щеку и нехотя выпустила ручки. Горский, конечно, не остановит. Но она до сих пор не была уверена, что хочет успеть на эту электричку и готова к предстоящей встрече. Тот самый Писаренко-старший ее пугал. Но делать нечего. В начале ноября Сергей взял отпуск и заявил, что хватит в подполье сидеть. Их будущим детям нужен дед. На робкое «у них дед есть» ответ был категоричен: «Чем больше дедов, тем лучше!»

Они сбежали вниз по лестнице под проливной ноябрьский дождь. У подъезда стоял служебный автомобиль, на котором на станцию их должен был отвезти Горский. Погрузив чемоданы и устроив Катю, Писаренко сел сам и в очередной раз скомандовал:

- От винта!

- Что ж эта Лысенчук-Шмыга такая дура! – негромко ругался Горский, выжимая педаль акселератора и вглядываясь в стекло, по которому лупил дождь так, что дворники еле справлялись. – Столько времени потеряли!

- Если мы сегодня не уедем, - проворчал Писаренко, - то отца постигнет очередное разочарование. Я все жду, вдруг эта дура к мужику своему на север майнёт, может, хоть Шмыга духом воспрянет.

- Если даже и майнёт, очень быстро домой вернется. Потому как не найдет она там никого. Как только Майка приедет на север, Федька ее махнет на юг, - усмехнулась Катя.

- Ну хоть отдохнем месячишко, - вздохнул Павел.

- Не отдохнем, - отрезал Писаренко. – Нестеренко на меня грозился жаловаться за мою вчерашнюю эскападу. Я же все-таки эксперимент провел. Можно в полтора раза увеличить темпы протяжки кабеля даже на нашем оборудовании. В отпуске буду писать рационализаторское предложение. Так что ты готовься.

- Тьфу ты! – в сердцах чертыхнулся Павел, продолжая гнать по дороге, а Катька насупилась: мало ему того, что пропадал последние недели на заводе, так еще и отпуск решил на это угробить.

Сергей же только блаженно улыбнулся и положил голову жене на плечо.

- Темпы увеличиваются, выработка растет, премия капает. После Нового года телевизор купим, - удовлетворенно проговорил он. – Рыжик, я усну сейчас.

- В электричке поспишь, - улыбнулась она в ответ и потерлась щекой о его макушку.

Они прибыли за пять минут до отправления электрички в Киев. Пока вытащили чемоданы и полуспящего Писаренко, осталось четыре. Пока добежали под дождем, даже не раскрыв зонтика, до платформы – две. В вагон запрыгивали, когда электричка уже отправлялась. Писаренко бросил зонт Горскому, оставшемуся на перроне, и прокричал: «Не мокни!»

Уже потом, устроившись в полупустом вагоне и обнимая Катю, он тихо сказал:

- Завтра гулять пойдем. Хочешь, гарное место покажу над речкой?

- Хочу, - согласно кивнула Катя, придвинувшись ближе. Оглянулась – никто из редких пассажиров на них не смотрел, и, поцеловав в губы, проворковала: - Очень хочу, фантазер мой милый.