— И когда мне приходить?

— Я сообщу вам, господин гауляйтер.

— Ну ладно! — Кох подошёл к двери в сопровождении своей тени, Бруно Велленшлага. — Не забудьте, что в семь вечера я ужинаю…

Он вышел. Как только дверь за ним закрылась, все облегчённо вздохнули. Доктор Руннефельдт посмотрел на доктора Финдлинга — тот побледнел и прислонился к краю стола. Доктор Волтерс жевал нижнюю губу.

— Непросто вам теперь придётся! — сказал Руннефельдт. — Конечно, вы правы но вы не боитесь его мести?

— Стоило выразиться дипломатичнее, а не так откровенно, — вставил доктор Волтерс. — Мы ведь знаем, какой гауляйтер обидчивый. Этот разговор будет иметь последствия, доктор Финдлинг.

— Речь не обо мне, а о Янтарной комнате. — Финдлинг отошёл от стола. — Даже гауляйтер должен научиться терпению, когда имеет дело с таким произведением искусства. — Он подошёл к окну и посмотрел во двор замка на восемнадцать грузовиков под охраной пяти солдат. — Вы долго здесь пробудите, коллеги?

— Послезавтра мне надо вернуться в Ригу, — ответил доктор Волтерс. — Предполагаю, что придется еще съездить в Павловск. Там только что приступили к учёту ценностей дворца.

В это время Кох остановился на широкой лестничной клетке и ткнул пальцем в грудь Велленшлагу.

— Ты это слышал, Бруно? Учёные мальчики вздумали мне указывать!

— Какая наглость, гауляйтер. — Велленшлаг лучше всех знал характер Коха и понимал его душевное состояние. — Но…

— Что но? Этот Финдлинг у меня еще будет скакать, как лягушка! А ты будешь охотится на него, как аист!

— Откровенно говоря, его не в чем упрекнуть, гауляйтер.

— Не болтай чепухи, Бруно. — Кох двинулся дальше. — Ты кое-что смыслишь в пьянках, но ничего в управлении людьми. Этот Финдлинг — такой же лакей, как и все вокруг. А лакей должен делать то, что приказано, и молчать в тряпочку.

Внезапно он остановился. По лестнице навстречу поднимался пожилой мужчина, которого Кох уже где-то видел. Он попытался вспомнить, но безрезультатно. Мужчина в поношенном костюме приближался. Что делает этот человек в запретной зоне?

Мужчина на секунду замешкался и поднял правую руку в нацистском приветствии.

— Хайль Гитлер, господин гауляйтер! — произнёс он, но прозвучало это не очень натурально.

— Кто вы? — спросил Кох, не ответив на приветствие. — Откуда я вас знаю? Мы где-то уже встречались…

— Сегодня в час ночи, господин гауляйтер. Меня зовут Михаил Вахтер. Я прибыл сюда вместе с Янтарной комнатой.

— Хранитель! — воскликнул Велленшлаг. — Музейный работник из Пушкина, гауляйтер. С родословной в двести двадцать пять лет.

— Точно! — Кох шагнул ближе и пристально посмотрел на Вахтера. — Вы из тех немногих, кто знает Янтарную комнату, как свои пять пальцев?

— Возможно, даже единственный, господин гауляйтер. Я знаю каждый фрагмент мозаики, потому что вырос в этой комнате, она часть моей жизни.

— Пойдёмте со мной! — повелительно махнул Кох. — Давайте это обсудим. Какие у вас планы?

— Планы? — не понял Вахтер.

— Комната теперь останется здесь… Чем вы хотите заняться? Вам же надо где-то работать.

— Я думал, господин гауляйтер, что мог бы пригодиться. Как раньше…в качестве хранителя Янтарной комнаты. Как работник музея. Нет никого, кто-бы…

— Я знаю. Знаю! Янтарная комната заменила вам молоко матери.

— Почти так, господин гауляйтер.

— Как думаете, сколько потребуется времени, чтобы восстановить комнату здесь, в замке?

— Несколько месяцев.

— И этот туда же, Бруно! — Кох кивнул в сторону лестницы. — Пойдёмте, Вахтер. У меня есть к вам несколько вопросов. Я подумаю над тем, чтобы принять вас на работу в качестве хранителя. Мне нужен достойный доверия человек.

— Спасибо, гсподин гауляйтер. — Вахтер сглотнул. К горлу подступил комок, дыхание перехватило. — Для меня будет большой честью работать в замке.

Они вошли в просторный зал, вдоль стен стояли рыцарские доспехи, а в центре — стеклянная витрина со старинным оружием. Короткие мечи, булавы, алебарды. В левом углу находился диван с креслами, выглядевший чужеродным предметом в средневековом окружении.

Кох сел и пригласил Вахтера сесть рядом.

— Почему русские не заставили вас отказаться от немецкого подданства? — начал он разговор, больше похожий на допрос. — Почему хранителями Янтарной комнаты стали именно немцы?

— Так говорилось в договоре 1716 года, господин гауляйтер.

Вахтер был начеку. Он тщательно обдумывал каждое слово, прежде чем его произнести. Любая ошибка, малейшая невнимательность могут означать конец, это он прекрасно понимал.

— 1716 года… — Кох откинулся на спинку, сложил руки на животе и опять пристально посмотрел на Вахтера. — Сталин тоже придерживался этого договора?

— Все придерживались, господин гауляйтер. Все цари и царицы, а также Керенский, Ленин и Сталин.

— А теперь вы ждёте того же от фюрера…

— От вас, господин гауляйтер. Фюреру безразлично, кто будет смотреть за Янтарной комнатой. Пока она находится в Кёнигсберге, ответственность за неё лежит на вас.

— Она останется в Кёнигсберге навсегда! — воскликнул Кох.

Этот человек, как там его… Вахтер, произвёл на него хорошее впечатление. Прежде всего он мог стать его глазами, присматривать за доктором Финдлингом и обо всём докладывать. С Янтарной комнатой не произойдет ничего без участия Вахтера. Это и впрямь нужный человек.

— Где вы жили в Пушкине, Вахтер?

— В Екатерининском дворце, недалеко от Янтарной комнаты.

— Здесь будет так же. Вы получите квартиру в замке.

— Это значит, что я… Господин гауляйтер, я могу остаться? Я должен и дальше заботиться о комнате? Я…

Кох кивнул. Ему было неприятно смотреть на слёзы, неожиданно выступившие на глазах у этого человека. Он считал это недостойным мужчины, хотя сам довёл его до этого.

— Возьмите себя в руки! — грубо, без всякого сочувствия, сказал Кох. — И обо всем мне докладывайте. У вас есть семья?

— Моя жена уже давно умерла.

— Детей нет?

— Только сын. Его звали Николаус. Он погиб в аварии. Разбился на мотоцикле, господин гауляйтер. Перелом черепа.

— Гнал, как дурак, да?

— Как вся молодёжь, — Вахтер пожал плечами. — Хорошо, что его мать этого не видела. Я возлагал на него большие надежды. Теперь вместе со мной умрёт фамилия Вахтер.

— Сколько вам лет, Вахтер?

— Пятьдесят пять, господин гауляйтер.

— На десять лет старше меня! Вахтер, это ещё не старческий возраст. Можно ещё произвести на свет сына… с молодой, темпераментной женой! Подумайте над этим. Мужчина всегда может…Смелее! — Кох засмеялся. Когда разговор касался его любимой темы, он становился дружелюбным. — Вы же не хотите, чтобы цепь преемственности длиной в двести двадцать пять лет прервалась? В мужчинах заключено бессмертие Германии. Оглянитесь вокруг, Вахтер, Кёнигсберг кишит одинокими, голодными женщинами.

— Я подумаю над этим, герр гауляйтер.

Кох положил ногу на ногу и снял фуражку. Вахтер насторожился. «Значит допрос не закончен, — подумал он. — Так быстро Коха не убедить».

— Расскажите мне что-нибудь из истории Янтарной комнаты, — попросил тот уже не приказным тоном.

— Это займёт несколько дней, герр гауляйтер.

— Ну и что? У нас есть время. Сейчас час… а завтра продолжим. Например, что сказал Ленин, когда впервые увидел комнату?

— Что она построена на горбах трудящихся!

— Это на него похоже! — Кох раскатисто засмеялся. — Продолжайте, мой дорогой Вахтер. Продолжайте.

Через три дня Яна научилась довольно бегло печатать двумя пальцами. Правда, она тренировалась непрерывно, по десять часов просиживая за пишущей машинкой, и запомнила расположение букв на клавишах. Она сразу попробовала печатать с закрытыми глазами, но ничего не вышло. Вечером третьего дня она нарисовала на большом листе картона клавиши машинки. Фрида Вильгельми ознакомилась с рисунком, когда вернулась после обхода. Как обычно, это вызвало немалый шум. Трубный голос Фриды раздавался во всех коридорах, несколько сестёр с плачем убежали. Она считала, что для пользы дела иногда надо поддавать пару. Для работы машины требуется пар. Без пара всё остановится.