Помимо ее отца, Стивен навещал ее чаще всего. Было очевидно, что он любит ее так же сильно, как и она его. После нескольких минут молчания, он наконец-то заговорил.
— Ты уже был дома?
— Нет.
Он не посмотрел на меня.
— Ты планируешь сидеть тут круглосуточно?
— Да.
Я увидел, что его губы были тоненькими. Я уверен, что это не тот ответ, на который он надеялся.
— Это меня и бесит, но я уверен, что ты это и так знаешь, — заворчал он.
— Да. К счастью, мне насрать. Я здесь только из-за Слоун.
Это привлекло его внимание. Он посмотрел на меня с другого конца кровати. Я знал, что он побыстрее хотел ударить своей ногой мне по лицу, как только заговорит со мной. Думаю, что нам обоим не помешает немного разрядить обстановку. Но это не принесет Слоун никакой пользы. И она меня очень волнует. Она действительно это все, о чем я хочу заботиться.
— Это сделало бы ее счастливой, — пробормотал он, его зубы, очевидно, были стиснуты.
— Надеюсь, что это так. Я просто очень хочу, чтобы она проснулась. И я хочу быть здесь, когда она проснется. Я хочу, чтобы она знала, что я никогда не оставлю ее. Но только в том случае, если она попросит меня уйти.
— А что будет, если я попрошу тебя уйти? — спросил Стивен. Его выражение лица совсем не изменилось, но что-то подсказывало мне, что он на самом деле хотел подразнить меня.
— Я бы сказал тебе, куда бы ты смог пойти.
Один из уголков его рта приподнялся, сочетая в себе насмешку-ухмылку-улыбку.
— После того, как все это закончится, я все равно, вероятнее всего, надеру тебе задницу.
Я пожал плечами.
— Ты можешь попробовать. После того, как Слоун проснется.
Он кивнул.
— Довольно справедливо. — Мы снова впадаем в странное, несколько дружественное молчание. — Доктор уже приходил?
— Да. Сказал, что они все еще ждут результатов анализов. Все еще дают ей жидкость. Очевидно, она была очень сильно обезвожена. Плюс лихорадка…
— Отец сказал, что она мало ела и пила, в течение последних несколько дней.
Он послал мне скверный взгляд.
— Слушай, чувак. Я знаю, что ты обвиняешь меня. И знаешь что? Это нормально, потому что я тоже виню себя. Я ранил ее. Я причинил ей боль. И я бы все отдал — я имею в виду, что в этом мире — чтобы вернуть все назад и сделать все совершенно по-другому. И когда она проснется, — сказал я, акцентируя внимание на мою речь и мое сердце, — я сделаю все, что в моих силах, чтобы загладить свою вину.
— Я надеюсь, что ты сделаешь это. И я очень надеюсь, что она так просто не сдаться тебе.
Я не ответил. Возможно, что Слоун не помнит, что простила меня, возможно, что она не помнит, как потеряла сознание. И если она этого не сделает, то мне придется с этим самому разобраться. Но в данный момент, я просто хотел, чтобы она проснулась. Даже, если она проснется безумной, она будет визжать и кричать, бить и пинаться. Она сможет взять палку. Я бы принял все это. С радостью. Если она просто проснется.
Сегодня та же самая медсестра, что и прошлой ночью, и она снова разрешила мне остаться. Когда она разговаривает со мной, то она похлопывает меня по руке и кивает, как будто она пытается заставить меня чувствовать себя намного лучше. В ее глазах всегда читается взгляд, который говорит о том, что она видит отчаянного человека. И она всегда права.
Отец Слоун тоже хотел остаться, но у него были кое-какие дела на работе — важные вещи о деле его сына и парней, которые застрелились дома. Я бы никогда не рассказал ему, что раньше мне звонил Себастьян со свидетелем, который знал того, кто занимался наркотиками. Я бы никогда не рассказал ему, что я сказал это имя Ризу, а тот в свою очередь по своим связям сообщил в генеральную прокуратору. Я был так счастлив, что он уезжает, а я остаюсь. Я знал, что если он захочет решить данную проблему, если он захочет остаться, то я ничего не смогу с этим сделать. Кроме того, как уйти. И я лучше умру, чем оставлю Слоун. Даже на пару часов.
Я, как и обычно, смотрел на монитор. Я смотрел на волны и разноцветные числа, на которые я обычно всегда смотрел, и они, как обычно успокаивали меня. Я заметил, что нога Слоун сдвинулась и вылезла из-под одеяла. Я подошел к концу кровати и нежно взял ее за ногу, двигая к центру кровати. Я старался не падать в панику, от того насколько прохладной была ее кожа, пока я накрывал ее ногу одеялом. Думаю, что я должен быть счастлив, что она больше не горит.
Я просто сидел, когда увидел, как ее нога дергается. Затем она начала лягаться. Упорно. Достаточно упорно. Я протянул руку, чтобы прикоснуться к ее руке, и как только моя кожа коснулась ее кожи, она начала изворачиваться.
Слоун разбрасывала руки и ноги, покачивая головой туда-сюда на подушке.
— Слоун! — позвал я, пытаясь ее успокоить.
Моя первая мысль заключалась в том, что у нее начался припадок. Я просто повернулся к двери, чтобы позвать медсестру, когда я увидел суету. Приглушенные сигналы тревоги стихали, люди проходили мимо, а медсестра Слоун поднялась со своего стула и побежала ко мне. Она подошла прямо к кровати Слоун и начала ее оценивать.
Мое сердце билось в моей голове, как барабан. Я почувствовал чудовищное ощущение того, что весь мир рухнет прямо под моими ногами. Медсестры так быстро не двигаются без причины. То, что случилось со Слоун, не может быть хорошим обстоятельством.
— Сэр, мне придется попросить вас выйти отсюда, — сказала она строгим голосом. — Сейчас же!
Я как будто во сне, а может и в кошмаре, я вышел из комнаты Слоун. Мое сердце мучительно билось в моей груди, когда я смотрел, как сцена передо мной разворачивалась, как в замедленной съемке. Медсестра откинула одеяло со Слоун. Я слышал голоса и звуки, которые доносились до меня сквозь тысячу миль. Еще два человека вошли в ее комнату, один из них закрывал окно шторой, чтобы я больше ничего не смог увидеть.
— Сэр, пожалуйста, пройдите в зал ожидания. Мы свяжемся с вами, как только узнаем, что происходит, — проговорил мужской голос.
Как робот, я пробирался к выходу. Я нажал на кнопку, и автоматические двери открылись. Я перешагнул через них и развернулся, чтобы наблюдать, как они снова закрываются, отделяя меня от Слоун. От того, что может быть это ее последний вздох.
Я стоял, глядя на белые деревянные двери, молясь, чтобы Бог со всей своей милостью не забрал у меня Слоун. Что он даст мне еще несколько минут провести с ней, еще один шанс сказать ей, что я люблю ее. Когда ее глаза откроются, и она услышит, как я и хотел.
Я все еще стоял возле них спустя несколько минут, онемевший и в шоке, когда врачи прошли мимо, а медсестра Слоун подошла ко мне. Она улыбалась, а я был в замешательстве.
— Слоун в порядке. У нее были тревожные ритмы на кардиомониторе, но я обнаружила, что пара зажимов были незакрепленными. Ты поправлял ей одеяло или что-то в этом роде?
Я был так рад, что мне потребовалась минутка, чтобы ответить ей.
— Я, эм, да. Ее нога была раскрыта, поэтому мне пришлось передвинуть ее ногу, и прикрыть ее.
Медсестра нахмурилась.
— И это все?
— Да. Но она также задрожала.
— Что значит «задрожала»?
— Я подумал, что у нее приступ. Она начала лягаться ногами и махать руками.
У медсестры сморщился лоб.
— Хм, хорошо. Я об этом дам знать доктору. Обязательно нажмите кнопку вызова, если что-то подобное произойдет.
Как будто я знал, черт подери, что происходит. Но я не сказал этого. Я буду хорошим, пока она позволяет мне остаться со Слоун.
— Да, мэм.
Она кивнула, улыбнулась и повернулась к двери. Я последовал за ней и направился к Слоун. Я поставил стул поближе к кровати Слоун и взял ее руку в свою. Я наблюдал за тем, как ее грудь приподнималась с каждым ее вздохом. Я слушал успокаивающий этот звук, и я закрыл глаза, позволяя моей голове упасть на наши объединенные руки.
— Пожалуйста, проснись, Слоун. Пожалуйста, будь в порядке, — шептал я, больше для себя, чем для нее.