Нахмурившись, Вадим не отходил от Даши:

— Ты его не защищай! Стрелецкий призывает решать масштабные проблемы, а мы погрязли в гаданьях, жалобах, в пожарных происшествиях.

И Вадим подробно объяснил, как следует понимать масштабность, какую выгоду даст заранее изготовленный мост через речку Шестаковку и какие колоссальные перспективы откроются для государства, если уже в предстоящую зиму, на несколько лет раньше срока, будет постелена железнодорожная колея до самой крайней точки — до Голубого озера, до Нефтяных Юрт!

— Сын у меня маленький, — робко возразила Даша. За два года работы в СМП она еще ни разу не ездила в тайгу. Она знала, что Вадим вежлив, но если задумал командировать на трассу, то не отступится. Рот до ушей — в улыбке, а глаза строгие.

— И у меня сын! — в тон ей посочувствовал Вадим. — Туда едет много управленцев, и сам Павел Николаевич, и группа инженеров, и даже экстрасенс… Ты ведь и в лесу-то не бывала? «Героическая стройка, героические ребята», — как бы передразнивая кого-то, продолжал Корзухин. — А в чем героизм-то? Не знаешь? Это не в окошко, как физинструктор, прыгать! Поезжай в тайгу да убей там тысячу комаров и узнаешь, что такое путь знания.

Даша тупо глядела в угол. Так все неожиданно. Вадим приблизился к ней вплотную, легонько потрепал по плечу, вздохнул, подтолкнул к двери:

— Иди, Дашенька, получай командировочные документы и деньги. — Глаза его не мигали. — Рано утром я сам за тобой заеду. Не проспи!

…На другой день рано утром Корзухин довез Дашу до станции, высадил на площадке, которая была как бы перроном, указал на сцепку вагонов и па тот, который был служебным. Захлопнув дверцу машины, он укатил, оставив воспитательницу одну.

Подножка вагона оказалась высоко. Обеими руками цепляясь за поручень, Даша попробовала закинуть ногу на ступеньку, но только измазалась копотью, ушибла колено и очень раздосадовалась. Но вдруг какая-то неведомая сила словно подбросила ее, — не расслышав, что ей крикнули сзади, она вздрогнула от знакомого голоса и, смущенная, взлетев на ступеньку, оглянулась: внизу улыбался Зот Митрофанов.

От остановившегося автобуса по территории станции спешили к поезду люди в спецовках. Широкоскулое, с румянцем лицо Зота приветливо успокаивало Дашу. Зот возвращал ей благодушие. Волосы, зализанные назад, аккуратная бородка, брови, ресницы, даже пушок на шее — все белоснежное, он полнейший альбинос.

— Ты тоже на Шестаковку? — Даша открыла дверь вагона. — Поедем вместе в моем купе.

В куртке и в кирзовых сапогах, Зот выглядел подорожному, он внес в коридор вагона Дашину сумку и футляр с баяном. Улыбаясь блаженно, махнул куда-то за спину, сказал, что до станции Ягодной поедет автомашиной. Шофер погонит «Волгу» главного инженера по лежневке, и вот Зот и будет в ней.

— В вагоне удобнее, — настаивала Даша.

— Мне в служебном вагоне не положено, — с непосредственностью ребенка отнекивался он. Даша от удивления и досады ущипнула Зота за белесую бороденку, пожалела физинструктора:

— Ой, Зот Михайлович, о вас столько ходит слухов… А вы беззащитны, как дитя. Хотите, я похлопочу за вас перед проводницей?

Было нелепо подозревать Зота в поджоге хуторов или еще в чем-то; он послушен и скромен. И Даша раньше нередко в общежитии беседовала с ним, позволяла ему даже заполнять паузы жизни вечерами, он провожал ее к детскому садику, где днем находился ее сынишка Димка. Широкоплечий, крепкий, Зот очень походил на ее мужа, только волосы у мужа буйные, непокорные вихры — отливают цветом спелой пшеницы.

— Про вас разговоры разные, Зот Михайлович, — вспомнила Даша, — будто бы вы из окошка третьего этажа выпрыгнули, а еще говорят, что вы Егору Андреевичу ладанку подарили. Это правда?

Он благостно обнажил в улыбке белые зубы, уронив вниз сцепленные пальцы рук, шел молча за Дашей по коридору вагона.

— Вчера Вадим смеялся надо мной… Упрекал, что мы верим в судьбу, в предопределение… Вы бы поосторожнее с этими словечками… — Даша остановилась.

— Судьбы нет, — тихо согласился Зот. — Но смотря что под этим словом понимать! Если судьба — черт или кикимора, то, конечно же, таковая отсутствует… Но у каждого человека имеется характер. Вот у тебя — свой характер, у меня свой, у Вадима — тоже свой. А коли есть характер, то есть и предсказуемость поведения твоего, моего или корзухинского. Верно ведь? Судьба — линия поведения, как прошлая, так и будущая. Для того и характеристики на людей пишут, что объясняют их характер, чтобы представлять будущее поведение людей. А без этого никакого производства бы не было, только сплошная анархия. А ты говоришь, что судьбы нет… Она в нашем характере! А также в законах и правилах, которые даны нам в жизни.

Даша удивленно, не без лукавства поглядела на Митрофанова, заметив ему, что он ловко выкручивается из любой ситуации.

Даша знала, что Зот снимает комнату в каком-то деревянном доме, в черте старого города, на берегу реки, но часто ночует в мужском корпусе общежития, в комнате инженера по технике безопасности. Когда бывает в отъезде — а он неделями пропадал в таежных стройпоездах по делам спорта, — Даша слышала о нем всякие байки и анекдоты, но, встречаясь с ним в красном уголке, на танцплощадке, она не замечала за ним особых странностей. Девчата говорили, что спортсмены любят Зота, потому что иногда могут надуть его. Получат планшеты, компасы, уйдут по маршруту в тайгу, а там, в лесу, забыв про инструктаж, собирают грибы и ягоды, бывало, устраивали пикники. И Зот, этот экстрасенс, ничего не подозревая, ждет команды с секундомером в руке на финише.

Дашу забавляло, что Зот со всеми здоровается первым, ни на кого не сердится, у него нет врагов, если не считать тех, кого он обидел случайными предсказаниями. Впрочем, Митрофанов избегает всяких гаданий, на него больше наговаривают. Летом он пропадает у воды все свободное время, а зимой купается в проруби. Даша сама видела, как он в мороз разбивал лед пешней, очищал прорубь от ледяной каши и потом купался в воде, хотя было минус тридцать градусов. Любит Зот ходить по снегу босым. У него есть приверженцы — парни-лесорубы. Живет по своей теории — извлекать из организма удовольствия: тело, дескать, несовершенно, его необходимо усовершенствовать, все его функции заключают в себе тайные, могущественные силы, которые можно заставить служить. Зот часто повторяет, что мы живем во сне, в сфере сновидений и надо, мол, пробудиться, разбудить в себе неисчислимые таланты и способности. Организм — это, мол, концентрат энергии, его нельзя изолировать от окружающей природы, ибо он получает энергию и информацию не только с пищей через желудок, не только через кожу, глаза, язык, уши, пятки, ладони, волосы, но и через легкие, через почки, зубы и тайные каналы связи… И все эти каналы информационной связи надлежит держать открытыми, всегда улыбаться, избегая ссоры. Болезни и короткая жизнь — наказание людям за неуважение к собственному организму и генетической программе. После долгой жизни и смерть — естественное завершение земного круга.

Парни любят Зота: он всегда ссужает их деньгами. Он и Дашу не раз выручал. Спит он в вагончиках с рабочими, питается в котлопунктах, не курит, не пьет. Сколько Даша помнит, Зот всегда в одних и тех же клетчатых рубашках, чистых, аккуратных, их у него всего штук пять, не больше, и в курточке, в кирзовых сапогах или в спортивных тапочках. Он лишен злобы, поражает простодушием, но говорит всегда очень логично и, бывает, предсказывает события…

Даша и Зот уже вошли в салон вагона с массивным столом посредине, с тяжелыми лакированными стульями, с диваном у стенки и с холодильником в углу. Даша заглянула в настенное зеркало, принялась расчесывать челку гребнем, беззаботно щебеча о том, что вот сейчас придет проводница и Даша уговорит ее поселить Зота в купе. Он мялся, смущался и улыбался.

— А правда, что главный инженер кукарекал по твоей воле? — неожиданно спросила Даша.

— Он может погибнуть из-за тебя… Советую тебе идти по пути знания, — прошептал Зот. Едва заметная улыбка тронула его губы, но глаза остались серьезными.