— Несколько дней, гауляйтер. — Доктор Финдлинг откашлялся. — А Гитлера не поставят в известность?

— Конечно, да. Конечно, я спрошу у фюрера. Мы также определим точное место. Важно, чтобы вы, — он внимательно посмотрел на доктора Финдлинга и Вахтера, — сразу же приступили к работе.

Но тут наступил черёд Красной армии.

12 января, перед восходом солнца, началось самое масштабное наступление всех времен. Вопреки всем ожиданиям, люди и техника прорвались не на восточно-прусском направлении, а значительно южнее, на Вислинском плацдарме под Барановым. Первый Украинский фронт под командованием маршала Конева, состоящий из семи армий, в том числе трёх гвардейских, после серьезной артиллерийской подготовки с использованием «Катюш» начал наступление на слабо укреплённые позиции немцев. Шестьдесят пехотных дивизий и восемь танковых корпусов покатились на Запад и как лавина смяли позиции Четвёртой танковой армии.

Её командующий, генерал Грайзер, в своём сообщении в ставку фюрера был краток: советская армия прорвала фронт. Одновременно на Восточную Пруссию неожиданно, как удар грома, обрушился многочасовой и разрушительный артиллерийский обстрел. Советские штурмовые отряды силами батальона наступали на немецкие позиции, но это ещё не был уничтожающий всё ураган. Это было прощупывание врага и одновременно напоминание: мы здесь.

Верховное командование вермахта сообщало:

13.01.1945 года на Висловском фронте началось давно ожидаемое зимнее наступление большевиков. После чрезвычайно сильной артиллерийской подготовки противник начал наступление западнее Барановкого плацдарма силами многочисленных стрелковых дивизий и танковых соединений. Идут ожесточённые бои. Атаки южнее Вислы и в северной части Барановского плацдарма были отбиты. В восточно-прусском приграничном районе Роминтер Хайде вёлся ожесточённый артиллерийский огонь по нашим позициям. Многочисленные атаки Советов силами батальонов были отражены.

Какие скупые слова о смерти и закате!

В ставке Гитлера с трудом оправились от потрясения, когда услышали новости, генерал Гелен немедленно доложил, но Гитлер отмахнулся от его рапорта, как от величайшего обмана со времён Чингисхана: утром 13 января русский великан поднялся. Восточная Пруссия будет растоптана. Третий Белорусский фронт под командованием маршала Черняховского в составе шести армий, двух гвардейских танковых корпусов и с помощью ураганного огня артиллерии прорвался через немецкие позиции. Его цель была ясна: разгром Третьей немецкой танковой армии и захват Куршского лимана. При этом Кёнигсберг будет отрезан с севера.

В этот же день, в субботу 13 января 1945 года, рухнули преграды на двух плацдармах на реке Наура: Второй Белорусский фронт под командованием маршала Рокоссовского хлынул в страну. Шесть армий, два танковых корпуса, инженерный корпус и знаменитый гвардейский кавалерийский корпус перемололи немецкие позиции Второй армии под командованием генерал-полковника Вальтера Вайса. Целью Рокоссовского был захват Эльбинга. Если прорыв удастся, то Восточная Пруссия окажется в большом котле.

Потом последовал еще один удар: 14 января, в воскресенье, вступил в бой против немецкой Девятой армии гениальнейший русский полководец, маршал Жуков с Первым Белорусским фронтом, состоящим из пяти полностью укомплектованных армий, в том числе Первой польской армии. Здесь, на Висле, на Магнушевском и Пулавском плацдармах, началось главное наступление Красной армии: прорыв на запад и северо-запад, разгром группы армий «А», отвоёвывание Польши и вступление на немецкую землю.

Главная цель: марш русских армий на Берлин.

Фронт Девятой немецкой армии был растоптан, и советские подразделения устремились на запад.

От этого «величайший обман со времён Чингисхана» спина Гитлера стала ещё круглее, дрожь в руках усилилась, лицо побледнело и опухло. Генерал-полковник Гудериан не испытывал радости, лишь жалость к «величайшему фюреру всех времён».

На карту поставлена судьба Германии.

Шесть миллионов русских солдат замахнулись для ответного удара.

В Кёнигсберге шли лихорадочные сборы.

Началась большая, на этот раз официально организованная эвакуация населения. Пробил час для Военно-морского флота. Возглавлявший высшее морское командование «Ост» генерал-адмирал Кумметц принял на себя руководство транспортировкой беженцев, несмотря на то, что гауляйтер Кох любой транспорт на запад называл предательством фюрера. Все торговые суда, пароходы, плавучие транспортные средства, лодки и баржи, которые могли быть использованы, получили приказ прибыть в Кёнигсберг.

Даже пассажирские пароходы, которые до этого использовались под жилье, и военные корабли всех рангов прибыли из портов Пиллау, Данциг, Гдинген и Кольберг, чтобы принять на борт сотни тысяч беженцев и спасти их. Двадцать четыре флотилии и триста пятьдесят малых военных кораблей под командованием контр-адмирала Бутова конвоировали переполненные пассажирские и торговые суда. Те, кто не получил место на судне, тащились по дороге, образуя нескончаемую вереницу из людей и машин, в зиму, в мороз, который не щадил никого, ведь ночевать приходилось под открытым небом, со скудным питанием, под артиллерийским огнём СССР, под пулями и бомбами низко летящих самолётов. Танки, грузовики, орудия или машины с пехотой, брошенные в сужающуюся горловину фронта, спешили в Кёнигсберг или из него, вытесняя людей в придорожные канавы или в поле.

Гауляйтер Кох беспокоился лишь о «своей» Янтарной комнате. Прежде всего он был занят подготовкой к собственному бегству, а освобождение Восточной Пруссии, потеря своей вотчины на Украине, непрерывное продвижение Красной Армии, потеря людей и танков, казалось, не имели для него значения, ведь из глубины страны на фронт всё ещё бросались новые резервы.

— Куда, гауляйтер? — спросил доктор Финдлиг. — Куда мы ещё можем поехать? Если русские продвинутся дальше, нам будет отрезан путь на запад!

— Ставка фюрера переехала! Она теперь в Берлине. Я не могу связаться ни с фюрером, ни с Борманом. Финдлинг, у нас нет другого выхода, кроме как вывезти сокровища без приказа фюрера! Сначала в Тюрингию.

В тот же день Кох изменил свой план. Он сообщил Финдлингу по телефону, что намерен отправить сокровища не в Тюрингию, а в Захсен, в Ваксельбург под Рохлицем и в крепость Крибштайн. Гауляйтер Мучман уже подготовил там место. В их распоряжении триста квадратных метров хорошо проветриваемого и защищённого от бомб подвального помещения.

— Как ваши дела? — спросил Кох.

— Хорошо, гауляйтер. Сегодня вечером мы будем готовы. Мы изготовили двадцать пять больших ящиков. Этим занимались десять человек под руководством столяра Манна и слесаря Вайса. Поработали очень хорошо. Более крепких ящиков не сыскать. Настенные панели, головки, гирлянды, карнизы и цоколи защищены от тряски и закутаны в одеяла, подушки и перины. Ящики уже стоят во дворе замка. Ночью уложим картины, иконы и библиотеку царя Петра. Утром будем готовы к отъезду. Если не будет нового воздушного налёта...

— Транспортная команда тоже готова. — Кох энергично запыхтел. — Но я никак не могу связаться с фюрером, и Бормана не застать в партийной канцелярии. Но вы, Финдлинг, не бойтесь… я ежечасно получаю сообщения с фронта. Мы не даём возможности русским продвигаться на Кёнигберг…

— …но нам всё сложнее спасти Янтарную комнату.

Вахтер почти полностью освободил свою квартиру в подвале, оставив лишь кровать. Для него было само собой разумеющимся, что он будет сопровождать транспорт, куда бы тот не поехал. Доктора Финдлинга вот уже восьмой день как зачислили в ополчение, он носил старую военную форму, но оружия ему не выдали. Ходила такая шутка: «Кто такой ополченец? Это три человека, один носит стальную каску, другой — ремень, а третий — фаустпатрон». По всей видимости, доктор останется в Кёнигсберге, как и гауляйтер Кох, до последнего человека…

С собой Вахтер взял только самое необходимое: два костюма, бельё, туфли, рубашки и складную икону в кожаном футляре, обшитым внутри бархатом. В последние ночи он ложился в кровать не раздеваясь, в любой момент готовый к отъезду.