Они вошли в открытую дверь и очутились в большой комнате, наполненной чадом вареного и жареного кушанья и запахом человеческого пота. Довольно большое количество индусов и несколько подозрительного вида европейцев сидели кто на низких плоских скамьях, служивших одновременно и столами, кто просто на полу, и уничтожали различного рода какое-то пряное и пахучее варево.

В глубине, у внутренней двери, на чем-то среднем между столом и стулом, сидел высокий, красивый индус с остроконечной смуглой бородой. Его белая чалма совершенно закрывала лоб и прямо из-под нижнего ее края два острых внимательных глаза рассматривали каждого входящего. При виде Виктора и Бинги он слегка качнулся вперед, но ни единым движением лица не выразил своих чувств.

Виктор осмотрелся кругом. Не было никакого сомнения, что эта харчевня была таинственным местом, местом, куда собирались люди, не рисковавшие заглядывать в более людные части города.

Какая-то компания, состоявшая из трех европейцев, одетых в полувосточные одежды, резалась в карты посреди общего зала. Вокруг них сгрудились индусы, молчаливо и бесстрастно наблюдавшие за тем, как белые надували и обыгрывали друг друга. Немного поодаль от этой группы двое роскошно одетых туземцев углубились в подсчет денег, грудой наваленных на их столике. Около дверей странствующий укротитель змей наигрывал на дудочке тягучие восточные мотивы и пара послушных ему пресмыкающихся, приподнявшись на хвосты, извивалась в отвратительном танце. В глубине, там, где еще две двери вели в какие-то внутренние покои, три женщины, накрашенные и нарумяненные, бесстыдно скалили зубы, предлагая посетителям свое тело. Поодаль от них трое желтых китайцев, неведомо как попавших в эти места, наслаждались опиумом, отравляя и без того спертый воздух.

Проклятия игроков, мотивы укротителя, спор двух делящих деньги купцов, взвизгивания женщин, — все смешалось в дикий хаос звуков, раздражающих непривычное ухо, но зато дававших возможность, не стесняясь и не боясь подслушивания, вести какие угодно разговоры.

Виктор учел это и смело направился к сидевшему у задней двери индусу, безошибочно угадав в нем хозяина.

— Привет тебе, — сказал он, кланяясь по-восточному, на что хозяин не замедлил ответить с чувством собственного достоинства.

— Привет и тебе! Войди в мой дом и требуй, чего хочешь.

— Я и мой спутник хотели бы поесть, но только в отдельной комнате.

Индус кристально взглянул на Виктора, потом скользнул взглядом по Бинги, не пропустил вертевшегося под ногами Фокса и ответил:

— Это будет стоить несколько дороже, мой гость. Прости меня, но ты не выглядишь богатым. Есть ли у тебя деньги?

Виктор извлек из кармана пару серебряных монет и хотел сейчас же передать их хозяину, но тот величественным жестом отстранил деньги, говоря:

— Мой гость сможет заплатить мне. Он заплатит, когда будет сыт, — и, с поклоном открыв дверь, около которой сидел, пропустил гостей в маленькую, но чистую комнату с одним-единственным окном. В комнате не было никакой обстановки, кроме низенького столика из какого-то твердого и ароматного дерева. Стулья заменялись циновками.

Едва Виктор и Бинги скрылись за дверью этого своеобразного отдельного кабинета, как одна из женщин, оставив своих двух подруг, подошла к хозяину:

— Может быть, эти гости пригласят нас?

— Я думаю, что они обойдутся без вас.

Женщина, состроив недовольную гримасу, повернулась и пошла на место; но хозяин окликнул ее:

— Постой!

— Ну, — лениво, по-восточному, повернулась она.

— Пойди во двор и сейчас же позови Ранди. Скажешь ему, чтобы бросил все и пришел быстро.

Женщина вышла, хозяин распорядился, чтобы слуга отнес в комнату, где сидели Виктор и Бинги, еду и снова уселся на свое место у двери.

Через несколько минут в сопровождении женщины через одну из задних дверей в комнату вошел молодой, высокий и стройный индус и с поклоном подошел к хозяину.

— Ты звал меня?

— Да, хорошо, что ты поторопился.

— В чем дело?

— Нужны твои глаза и твои уши. Сейчас пришли два человека. Белый и черный. У них очень плохой вид. Я думаю, их будет искать полиция. Когда полицейские придут, я задержу их разговором. Ты будешь слушать. И если ты узнаешь, что этих людей ищут за наше дело, то поможешь им.

— Как могут белого и черного искать за наше дело?

— Могут, Ранди! Сегодня произошли большие события. Сегодня покушались на эту королевскую собаку, которая приехала в наш город. Я слышал, что в покушении участвовал какой-то белый. Ты будешь внимательно слушать, Ранди.

— Мои уши будут открыты, и глаза мои будут, как острые стрелы!

И молодой индус присоединился к кругу любопытных, следивших за игрой европейцев.

Бинги и Виктор наслаждались отдыхом. Предусмотрительный и по-восточному гостеприимный хозяин прислал им в комнату воды и огромный таз, в котором не только двое людей, но и обрадованная прохладой собака смыли с себя едкую пыль улицы.

Теперь, вымытые и посвежевшие, они полулежали на циновках, с наслаждением уничтожая какое-то вкусное, пряное и ароматное кушанье, огромной горой наваленное в глиняную, украшенную причудливым рисунком, чашку.

Несмотря на то, что опасность далеко не миновала, они не спешили уходить и с трудом отгоняли от себя искушение развалиться на циновках и отдаться сну. Хождение по городу в качестве толпы, бегство от полиции, все это давало себя знать ломотой во всем теле и тяжелым туманом в голове.

Виктор разрабатывал план того, как похитрее и поневинней выспросить у хозяина все необходимые сведения о дальнейшем пути, и колебался между стремлением раскрыть пред этим молчаливым и, по-видимому, крайне преданным национальным интересам индусом свои карты и боязнью нарваться на агента полиции. Так или иначе, но что-то надо было предпринять, ибо положение становилось все более и более критическим. Дело шло к вечеру, а вечером в незнакомой местности, к тому же, по случаю приезда принца, наводненной шпиками, пускаться в странствование несколько рискованно.

Он уже встал, чтобы выйти и позвать хозяина для переговоров наедине, как вдруг в общем зале послышался шум тревоги, беготня людей, сдавленные, предупреждающие возгласы и громкий голос хозяина на английском языке, уверявшего кого-то, что он никого не видел и никого не принимал.

— К вам в харчевню проникли двое социалистов: один негр, другой белый. Они враги его величества короля и подлежат аресту, они у вас, — настаивал один из полицейских.

Хозяин был достаточно опытен в таких делах, чтобы сообразить, что полицейский совершенно не уверен, что нужные люди здесь, и просто идет на авось, а потому не торопился с ответом:

— В этой комнате много белых. Ты видишь сам. Но здесь нет и не было ни одного негра.

— А я говорю, что они тут, — настаивал уже не так уверенно полицейский. — Я сам своими глазами видел, как они только что вошли сюда.

Последняя фраза окончательно убедила хозяина в том, что полицейский ничего не знает. Только что! Негр и белый находились у него уже около часа.

Он сделал едва заметный знак своему молодому товарищу, и тот, быстро и ловко, за спинами полицейских, проскользнул в дверь отдельной комнаты. Хозяин, пуская в ход всю свою восточную изворотливость, продолжал задерживать полицию.

— Вы напрасно теряете у меня время. Вы здесь ничего не найдете, кроме тех, кого видите в комнате, да вот этих трех красивых женщин.

Повинуясь кивку его головы, женщины встали со своих мест и подошли к преследователям Бинги и Виктора медленной, дразнящей походкой.

Хозяин харчевни хорошо знал местных полицейских. Женщины способны были отвлечь их от самого важного дела.

— А не запрятались ли эти социалисты за вашими одеждами? — хихикал толстый полисмен, щекоча бронзолицых соблазнительниц.

— Посмотрим, посмотрим, — захлебывался от удовольствия другой, не встречая сопротивления со стороны облюбованной им гетеры.