Он взглянул на клочки бумаги, осыпавшие ковер, и сразу все понял.
— Ты порвала его портрет?
Фейруз отступила на шаг. Она совсем забыла про записку, которую держала в руке. Если она попадет к отцу, то все всплывет наружу. Судорожным движением девушка спрятала ее за спину, но это не укрылось от глаз Амвара.
— Что ты там прячешь?
— Так, ничего.
— Покажи.
— Нет!
— Если это ничего не значащая бумажка, почему ты отказываешься дать ее мне?
Девушка отступила на несколько шагов и уткнулась спиной в стену. Расширенными от ужаса глазами она смотрела на грозно приближающегося отца.
— Дай мне эту бумагу!
— Нет!
Лицо Амвара исказила судорога, он протянул к ней руку со скрюченными, словно ястребиные когти, пальцами и сказал, отчеканивая каждое слово:
— Дай сюда бумагу!
— Амвар! — раздался громкий голос.
Старик обернулся и увидел Сарию, ухватившуюся за дверной косяк.
— Амвар! Это же наша единственная дочь!
Фейруз, наконец, опомнилась от испуга и, бросив записку за шкаф, быстро подобрала с пола один из клочков фотографии.
— Я не потерплю неповиновения в моем доме! — воскликнул взбешенный старик.
— Простите! — воскликнула Фейруз. — Просто вы напугали меня своим внезапным появлением. Вот, это просто клочок фотографии. Я пыталась рассмотреть то, что там осталось. И я вовсе не плачу, наоборот, я хочу, чтобы свадьба состоялась как можно скорее.
— Хорошо, что ты одумалась, — смягчился отец. — Уверяю тебя, я выбрал для своей дочери лучшего мужа. Я рад, но не будем торопиться — пусть все будет по правилам. В таких делах не надо спешить.
Умиротворенный Малик Амвар вышел из комнаты. Проходя по коридору, он вдруг вспомнил про кусок бумаги, стиснутый в кулаке. Развернув его, он увидел, что на нем изображен край рукава жемчужно-розового ширвани. Что же тут можно было рассматривать? Похоже, дочь опять обвела его вокруг пальца…
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Утром в день свадьбы Ахтара безуспешно искал весь дом. Слуги сбились с ног, пытаясь найти господина. Но никому не пришло в голову, что еще на рассвете он отправился в мечеть, где провел несколько часов на коленях.
Ему было о чем просить Всевышнего. Что ни говори, он задумал греховное дело. Притворные клятвы, фиктивная женитьба, грандиозный обман — такие поступки не слишком подходят правоверному мусульманину.
— О, Аллах! Я не хочу умалять своей вины, но я вынужден пойти на это ради друга. Конечно, преступление — поклясться перед муллой твоим именем в том, что я буду мужем Фейруз, но разве не более греховно оставить в беде своего друга и несчастную девушку? Ведь они не могут жить друг без друга, а я не могу позволить им страдать. Прости меня, о Всевышний, за то, что я собираюсь сделать, а если не можешь, то я готов нести наказание за свои прегрешения!
Он вернулся домой в особенном, светлом настроении, которое приписывал очищающей силе молитвы. Однако войдя в свой кабинет, Ахтар сразу окунулся в совсем другую атмосферу, не слишком похожую на то приподнятое состояние духа, которое внушило ему посещение мечети.
В комнате собралось несколько молодых людей — его близких друзей, уже готовых к началу свадебного торжества. Перед ними, вызывая бурные взрывы хохота, разгуливал рыжеволосый незнакомец во фраке с вставленной в петлицу белой гвоздикой. Он ловко орудовал тоненькой щегольской тросточкой с набалдашником из слоновой кости, изображая дирижера, недовольного своим оркестром.
«Это еще кто?» — с удивлением подумал Ахтар, глядя на пышные бакенбарды, украшающие щеки незнакомого господина, и рыжие усы, из-под которых торчала не зажженная сигара.
Однако стоило гостю сказать слово, как его инкогнито было немедленно нарушено.
— Джавед! Ну и ну! А я чуть было не спросил у тебя, какая в Лондоне погода! — рассмеялся Ахтар. — Зачем ты так вырядился?
— О ком это вы говорите? Что еще за Джавед? Разве почтенный отец невесты не был бы удивлен, если бы этот Джавед заявился на свадьбу его дочери? — подмигнул его приятель. — То ли дело твой заморский друг лорд Бассинг-Шоу, который и тебе, и самому Малик Амвару может сообщить, что в Лондоне, по-прежнему, туман!
— Ахтар, ты здесь? — вошла в комнату Фатьма. — Поторопитесь, пора ехать за невестой.
— Мама, познакомься с лордом Бассинг-Шоу, — подвел к ней сын рыжеволосого господина. — Специально прибыл из Лондона, чтобы присутствовать на моей свадьбе!
Фатьма сразу же схватилась за край покрывала, пряча лицо от чужестранца.
— Мы очень польщены тем вниманием, которое вы нам оказали, — поклонилась она. — Просим вас разделить с нами нашу радость.
— Мой камуфляж превзошел даже самые радужные надежды, — ответил ей странноватый господин. — Вы, дорогая нареченная матушка, все-таки могли бы меня узнать.
— Джавед! — всплеснула руками Фатьма. — Что за маскарад? В такой день следует быть серьезней. Возможно, завтра это предстоит и тебе, а ты все дурачишься, как ребенок!
— Дурачусь? Да я спасаю честь вашего сына! — возмутился юноша. — Что, если, увидев меня, невеста передумает отдавать ему свою руку? Это же скандал! Тогда как на лорда Бассинг-Шоу она, уж конечно, Ахтара не променяет!
— Какие вы в сущности еще мальчишки! — покачала головой мать. — Вам и в тридцать лет рановато жениться! Если вы сейчас же не будете готовы ехать в дом невесты, то бедняжка решит, что свадьба отменяется. Там, наверное, уже давно ждут появления жениха!
Однако в особняке Малик Амваров царила обычная предсвадебная суета, когда, несмотря на множество помогающих рук, кажется, ничего не будет готово вовремя, невозможно отыскать самые неожиданные и необходимые вещи, вдребезги разбивается посуда, прожигаются при утюжке платья, теряется по одной туфле из каждой пары и безнадежно горит в духовке праздничный пирог.
Ранним утром четыре замужние женщины искупали Фейруз, поливая ее из большого глиняного кувшина, который за несколько дней до этого был обмазан толстым слоем земли с зернами ячменя. Теперь ячмень пророс, и весь кувшин зеленел нежными изумрудными побегами — это знак плодородия, сулящий невесте многочисленную семью. На голову девушки положили Коран, в кожу тщательно втерли сандаловую пасту, ступни ног и ладони окрасили хной. Затем обрызгали духами и нарядили в свадебное платье — роскошное одеяние пурпурного шелка, обильно украшенное золотом.
После этого в дом жениха отправили сэхру — вуаль из серебряных нитей и гирлянд белых жасминовых цветов. Это был знак, что невеста готова и ждет суженого.
Однако до встречи с ним было еще далеко. Дом Фейруз наполнялся гостями, каждый из которых приносил с собой подарок. Их складывали на низкий, искусно задрапированный красным ковром помост в углу гостиной. К полудню там уже высилась солидная гора всевозможных подношений.
Из дома жениха тоже были присланы слуги с дарами. Кроме богатого выкупа, пятисот тысяч рупий, — Малик Амвар мог гордиться тем, как высоко оценили его новые родственники право ввести в свой дом его дочь! — были доставлены цветы и сладости. Сария положила на тарелку немного балу шахи — сладкой, сваренной в меду лапши, окрашенной в желтый цвет, и поднялась к Фейруз. Там она низко поклонилась дочери и, глотая слезы, произнесла ритуальную фразу:
— Сделала я для тебя, доченька, все, что смогла. Теперь отведай еду своего супруга, который с сегодняшнего дня будет тебя содержать.
Фейруз покорно взяла сложенными пальцами немножко балу шахи, поднесла ко рту, сделала несколько жевательных движений, с трудом проглотила и посмотрела на мать — не нужно ли от нее еще чего-нибудь. Сария отвела глаза и заторопилась вниз.
Наконец, когда уже стемнело, послышались звуки музыки — это по улице приближалась свадебная процессия из дома жениха. Ее сопровождали факельщики — они несли на головах мощные ацетиленовые лампы. В ярком голубоватом свете ламп шествие казалось фантастическим. Процессию сопровождал духовой оркестр городской полицейской части — все оркестранты были в красных пиджаках с золотыми галунами и аксельбантами. Улица наполнилась звуками военного марша колониальных времен — наполовину индийского, наполовину британского происхождения.