И тут в полуподвальный зал «Трёх дураков» ворвались уличные блюстители порядка во главе с тем самым крепышом, что встречал посетителей у входа в заведение. Ворвались и… кувырком покатились, считая лбами жирные скользкие ступеньки, давя и подминая друг друга.

Пока они барахтались на полу, Улеб и Лис прошмыгнули в дверной проем и очутились возле залитой солнцем лужайки. На глазах оторопевших хозяйских мальчишек мигом отвязали своих осёдланных лошадей, галопом помчались по улице Брадобреев.

— Держи-и-и! Хвата-а-ай! — понеслось вдогонку.

Жар стремительно бы умчал Улеба, но юноша чуть придерживал скакуна, щадя менее резвую кобылу Лиса. И всё же бег их был достаточно быстрым, ибо прохожие едва успевали сторониться, бранясь во всё горло. Даже не оглядываясь, чувствовали беглецы нараставшую сзади лавину погони.

— Нашёлся раб, убивший Барса! Ловите Твёрдую Руку! — покатилось от квартала к кварталу. — Варвар и его сообщник оставляют за собой бездыханные тела христиан! Не дадим уйти безнаказанно!

Молва обгоняет любого коня. Всё чаще и чаще из-за углов выскакивали навстречу вооружённые смельчаки, и всадникам приходилось прокладывать путь мечами. Вопли раненых и ушибленных придавали новую ярость погоне.

Впереди открылась запруженная народом площадь. Казалось, это конец, ибо немыслимо было пробиться сквозь такую толпу. Благо Лис, хорошо знавший лабиринты нижней части города, не растерялся и с криком: «За мной!» — свернул в проулок, ведущий на сравнительно пустынную улицу Шерсти.

Беглецы беспрепятственно миновали уже большую часть зловонных сушилен и мастерских скорняков, швейных цехов и примерочных, чередовавшихся с тесными жилищами вдоль узкой, но длинной улицы, когда увидели впереди двух других седоков, скакавших в том же направлении.

Скорее всего это были мирно торопившиеся по своим делам портняжка и его подмастерье, потому что перед обоими лежали на спинах мулов тряпичные рулоны, которые они бережно придерживали локтями, согнувшись в три погибели. А за ними в самом конце улицы Улеб разглядел притаившуюся засаду.

— Держи-и-и их! — вдруг подражая приотставшей погоне, что есть силы закричал юноша, указывая на скачущих впереди себя швецов. — Хвата-а-ай!

Солдаты выбежали из засады и, размахивая копьями, набросили верёвочные путы на ни в чём не повинных портного и его помощника, которые возмущённо отбивались как могли, звали на подмогу собратьев по цеху, и те, конечно же, не замедлили откликнуться. Завязалась шумная потасовка. А когда дружные обитатели улицы Шерсти дубинами и речами разъяснили служивым их ошибку, Твёрдой Руки и Лиса уже и след простыл.

Глава XV

Утро следующего дня Улеб встретил в заброшенной рыбацкой хижине, откуда просматривались и крутой скалистый берег, и лазурная гладь воды за колючими маквисовыми зарослями, и едва различимая тропинка между нагромождениями камней.

Пробудившись от беспокойного сна, Улеб долго сидел на охапке жёсткой, собранной накануне травы, послужившей ночным ложем, словно не мог понять, где он и как здесь оказался.

Наконец вскочил на ноги и тревожно позвал:

— Лис!

Ответа не было. Только поодаль тихо заржал конь, услыхав голос хозяина. Осторожно ступая, юноша углубился в кустарник и без труда отыскал крошечную просеку, где они спрятали на ночь лошадей. Жар и кобыла напарника были на месте.

— Лис! Где ты, Лис?

Солнце уже поднялось высоко. Беспечно щебетали птицы, и ни скрипа колёс, ни людского гомона, ни звонниц, ни шума работы и торга, ничего привычного уху. Никогда ещё Улеб не вставал так поздно.

Встревоженный отсутствием напарника, он вскарабкался на утёс. Перед взором простиралась земля ромеев, и вода, и небо, и столица их, и гавань Золотого Рога.

Теряясь в догадках, просидел на утёсе до полудня, обратив лицо в сторону залива. Когда уже отчаялся дождаться пропавшего, сзади вдруг послышался шорох осыпающихся камешков. Улеб вздрогнул от неожиданности, быстро обернулся и увидел человека в лохмотьях и с посошком в руке.

— Ты! — изумился Улеб.

— Я. Кто ж ещё? — Лис беззвучно смеялся. — Что, златовласый, испугался? Проглядел меня? Я таков.

— Где ты был и почему на тебе снова эти ужасные рубища? Иль опять решил христарадничать у греков? Зачем ушёл тайно?

— Погоди, — перебил его Лис, — погоди сердиться. Послушай лучше меня.

— Нет, — вспылил юноша, изнурённый слишком длительным ожиданием, — сперва объясни, зачем ушёл тайно.

Лис прекратил смех, заворчал:

— Нетерпеливый ты. Я не разбудил тебя из жалости: измотался ты вчера. Хоть и плох был твой сон, неспокойный, а всё же сон. Ты стонал и метался ночью, звал кого-то: «Подойди, подойди ближе». И ещё: «Скорей в степь, скорей, Жар, ждёт лебёдушка горемычная». А то и командовал по-эллински: «Руби! Ложись! Встань! Ещё руби! Бей ребром! Локоть в сторону, вниз, вперёд!» Скажи, златовласый, для чего во сне локтем-то двигать, а?

— Ты не виляй, Лис, говори дело. Куда бегал на заре? Почему в развалюшке рыбацкой яму вырыл?

— Я тебе раньше сказывал, небольшой кладишко там у меня был схоронен, вот и вырыл. А куда бегал… идём в хижину — сам увидишь.

— Тут говори!

— Хорошо. Твёрдая Рука хотел разыскать булгарина по имени Велко? Так вот, я его нашёл.

— Велко здесь? — Улеб радостно бросился к Лису. — Привёл его?

— Я видел его, всё рассказал, и он поклялся, что приплывёт к той скале с наступлением темноты.

— Ты видел его собственными глазами… он жив, слуга дината не обманул меня. Рад ли был он весточке обо мне?

— Ещё как!

— Лис, добрый мой Лис, — растроганно молвил Улеб, — прости, что едва не подумал о тебе дурно. Вовек не забуду преданности твоей!

— По правде говоря, не я его разыскал, а дева. От неё и узнал.

— Дева? Какая дева? Лис, я умру, если сейчас же не объяснишь всё по порядку!

— Когда мы переоделись на складе красильщика в одежду странствующих воев, я не выбросил нищенские лохмотья, помнишь? — не спеша начал тот. — Спрятал их в свою суму. Сегодня они мне пригодились. Много убогих шляется на берегу, и я смешался с ними. Так, неузнанный и незамеченный, пробрался к пристани, где наготове стоят и корабли проклятого Калокира.

— Дальше, дальше, — поторапливал Улеб.

— Я долго наблюдал, как люди дината таскают по сходням мешки и бочки, прислушивался к именам. Ни одного из них не звали Велко.

— Он там! — вскричал юноша. — Должен быть там!

— Разве я сказал, что его вообще нет на берегу? Я сказал: Велко нет среди грузчиков. Убедившись в этом, я хотел убраться восвояси, когда чья-то нежная ручка прикоснулась к моему затылку. Ах, златовласый, что это было за прикосновение! — Лис сморщил рожицу, закатил глаза и благоговейно причмокнул губами. — Я готов сломать собственную шею, чтобы поцеловать свой затылок в том месте, которого коснулась её прелестная ручка!

— Ты издеваешься надо мной! Где Велко? Отвечай, не то моя ручка прикоснётся к твоей башке, и ты поцелуешь Нию!

— В арсенале, — выпалил Лис, которого угроза Твёрдой Руки мигом вернула из сладострастного забытья в грубую реальность. — Велко и ещё одного раба отправили в Манганский арсенал за греческим огнём для кораблей. Видно, Калокир снаряжает их очень далеко. Я видел твоего булгарина, когда они вернулись. А когда их послали за новым сосудом, я успел шепнуть ему, что ты здесь и будешь ждать его вечером у скалы за мусорной свалкой. Они уплыли двумя моноксилами, на каждом всего по одному надсмотрщику. Я только взглянул на твоего дружка и сразу понял: он будет здесь! Уж и одежду раздобыл для него. А ведь самое интересное, он, оказалось, и без меня уже знал, что исчезнувший из палестры боец-триумфатор, о котором толкуют повсюду, это росич Улеб, его побратим. Так и сказал мне. Он, булгарин твой, ещё вчера ухитрился сбегать к постою киевских купцов у церкви святого Мамы, надеясь там встретить тебя. Сказал: там ищеек претора[30] тьма тьмущая.