- В начале Пейзажки стоит пикап. В смысле кофемобиль. Я как-то приперся сюда постоять босиком после пар. Дождь лил жуткий. Влез на камень, весь мокрый. Думал, ну все. Капут котенку. А ничего. Дополз сюда, взял кофе, устроился в зайце. Хорошо было. Это перед Пармой еще. Я только на первом курсе учился. Ты пила здесь кофе когда-нибудь?

- Когда-то давно, - отозвалась «обиженная» Кира.

Самым удивительным было то, что ей нравился этот странный человек, болтающий без умолку. Она с интересом слушала его, и когда он все же замолкал на короткое время, оглядывалась, не делся ли куда. С него станется, потеряется, как малое дите на ярмарке, в смысле – найдет себе развлечение.

- А ты приезжая или абориген?

- Сам ты абориген! – со смешком ответила она.

- Я-то? Я-то – даа, - протянул Гриша. – Хотя, в общем-то, наверное, никогда не считал, что здесь прям… дом. Меня носит и мотает. Кстати, еще одна причина, почему мы с Вовкой не особо дружим. Он очень… стационарный, если не считать Францию. Но мне кажется, в этом тоже есть что-то закостенелое.

- Не всем же быть мобильными. Кто-то должен строить дома, сажать деревья и рожать сыновей.

- Кто-то должен, - пожал он плечами. – Все разные. Да и неправильного ничего на самом деле не бывает. Все чушь собачья, когда болтают, что правильно, а что – нет. Знаешь, что хуже?

- Что?

- Когда пытаются убедить, что гречневая каша полезная, и потому ее надо есть. Да мне, в общем-то, пофигу полезность гречки, если я ее не люблю.

Кира рассмеялась.

- Бедная гречка. Ты ее не любишь.

- И мед.

- Теперь я знаю, чем тебя можно пытать!

- Инквизиторша! – хохотнул Гриша. – Хотя как знать – может, и придется. Все-таки будущие родственники.

- Неужели ты станешь нас навещать? – искренне удивилась Кира.

- Тебя, может, и стану. Обещаю быть не слишком навязчивым. И потом… кто еще племянникам расскажет, на каком камне надо стоять босиком?

- Что значит «меня»?

- После всего, что между нами было, - засмеялся Гриша. – Ну там скатерти, бутеры, Анькин трэш…

- Я не об этом. Меня интересует, как ты собираешься навещать «меня». А Вова?

- Ну не выгонит же он меня из дому. Не в первые сутки точно.

- Не выгонит, - согласилась Кира. – Только, по-моему, ты вряд ли приедешь… Ладно, неважно. Идем кофе пить!

Они устроились в том самом «зайце», в котором, наверное, есть фотография у каждого приезжего в столицу. Да и не только. Вид оттуда открывался не самый худший, какой есть в Киеве – на Замковую гору. Кофе в руках был горячий. Да и на улице не особенно холодно. Гришка размотал свой шарф и расстегнул куртку.

- Тебе еще много в твоем плане подготовки к свадьбе осталось? – поинтересовался он невзначай.

- Да нет, не очень, - глядя куда-то вдаль, ответила Кира. – С рестораном определиться окончательно. Платье забрать от швеи. Выбрать прическу. Ну и чертовы скатерти.

- За полторы недели успеешь, - кивнул Гриша, отхлебывая кофе.

Домой не хотелось совершенно. Они пошатались еще некоторое время по Пейзажке. Он продолжал болтать, рассказывая, как в Парме учился итальянской кухне. И что лучше всего у него получаются десерты. И что он собирает рецепты кофе. И, вообще, кофе любит до одурения и знает о нем все. И про то, что каждую весну старается выбираться в Кёкенхоф – ему, видите ли, нравятся тюльпаны. А еще там, в Голландии, когда-то начал курить травку, но увлечение прошло быстро. И про друга-художника, с которым они мечтают открыть кофейню в каком-нибудь городке – с местом так и не определились. И что в следующем году он все-таки по-любому махнет в Бразилию – уже почти шесть лет собирается. Он трещал без умолку, и сам не понимал, почему так хочется рассказать о себе и о своей жизни именно этой девушке. Может быть, потому что она умела слушать? Он сам не заметил, как разложил на ингредиенты себя. И уже она вполне могла оценить, из какого теста слеплен Герлинский-самый-младший. Если бы только она стремилась его оценить. Ей просто нравилось его слушать, иногда посмеиваясь картинкам, которые рисовало живое воображение. Например, Гришка среди тюльпанов. Гулливер в стране лилипутов. Еще очень хотелось узнать, что ему понадобилось в Бразилии (откуда только взялась глупая уверенность, что вовсе не карнавал?), но прервать его монолог было невозможно. Все равно как если бы она закрыла книгу на самом интересном месте.

Кира послушно шла за ним, замечая, как он настойчиво избегает центральных улиц, предпочитая проходные дворы. Теперь ей уже казалось, что это она может потеряться, и поэтому крепко держалась за Гришину руку.

Так он и завел ее в какой-то ресторанчик, больше похожий на квартирку кочегара-диссидента в полуподвальном помещении. «Сомнительное место», – проворчал в ее голове Вова.

- Здесь готовят самую вкусную солянку на свете! – вешая ее пальто на вешалку, объявил Гришка, будто бы даровал индульгенцию шеф-повару за все, что он мог готовить хуже. Столик он выбрал в самом углу, зато отсюда было видно весь зал и даже ту часть кухни, которую не прятали. Ободранные большей частью старые совковые обои возле их столика с причудливым узором ромбами из мелких зеленых листиков на когда-то, по всей видимости, желтом или оранжевом фоне, были расписаны названиями городов, именами и датами – маркерами, ручками, корректорами белого цвета – и все разными почерками, даже совсем детскими. А в прогалинах, на голых стенах, какой-то художник нарисовал забавные карикатуры – мордашки, напоминавшие обезьяньи, весело подглядывающие за посетителями.

- И кофе с ликером ничего. Ты не замерзла?

- Нет, - медленно проговорила Кира, вертя головой практически на 360 градусов.

Сидели долго. Гриша ел солянку, а Кира винегрет. Пили много кофе, с ликером и без. Слушали музыкантов, от которых он приходил в восторг, а она пыталась разобрать, где среди издаваемых шумов можно обнаружить хотя бы отдаленный намек на музыку. А потом, когда свободных столиков совсем уже не осталось, за окном посерело, и начали зажигаться желтыми глазками окна домов, музыканты, работавшие днем (если это можно назвать работой), сменились какими-то мальчишками, которые играли на двух гитарах, саксофоне и – внезапно – скрипке. Незамысловатый оркестр творил нечто невероятное – от джаза и босановы до аргентинского танго. И казалось, что каждая мелодия просто перетекает из одной в другую, не имея ни начала, ни конца. После очередного ликера, Гришка вскочил с места, весело подмигнул Кире и протянул ей руку:

- Танцуешь?

- У меня есть шанс отказаться? – усмехнулась она.

- Вообще никакого.

- Тогда идем, - протянула она руку в ответ.

Он провел ее между столиков поближе к музыкантам. Здесь совсем не было места, чтобы танцевать, но зал для того и не предназначался. Только гости, сидевшие рядом с площадкой, почему-то сдвинули стулья так, что место тут же образовалось. Причем делалось все как-то между делом, незаметно, будто парочку сумасшедших, танцующих под музыку, под которую почти невозможно танцевать (сейчас мелодия напоминала сложное полотно художника-авангардиста), здесь знали и ждали.