Когда младший из сыновей знаменитого кесаря, Константин, муж доблестный, внезапно скончался, а старший – Андроник, доказавший геройство своей души в войне с Руселем и не пощадивший себя для спасения своего отца, так сильно был изранен, что от истечения крови едва достиг Византии, где благодаря величайшей заботливости о нём, хотя и получил облегчение от мучительных ран, но страдал грудью и, по мнению врачей, носил в себе водяную болезнь, в которой врачебное искусство отказывалось помочь больному, – когда все это происходило, и кесарь гражданскую жизнь переменил на монашескую; тогда василевс Михаил был тревожим бесчисленными заботами: скифы делали набеги на Фракию и Македонию, славяне вышли из повиновения ромеям и опустошали Болгарию; были разграбляемы также Скупы и Наис; находились в бедственном состоянии Сирмий, земли, лежащие при реке Саве, и города при Истре до самого Виддина. С той же стороны отложились хорваты и диоклейцы[110] злодействовали во всей Иллирии.

2. В таких обстоятельствах василевс Михаил был тревожим великим страхом и думал, кого бы избрать себе помощником в царствовании и предоставить ему второе, т. е. кесарское достоинство. Так как все его родственники скончались, то он обратил внимание на высших военачальников и между окружавшими его искал такого человека, который превосходил бы других опытностью в делах, умом и доблестью. В то время все при дворе и сам логофет почитал таким Никифора Вриенния, – о котором мы упомянули выше, – человека преданного Богу, верного в дружбе, сильного, предусмотрительного, осторожного в управлении войском и испытанного в борьбе с врагами. Посему он царской грамотой тотчас же был вызван из Одрис. Но прежде, чем этот муж прибыл в столицу, василевс сказал о том одному из сенаторов, родственнику своему по матери: это был Константин друнгарий, племянник прежде занимавшего патриарший престол Михаила, по прозванию Кируллария.[111] Услышав о царском распоряжении, этот человек был недоволен им, ибо и сам давно мечтал о царствовании; посему, на вопрос, какого он мнения о Вриеннии, сказал, что знает этого человека и хвалит, но предполагаемое ему назначение не совсем одобряет. «Ты или должен, – говорит, – добровольно передать ему царскую власть, как мужу храброму, деятельному и предприимчивому, или, если не хочешь испытать это по неволе, оставь свое намерение, – не принимай его в соучастники правления». Такими словами он сильно устрашил василевса, и без того робкого и, как говорят, боявшегося собственной своей тени.

3. Когда Вриенний прибыл, василевс Михаил, переменил свое намерение и назначил его дукой всей Болгарии,[112] чтобы через него обуздать усиливающихся славян. Находясь в Болгарии, Вриенний в короткое время до того смирил болгар, что они тотчас признали над собой власть ромеев и довольны были тем, что именно он управлял их делами. Между тем хорваты и диоклейцы разоряли Иллирию, а франки завладели Италией и Сицилией[113] и задумывали ужасы против ромеев. Посему Михаил вознамерился из Болгарии передвинуть Вриенния в Диррахий,[114] бывший митрополией Иллирии и немедленно отправил к нему грамоту, в которой не столько приказывал, сколько просил его перейти в Иллирию. Вриенний прибыл туда, и все жители приняли его с радостью, потому что он был человек весьма приветливый и щедрый. Пробыв там немного времени, чтобы приготовиться к войне, он повел войска против диоклейцев и хорватов. Так как они устраивали свои лагеря в местах самых неприступных; то он старался сперва уничтожать эти преграды. Прежде всего, вооружив воинов, он провел их сквозь теснины. Но войско ужаснулось при мысли о возвращении через эти непроходимые места, посему он собрал множество туземных жителей и приказал им идти за войском с заступами, чтобы расчищать и расширять непроходимые дороги. Тогда воины охотно пошли на неприятелей и таким образом, достигли того места, где находилась неприятельская армия. Напав на неё, Вриенний после жестокой битвы, одержал совершенную победу. Итак, сделав все города, по прежнему, данниками ромеев, взяв заложников и в каждой стране оставив достаточную стражу, он возвратился в Диррахия. Так как посылаемые из Италии корабли нападали на купеческие суда и грабили их, то он вознамерился обуздать и этих врагов; и действительно – тотчас отправив против них вооруженные триремы,[115] многие из разбойничьих кораблей потопил, а другие взял в плен, и таким образом, совершенно расстроил эту (разбойничью) италийскую флотилию.

4. Таковы были достойные почестей и наград дела Вриенния. Но зависть не перенесла столь великих подвигов превосходнейшего мужа и возбудили язык клеветников, глаголющих мир с ближними своими, злая же в сердцах своих, как говорит божественный Давид (Псал. 27, 3). Воспользовавшись легковерием василевса, они тайно говорили ему, будто Вриенний задумывает тиранию. Возбуждаемый их речами, василевс послал в Иллирию одного из самых преданных себе людей, (это был Евстафий из Каппадокии) с приказанием – под рукой разведать о сделанном донесении. Вриенний принял прибывшего самым радушным образом и так сблизился с ним, что последний открыл ему сущность дела и цель, для которой василевс послал его. Услышав это, Вриенний был глубоко оскорблен и испугался; однако же, не предался гневу, но сдержал себя и соображал, что ему делать. В это время возвратился в Византию, перед тем усердно сражавшийся со скифами, родной его брат.[116] Домогаясь у василевса награды за свои подвиги, он докучал логофету. Никак на него не обращали внимания и всегда отпускали его ни с чем; то он был тем сильно огорчен и скорбел. Прибыл и из Пафлагонии сын Флора, Василаки – с надеждой также получить от василевса какую-нибудь награду, (ибо в воинских делах был муж доблестный); но и этот не достиг своей цели, а потому скорбел и печалился. Встретившись друг с другом, оба они вступили в разговор и начали сильно роптать на нещедрость василевса и жестокость логофета. Плодом этой встречи и беседы было то, что они дали один другому клятву – придумать что-нибудь, что могло бы быть полезно и для них самих и для ромейского царства, храня, однако же, в тайне свои замыслы. Замыслы эти состояли в том, чтобы василевса, столь скупого и нерасчетливого, низвергнуть и вверить над ромеями власть мужу, украшенному истинными достоинствами, – пусть ромейские полководцы не будут игрушкой евнуха.[117] В этой мысли они рассудили, как можно скорее, вызвать из Иллирии Вриенния и сделать его начальником заговора.

5. Составив такой заговор, Иоанн Вриенний отправился домой (в Адрианополь), а Василаки остался в Византии. Спустя немного времени, один из варваров бердышников, которым вверено было охранение царских палат, прибыл в Одрисы, – в так называвшуюся в старину Орестиаду, – а ныне Адрианополь. Прийдя в одну гостиницу и выпив там много вина, он высказал тайну, что логофет послал его с целью – обманом подойти к Вриеннию и умертвить его. Об этом было донесено Вриеннию; варвар тотчас же был схвачен и, подвергнутый пытке, волей-неволей признался, что действительно было так. Иоанн Вриенний приказал отрезать ему нос и немедленно отправил к брату письмо, которым склонил его к восстанию. Когда это письмо доставлено было ему в Диррахий, – он в крайнем недоумении не знал, что делать: решиться на измену считал он делом страшным и могущим навлечь величайшие бедствия; а пренебречь всем и предать себя очевидной опасности – находил несвойственным мужу доблестному, благоразумному и мужественному. Долго колебался он в этих мыслях, а между тем письма брата непрестанно подстрекали его.