— Выходит, он заплатить не может?

— Вы совершенно точно выразили все в двух словах, сэр. Кто украдет кошелек его светлости, приобретет пустую тряпицу.

Капитан Биггар, утратив железный самоконтроль, замахал руками, как семафор. Можно было бы подумать, что Белый Охотник делает утреннюю гимнастику.

— Но мне необходимы эти деньги, они нужны мне завтра до полудня! -произнес он, повышая голос, можно было бы даже сказать — взвыл, если бы речь шла о менее мужественном человеке. — Слушайте. Я вынужден открыть вам один совершенно железный секрет. если вы проболтаетесь кому-нибудь хоть полсловом, я разорву вас на части своими руками, изрежу на мелкие кусочки и попрыгаю на ваших останках в сапогах с подковами. Это вам понятно?

— Да, все как будто бы ясно, — поразмыслив, ответил Билл. — Как, по-вашему, Дживс?

— Сформулировано совершенно четко, милорд.

— Продолжайте, капитан.

Капитан Биггар перешел на хриплый шепот:

— Помните, я звонил по телефону после ужина? Я говорил со своими дружками, с теми ребятами, которые подсказали мне сегодня мою выигрышную пару. То есть она была бы для меня выигрышная, — поправился капитан Биггар, снова немного повысив голос, — если бы не подлый обман этого, черт бы его драл, лопоухого негодяя…

— Да, да, мы понимаем, — не давая ему разойтись, поспешил вернуть его на землю Билл. — Так вы говорили, что звонили своим знакомым…

— Мне надо было поскорее узнать, все ли уже решено.

— Что — «все»?

Капитан Биггар снова заговорил шепотом, теперь таким тихим, что слышно было главным образом шипение, как будто газ вырывается из незажженной конфорки.

— Затевается интересное дело. Как писал Шекспир, предприятие большого значения.

Дживс поморщился:

— «Предприятия огромного размаха и влияния», если цитировать точно, сэр.

— Эти ребята получили самую надежную информацию на завтрашние скачки. Самый точный верняк за всю историю Дерби. Ирландская лошадь Баллимор.

Дживс вздернул брови:

— О нем невысокого мнения, сэр.

— Ну и что! О Люси Глиттерс и Мамаше Уистлера тоже были невысокого мнения. В этом вся соль. Баллимор значится где-то в конце списка. Про него никто ничего не знает. Его держат в тени — темная лошадка, темнее черного кота в безлунную ночь. А я вам скажу, что его уже два раза испытывали в галопе на ипподроме в Эпсоме, и он оба раза побил рекорд.

Билл, несмотря на все переживания, присвистнул:

— Вы это точно знаете?

— Вне всякого сомнения. Я видел своими глазами, как он бежал, -мчался быстрее молнии. Видишь только размытую коричневую полосу. Мы сговорились ставить в последнюю минуту и у дюжины разных букмекеров, чтобы не повлиять на ставки. И вот теперь я слышу от вас, — в который раз поднимая голос, горестно заключил капитан, — что поставить мне будет нечего!

Страдания капитана Биггара тронули Билла. Из краткого знакомства он не вынес такого впечатления, что его с этим человеком могла бы связать, как в книгах, трогательная взаимная дружба наподобие отношений Дамона и Пифиаса, Давида и Ионафана или Суона и Эдгара, но понять чужое горе и посочувствовать ему он был вполне способен.

— Да, очень досадно, — по-братски участливо обратился Билл к кипящему от бешенства охотнику, чуть ли не погладил его по плечику. — Скверная получилась история. вы будете недалеки от истины, если скажете, что вид ваших мук режет меня без ножа. Но боюсь, самое большее, что я могу вам предложить, это ежемесячные выплаты начиная через шесть недель от сегодняшнего дня.

— Мне от этого никакого проку.

— А мне и подавно, — честно признался Билл. — Это выпотрошит весь мой бюджет и сведет будущие затраты до нищенского уровня. Я теперь до самого Нового года не смогу прилично пообедать. Прощай, навек прощай… что, Дживс?

— Величье ваше, милорд. Такова судьба человека: сегодня он пускает нежные побеги надежды; завтра пышно расцветает румяными цветами почета; а на третий день настают жестокие заморозки, и в то время как он, добрая душа, ждет, что вот уже скоро созреют плоды его величия, они вымораживают самые его корни.

— Благодарю вас, Дживс.

— Не стоит благодарности, милорд.

Билл посмотрел на него и вздохнул:

— Вам, например, придется уйти, это во-первых. Я не смогу платить вам жалованье.

— Я буду рад служить вашему сиятельству без вознаграждения.

— Это чертовски благородно с вашей стороны, Дживс, я ваше предложение очень ценю. Более яркого проявления доброго феодального духа я в жизни не встречал. Но как, — горестно вопросил Билл, — я смогу обеспечить вас рыбой?

Капитан Биггар прервал этот обмен галантностями. Он некоторое время безмолвно злился — если слово «злился» приложимо к Белому Охотнику, у которого вот-вот выступит пена на губах, — но теперь высказался по поводу Дживсовой рыбы так резко, что слова замерли на устах Билла и он остался неподвижен и нем, с выпученными глазами, как будто совершенно неожиданно пораженный молнией:

— Вы должны вернуть мои деньги!

— Его сиятельство уже уведомил вас, что по причине его финансовой несостоятельности это невозможно.

— Пусть займет.

Билл обрел власть над своими голосовыми связками.

— У кого? — с раздражением поинтересовался он. — Вы говорите так, как будто занять деньги проще, чем с печки упасть.

— Его сиятельство имеет в виду, — уточнил Дживс, — что джентльмены в подавляющем большинстве проявляют склонность умывать руки, когда делается попытка получить у них денежную ссуду.

— Тем более если надо оторвать от себя такую немыслимо большую сумму, как три тысячи пять фунтов, два шиллинга и шесть пенсов.

— Вот именно, милорд. Когда речь идет о столь огромных цифрах, люди уподобляются глухому аспиду, который не слышит голоса укротителя, сколько тот его ни укрощай.

— Одним словом, среди моих знакомых не найдется ни одного возможного заимодавца, — заключил Билл. — Ничего не выйдет. Мне очень жаль.

У капитана Биггара из ноздрей начали вырываться языки пламени.

— Вам еще больше будет жаль, и я скажу вам когда, — прорычал он. -Когда вас с вашим расчудесным секретарем поставят за загородкой для подсудимых в уголовном суде и судья воззрится на вас сквозь свои бифокалы, а я буду сидеть в публике и строить вам рожи. Вот когда вам станет всерьез жаль… и еще потом, немного спустя, когда судья огласит приговор под одобрительные возгласы присяжных и вас отправят в места отдаленные отрабатывать свои два года или сколько там вам дадут, на каторжных работах.

У Билла сам собой открылся рот.

— Э нет, постойте-ка, — возразил он. — Вы не пойдете на такое… на такую… на что, Дживс?

— На такую крайнюю меру, милорд.

— Вы, конечно, не пойдете на такую крайнюю меру.

— Это вы так думаете.

— Никто не хочет неприятностей.

— Между тем что хочешь и что получишь — большая разница, — буркнул капитан Биггар и, скрежеща зубами, вышел в сад, чтобы немного поостыть.

Позади себя он оставил такую тишину, какие обычно называют зловещими. Первым ее нарушил Билл:

— Ну и угодили мы в историю, Дживс.

— Действительно, можно сказать, что в наших делах наметился довольно острый кризис, милорд.

— Этот тип требует фунт мяса.

— Да, милорд.

— А у нас мяса нет.

— Совершенно верно, милорд. Положение весьма неприятное.

— Ну и субъект этот Биггар! Похож на гориллу, которая мается животом.

— Да, пожалуй, просматривается некоторое сходство с этим зверем, страдающим вами упомянутой болезнью.

— А обратили вы на него внимание за ужином?

— Какую особенность его поведения за столом имеет в виду ваше сиятельство?

— Я вспомнил, как он уминал жареную утку. Просто что-то страшное! Набросился на нее, как тигр на добычу. Мне показалось, что этот человек не ведает жалости и снисхождения.

— Бесспорно, ему не хватает душевной доброты, милорд.

— Есть такое слово, оно в точности ему подходит. На «кар» начинается. Не «картуз»… Не «карлик»… «Каратель» — вот какое. В этом субъекте есть что-то от карателя. Я понимаю его досаду из-за того, что он не получил своих денег. Но какой ему прок губить меня?