На пути же (нападая на неприятеля) пусть строятся они по правилам фаланги. Кроме того, всем нужно наблюдать, чтобы не разрывать строя и не рассеиваться, и когда мы будем наступать на врагов, пусть и они тихо следуют за нами, а когда враги устремятся на нас, пусть они остановятся.

Потом, как только приблизимся к теснинам и соберемся в них все, тотчас сойдем с лошадей, – и я уверен, что неприятели не осмелятся приблизиться к нам!»

11. Это сказал Алексей, – и все с ним согласились: одни взошли на кровлю и начали бросать стрелы, другие отворили ворота и стремительно напали на неприятелей. Пораженные таким неожиданным нападением, неприятели потеряли мужество и обратились в бегство; находившиеся же внутри ободрились этим, – вышли все и пустились по дороге. Они действительно построились в фалангу, но поскакали быстрее, чем следовало. Между тем варвары, находясь уже далеко вне опасности и вспомнив о своем мужестве, стали убеждать друг друга возвратиться и идти на своих преследователей, тем более что число последних было, по-видимому, не выше двадцати. Итак, возвратившись, они старались окружить их; а эти быстро отступили и, когда сблизились со своими, снова стремительно понеслись вперёд: варвары опять побежали, и опять возвратились. Так несколько раз пробовали они (одолеть) друг друга. Наконец турки, видя, что ромеев и всех-то не много (ибо даже число строившихся в виде фаланги было не выше пятидесяти всадников), а сами они многочисленны, оставили тех, (что были в бою) и направились на этих (составлявших фалангу) и, с варварским криком устремившись на них, стали бросать стрелы.

Тогда боясь, что строй их будет разорван, ромеи начали уже отступать и обращаться в бегство, и все погибли бы, если бы оба брата (Алексей и Исаак Комнины), прибежав с немногими, не подали помощи всему отряду и не удержали бежавших, приказав им остановиться, если не хотят остаться без их помощи.

12. В эти минуты случилось нечто необычайное. В числе царских евнухов был некто, изумлявший своим ростом и силой. Смотревшие на него говорили друг другу: «Кто из врагов устоит против этого человека? Они все побегут от одного его взгляда и рева». Случилось, что он находился в числе составлявших фалангу войск – именно тогда, как на неё устремились турки. Итак, когда все бросились бежать, – он, имея огромный рост и был покрыт латами, измучил свою лошадь и вынужден был остаться один позади всех. Турки между тем наступали, а бывшие с Исааком и славным Алексеем готовились сделать им отпор. Тогда великан назвал по имени славного Алексея и стал призывать его на помощь. Алексей тотчас направился к нему и, прогнав встретившихся тут неприятелей, избавил его от опасности и тем дал урок как ему, так и другим, которые удивлялись его росту, – что не громадность тела, не крепость силы, не рев и грубость голоса есть признаки наилучшего воина, а сила духа и терпение в преодолении трудностей. Так спас он этого человека. В тоже время один алан из числа вступивших по найму в отряд благородного Исаака, по имени Арабат, видя, что варвары нападают с величайшей яростно и необычайной стремительностью, и что братья (Комнины), одни с немногими воинами, подвергаются опасности, и боясь, чтобы с каким-нибудь из них не случилось какой беды, приглашал товарища, по имени Хаскариса, из подручных Алексея Комнина, вместе с ним сойти с лошадей и ударить на врагов копьями.[93] «Стыдно будет, – сказал он, – если в присутствии аланов мужи благородные и именитые подвергнутся опасности, срам падет тогда на весь аланский народ!» Так советовал Арабат; но Хаскарис отверг совет его, будто бы не столько благоразумный, сколько смелый, потому что, говорил он, – «поступив так, они подвергнутся только опасности сами, не принеся тем никакой пользы. Здесь место открытое и ровное; но если ты сколько-нибудь веришь мне, – говорит, – то вот уже недалеко до теснин – дойдем туда и, сойдя с лошадей, сразимся мужественно. Этим мы и народ свой прославим, и окажем услугу начальникам».

И так сказал Хаскарис; но Арабат, выбранив его по-варварски, тотчас, сошёл с лошади и, ударив её кнутом, чтобы она следовала за бегущими, начал сражаться пеший. Турки, пораженные необычайностью этого зрелища, недоумевали, что это делается. В руке Арабата было короткое копье: первого попавшегося он ударил этим копьем в грудь и сбил его с лошади. Один турок пустил в него стрелу и ранил ей правую его руку; но он вырвал стрелу из раны и ею же, как некогда Брасид,[94] отомстил варвару. Устрашенные таким его мужеством, варвары немного отступили. Пользуясь этим случаем, он взошёл на кровлю (какого – то строения) и оттуда поражал неприятелей стрелами.

Между тем другие вступали уже в теснины, тогда варвары, оставив его, с величайшей стремительностью бросились на них. Но Алексей Комнин с немногими окружавшими его, обратившись на неприятелей, первый поразил одного из них, а Хаскарис, о котором мы прежде упомянули, ранил в спину другого.

Объятые великим страхом, турки оставили их и отступили; а ромеи, немного отойдя, спешились и остановились в безопасном месте. По наступлении ночи пришёл к ним и тот алан, который прежде сошёл с лошади. Таким образом, все спаслись, – никто не был ни взят в плен, ни убит; и все спасшиеся благодарили своего спасителя и защитника, доброго Алексея. Отсюда через четыре дня придя в столицу, рассказали они в городе обо всём, что с ними случилось, и как спас их золотой юноша Алексей. Поэтому, когда он где проходил, все сбегались к нему и торжественно восхищались его доблестями.

14. Между тем как это таким образом, совершалось, Русель свободно проходил по селам и городам между Галатией и Ликаонией, и одни опустошал, другие убеждал к покорности, а с иных брал деньги. Через это стал он силен и неудержим в своем стремлении.

К концу зимы возвратился и кесарь из Азии ко двору и, находясь при василевсе, предлагал ему приличные советы, следил за делами управления и, когда происходил суд, подавал свои мнения, восполняя недостаток опытности василевса. Но это не нравилось логофету: поэтому он придумывал все средства и употреблял все меры, чтобы скорее удалить кесаря. А так как ему нелегко было исполнить свое намерение, то он обращался к советам друзей и, не видя благоприятного времени, скрежетал зубами. Ему хотелось избавиться от страха, который наводил на него кесарь, и безбоязненно злоупотреблять слабостью василевса.

Но, встречая везде неудачи, логофет, наконец, замышляет план – не столько умный, сколько замысловатый и лукавый: он снова вкрадывается в (доверие) к простодушному василевсу и внушает ему удалить от себя дядю кесаря, предлагая к тому средство – убедить его, чтобы он отправился в поход против Руселя. Что же отсюда? Василевс склоняется на его слова, призывает к себе дядю и объявляет ему эту тайну тихим и прерывающимся голосом; ибо быв несвободен в речи, он обыкновенно так говаривал. Понимая замысел и хорошо зная как своенравие затейника, так и доверчивость того, кто согласился на его затею, кесарь сначала советовал против мятежника послать сына своего Андроника; но когда василевс не переставал настаивать и, наконец, сказал: «Или мне надобно идти против него, или тебе», – согласился и начал готовиться к походу. Приготовившись достаточно, переправился он в Азию и, собрав войска, пошёл на неприятеля. Пройдя пределы Вифинии и узнав, что неприятель расположился лагерем у источников реки Сангария, он миновал Дорилею и продолжал подвигаться вперёд. При известии об этом наступлении, и варвар также двинул свои силы. Оба неприятеля встретились около так называемого Зомпского моста и, став лагерем, готовились к битве. Поутру на другой день вывели они войска и расположили их следующим образом. Сам кесарь управлял центром ромейского войска, имея под своим начальством варваров, вооруженных щитами и секирами, которым всегда вверялось охранение царского дворца; правое крыло составляли наемные кельты, которыми предводительствовал один кельт, по имени Папас; левым крылом командовал доместик схол Андроник, а задним отрядом (арьергардом) заведовал Никифор Вотаниат, в последствии ромейский василевс, имевший под своей командой фалангу фригийцев, ликаонян и асийцев. Видя, что ромейская фаланга так выстроилась, Русель и сам разделил свое войско на две части, из которых одну взял в свое распоряжение и повел её медленно, а другой велел идти прямо против наемных кельтов.[95]