14. Варвары взяли Вриенния с великой честью и поехали к Алексею Комнину, отправив вперёд вестников для донесения о пленнике. Между тем, как все это происходило, один из франков встретил брата Вриенниева и, нашедши его в плачевном положении и пешим, посадил на своего коня и довез до Адрианополя. Спасся и сын Вриенния, пробравшись сквозь толпу врагов и ускользнув от стрел их. Когда они еще бежали, отец внушил ему, по прибытии в Адрианополь, сказать своей бабке и матери, чтобы они в случае, если не спасется его брат, собрали спасшихся после битвы воинов и убедили их – не прежде сдаться василевсу, как получив от него письменное уверение, что он никого из них не лишит принадлежащего им достоинства и ни у кого не отнимет имения. Впоследствии это и сделано.

15. Когда Вриенния привели к Алексею Комнину, последний изумлен был видом и величием этого мужа – он действительно стоил того, чтобы властвовать. Комнин гордился тем, что борьба его была с вождем, имевшим крепкую руку, неустрашимую душу и твердый характер: ибо душа Вриенния была, в самом деле, геройская. И да не подумает кто, будто я говорю и пишу это пристрастно. Напротив, да будет известно каждому, что подвиги, добросердечие и благородство этого мужа превосходят всякое описание.[149] Если бы настоящий рассказ не имел другой цели, и не хотел бы подробно описывать доблести этого человека; то понадобилась бы вторая Илиада. Над таким-то мужем, умевшем всегда ловко выйти из затруднительных обстоятельств, искусно устроить фалангу и сражаться с неприятелем, одержал победу Алексей Комнин, у которого не было еще и надлежащей бороды, а только пробивался и золотел пушок, ибо ему было[150]

[…]

После той схватки, мужественных подвигов и поражения, он одержал победу не многочисленностью войска, а твердостью, решительностью и военачальнической предусмотрительностью, при внешнем содействии Промысла, увенчивающего успехом человеческие предприятия.

16. Итак, Алексей Комнин взял Вриенния и пошёл по направлению к Константинополю,[151] отправив вперёд известие к державному о своем пленнике, при сем послал ему пурпурные сандалии царствовавшего, унизанные жемчугом и каменьями. Обрадованный таким слухом, василевс отдал приказание вернейшему, какого только имел, и приближеннейшему к себе мужу (не знаю, был ли то скиф или мизиец; имя его Борил), которого он возвел в сан протопроэдра – этнарха,[152] чтобы этот человек поехал и взял Вриенния, а доместику схол Комнину велел, не вступая в Константинополь, отправиться к Адрианополю и, утвердившись там, начать войну против Василаки; ибо и этот последний успел усилиться, когда присоединилось к нему все иллирийское и болгарское войско. Кроме того, он имел еще под своим начальством варягов, которые были посланы с ним в Диррахий василевсом Михаилом. Ему покорилась также и митрополия Фессалии, так называемая Фессалоника. Это приказание царя огорчило Комнина: он надеялся, что василевс наградит его почестями и дарами, сообразно с его заслугами, как человека, который подавил не какую-нибудь тиранию, но разрушил и покорил величайшее царство, поддерживавшееся столь многочисленным войском, столь славным вождем, и доходами с такой обширной страны и стольких городов. Впрочем, хотя и с неудовольствием, он исполнил приказание.

17. Приняв Вриенния, Борил отвел его в одно местечко, по имени Филопатион,[153] и здесь ослепил, лишив через то ромейское государство и правительство такого человека, лучше которого уже не оставалось, исключая того, который одержал над ним победу. А Алексей Комнин, простояв около трех дней за городом (Константинополем), где он виделся и простился со своими, пошёл к Адрианополю. Причем он взял от царя верительные грамоты с пурпурной подписью и золотыми печатями,[154] ручаясь за то, что каждый из военачальников Вриенния останется при своем достоинстве, какое кто имел, и со своим имуществом, каким владел дотоле.

18. Спустя несколько дней, василевс вызвал к себе Вриенния, сжалился над его несчастьем и не только возвратил ему всю его собственность, но и осыпал его новыми почестями и дарами. Приглашены были и прочие начальники, и спокойно переезжали в столицу. После того как Алексей Комнин вручил им грамоты василевса с золотыми печатями, василевс всех их принимал благосклонно, – и одни из них взяты были Комниным для исполнения повелений василевса и отправились против Василаки, а друге с женами и детьми, как выше сказано, переехали в столицу.

Пройдя Македонию и Вулер, Комнин достиг Стримона; переправившись через Стримон и оставив позади теснины между Струбицей и так называемой горою Мавр, прибыл в одно местечко, расположенное при реке, которая у туземцев называется Вардарий. Эта река, вытекая из гор новой Мизии и проходя через Скупы, течет между Струбицей и Стипием, и надвое разрезает горы. Протекая не сколько далее оттуда, она разделяет границы Веррии и Фессалоники и, проходя между ними, впадает в море. Незадолго до того времени, она, оставив прежний свой путь, уклонилась в сторону на расстояние двух-трех стадий, так что на месте прежнего её течения образовалось естественное углубление. Между этими двумя течениями Алексей Комнин расположился лагерем и объявил войскам, что остаток дня они посветят отдыху, так как ночь предполагалось провести им без сна, или спать вооруженными.

19. В самом деле, как человек проницательный и получивший достаточную опытность во время прежних своих действий, он предугадывал намерение неприятеля сделать на него нападение ночью, что действительно и случилось. К такому-то нападению Алексей готовился и рассылал повсюду лазутчиков. Так действовал он; а Василаки, – когда перебежал к нему некто от Комнина изменнически и сказал, что если ему угодно напасть на Алексея, он предаст его спящего в палатке, – нисколько не задумываясь, приказал всем вооружаться. Тотчас все вооружились. Потом, как скоро солнце склонилось к западу, он подал знак трубами к выступлению и вышел из города. Оставив прямую дорогу, чтобы таким образом, укрыться от того, от кого почти ничто не укрывалось, и перешедши так называемую Литу, он прибыл к реке, которую окрестные жители именуют Галиком; переправившись же через эту реку недалеко от крепости, называемую – Аэтос и перешедши находящийся там ров, шёл уже открытым полем.

20. Однако же Василаки не мог утаить своей цели. Едва только выступил он из города, лазутчики, видя густо поднявшуюся пыль, заключили о его выступлении и донесли о том доместику схол. Доместик приказал всем вооружиться и, приготовив коней, ждать знака, а между тем посылал одного за другим осведомляться о неприятеле. В это время прибыл к нему один из его свойственников, – человек ему верный, одних с ним лет и вместе с ним воспитывавшийся, по имени Татикий, и сказал, что неприятели находятся недалеко. А когда Комнин спросил его, точно ли он уверен, что это Василаки, – тот утверждал, что даже слышал его голос, как он устанавливал фалайгу и приказывал ей следовать за собой; мало того, – даже пустил в него стрелу из лука. Тогда доместик приказал тотчас подать трубами знак к выступлению, а на месте лагеря зажечь фонари и восковые фитили.

21. В своей палатке он оставил бывшего при нём монаха скопца, которому, как человеку расторопному и ловкому, мать Комнина поручила ему попечение о своем сыне Комнин наказал ему не гасить лампады целую ночь; велел также и всем другим в прежних их палатках зажечь фонари и смоляные факелы, чтобы они горели до самого утра; а сам со всем вооруженным войском, вышедши из лагеря, остановился в одном лесистом месте.

вернуться

149

149. Анна Комнина так рассказывает о поведении Вриенния после битвы:

«Вриенний же, исполненный страха за свою жизнь, был похож на безумного и не нуждался ни в каком отдыхе. Какам же иначе мог быть человек, потерявши всякую надежду на жизнь? Тем не менее он сразу же подчинился желанию стратига. Так раб, особенно если он пленен на войне, быстро подчиняется любому приказанию».

(«Алексиада», 1,5)

Но, возможно, что она просто следует традиции такого изображения поверженных претендентов на престол, которых принято изображать трусливыми и жалкими.

вернуться

150

150. Здесь в греческом подлиннике пропуск. (Прим. к 1-му изданию.)

вернуться

151

151. Анна Комнина рассказывает интересный случай, произошедший по пути:

«И вот оба вождя спешились. Алексей, как в постель, улегся на зеленую траву, а Вриенний положил голову на корни „высокорослого дуба“. Алексей заснул, а Вриенния, как говорится в сладостных стихах, „ласковый сон не покоил“. Подняв глаза, он замечает висящий на ветвях меч; не видя кругом не единой души, избавляется от своего малодушия и, набравшись мужества, решает убить моего отца. И его замысел был бы вскоре приведен в исполнение, если бы этому не помешала высшая божественная сила, которая смягчила свирепость души Вриенния».

(«Алексиада», 1,5)

вернуться

152

152. Протопроэдр – титул, имевший почти такое же значение, как проэдр. По крайней мере, с ним не соеднялось какого-нибудь особенного достоивства, отличного от достоинства проэдра. Но, так как Борил был протопроэдром – этнархом; то последний титул должен был давать ему преимущество над прочими проэдрами в области. (Прим. к 1-му изданию.)

вернуться

153

153. Филопатион описывается, как прекрасное загородное место, сделанное с особенным искусством, орошаемое многими источниками, богатого всякою растительностью, обнесенное стеной и имевшее частное назначение для загородной прогулки лиц дома василевса, конюшню для выездов на охоту. В Филопатион выезжали через так называемые Золотые ворота. Внутри же его стен красовался увеселительный дворец. (Прим. к 1-му изданию.)

вернуться

154

154. Византийские василевсы подписывали свои указы пурпурными чернилами и скрепляли золотой печатью.