Як-3 не рассчитан на такую большую скорость: может развалиться. А если и хватит прочности, то не выйдет из пикирования: засосет поток воздуха. Пора выводить из пикирования!
И тут случилось то, чего Петр никак не ожидал. Раздался взрыв, что-то ударило по голове. Летчик захлебнулся от чего-то густого, холодного. В глазах потемнело, но сознание четко отметило: это последняя атака. Наверняка разорвался снаряд в кабине… Но почему обдало холодом, а не жаром? И Петр не чувствует ни боли, ни палящего огня? Может быть, разрушился самолет. Парашют? Единственное средство спасения!
Воронин хватается левой рукой за замок привязных ремней, чтобы отстегнуться. Однако четко видит горизонт и… «Араду» перед собой. Нет, его самолет цел. А взрыв, удар? Вот оно что — бешеным потоком воздуха сорвало с кабины фонарь! Скорее, пока не поздно «Араду» в прицел!
Эх, черт побери, уже далеко, можно и запросто промазать. Огонь!.. Великолепно! Шнуры трассирующих снарядов догнали противника и впились в его дюралевое тело. Из «Арады» брызнули искры, огонь, повалил густой дым. Однако она, снизившись, на повышенной скорости удалилась от «яка» Воронина и скрылась в сизом дыму берлинского неба.
Досадно! Возможно, враг споткнулся и врезался в землю?
— Где реактивный фашист?
— Не видно. Куда-то пропал, — ответила земля…
Механик самолета техник-лейтенант Ефим Смоленский не на шутку встревожен, когда увидел, что Воронин прилетел без фонаря. Да, очевидно, и измученный вид командира насторожил техника, и он нетерпеливо прыгнул на крыло.
— Что с вами, товарищ майор?
— Со мной ничего, а вот с машиной непорядок.
А это что? Кожа шлемофона сверху разрезана будто ножом. Вспомнился удар по голове… Фонарь. А ведь он мог оглушить, убить. Погибнуть из-за такого пустяка? Солнечный день омрачился. На душе у Петра потяжелело, словно там дала о себе знать старая рана. Мысль о смерти так остро еще никогда не саднила его. Очевидно, близость победы обостряет чувство жизни.
Когда Воронин вылез из кабины, вспомнил «Лавочкиных» с номерами 44 и 27. Вскоре на КП дивизии узнал приятную новость: одним из этих истребителей управлял Михаил Рудько. Его из 728-го перевели в другой полк, летчики которого много летали на свободную охоту. А ведь парень начинял войну, не имея ни одной стрельбы по воздушной мишени. Теперь же — снайпер!
Тридцатого апреля советские войска ворвались в рейхстаг, и над ним вот-вот должно взвиться Знамя Победы.
Сколько времени воины ждали этого дня! О нем мечтали под Москвой и Сталинградом, о нем говорили в Курской битве и в битве за Днепр. В Берлинской же операции все жили победой, поэтому в редкой части, наступающей на Берлин, не имелось знамени. Кто не мечтал водрузить его над рейхстагом!
Кабинет командира дивизии подполковника Георгия Агеевича Лобова. Сегодня он не сидит за письменным столом, как обычно. Он на диване как-то растворился среди присутствующих офицеров своего штаба и инструкторов ВВС. Это располагает к непринужденной беседе. У всех настроение праздничное: завтра Первомай, война вот-вот закончится. Одно воспоминание сменяется другим.
Заговорили о Знамени Победы над рейхстагом, которое будет водружено наземными войсками. И тут раздался вопрос:
— А когда наше знамя, знамя авиации, появится над Берлином?
Комдив подумал, сказал, как бы советуясь:
— Может, завтра…
Все поддержали.
Но истребители Як-3, которыми была вооружена дивизия, для этого не были приспособлены. Конструировать же подвески уже не было времени. Предлагалось много способов, но ни один из них не гарантировал надежность. Остановились на двух вариантах: сбросить победное Знамя из-под посадочных щитков Як-3 или же из кабины двухместного учебного истребителя. Однако из-под щитков рискованно: от скорости Знамя может задержаться и упасть не там где надо. Из кабины — была опасность, что полотнище захлестнется на хвостовом оперении машины. Для надежности решили использовать оба варианта. Один из двух должен сработать наверняка.
Выполнить эту почетную миссию было поручено 1-му гвардейскому ордена Ленина, Краснознаменному, ордена Кутузова третьей степени истребительному полку и 115-му гвардейскому.
Первого мая 1945 года в двенадцать часов дня с аэродрома Альтено взлетели две группы истребителей «Яковлева». Знамена находились на самолетах майора Ивана Малиновского, в задней кабине которого со знаменем сидел корреспондент армейской газеты капитан Анатолий Хорунжий, и под посадочными щитками «яка» старшего лейтенанта Кузьмы Новоселова. Инструкторы ВВС: Андрей Ткаченко, Павел Песков, Иван Лавейкин, Петр Полоз, Константин Трещев и Петр Воронин летели в качестве почетного эскорта.
Самолеты парадным четким строем взяли курс на Берлин.
День стоял солнечный, тихий. Однако сразу же многих охватило беспокойство: город закрыт гигантским темно-розовым колпаком пыли и гари. Увидит ли земля в этой мгле знамена авиаторов?
При подходе к городу видимость резко ухудшилась. Солнце и небо потускнели. Земля чуть просматривалась. Найти рейхстаг, над которым должны быть сброшены Знамена, нелегко. И вдруг над самым центром Берлина — просветление. Даже видно солнце и кусок голубого неба. И вот в неостывшем еще от боев воздухе кумачом вспыхнули два шестиметровых полотнища с надписью «Победа».
Рано утром второго мая инструкторы Военно-Воздушных Сил подъезжали к поверженному Берлину. До этого им доводилось на него смотреть только с неба через мглу войны, а сейчас представилась возможность разглядеть его с земли.
Восточный ветер уже рассеял пыль и копоть. Кругом — чистое небо, прозрачный воздух. Солнце щедро заливает все весенним, ласковым теплом. Пригород встречает летчиков ароматом цветущих садов. Все укутано бело-розовым покрывалом.
В самом же городе иное зрелище. Исчезли целые кварталы и улицы. Кругом — сплошные завалы из камня, щебенки, битого кирпича, воздух был пропитан пылью.
Куда ни бросишь взор, повсюду разбитые пушки, минометы, обгоревшие и исковерканные танки, машины, оборванные провода, кучи трофейного оружия и колонны военнопленных.