— Оставьте меня, Джо, я должен это продумать.

— Ладно, — усмехнулся Джо, забрал у хозяина чайный поднос, поставил его туда, где он скорее всего мог перевернуться, и вышел.

«Может ли быть, что я служу и Богу и Маммоне? — подумал мистер Левендер, оставшись один. — Но что есть Бог и что есть Маммона? — прибавил он, и мысли его заплясали по бесчисленным речам и передовицам, составлявшим его духовную диету с самого начала войны. — А не может быть, что и то и другое есть Бог, или же, наоборот, Маммона? Если то, что говорит Джо, правда, и в газетах пишут только то, что одобряет эта Невидимая Сила, выходит, я все время знакомился с мнениями призраков и теней; да и разве сам я не призрак общественного деятеля? Ведь я не знаю ничего, кроме того, что пишется в газетах. — И, видя, что самые устои его веры находятся под угрозой, он сбросил с себя одеяло и стал расхаживать по комнате взад-вперед. — Выходит, что все мы лишь резиновые мячики, которыми играет невидимая рука, — размышлял он, — среди нас нет никого, кто мог бы, отскочив, ударить жонглера в глаз и повергнуть его. Боже, как я несчастлив, я не знаю, что есть мой Бог и что есть я сам: общественный деятель или резиновый мячик».

И чем больше он думал, тем ужаснее казалось ему его положение, ибо теперь он понимал, что газеты и брошюры, которыми кабинет был завален до потолка, вероятно, сообщали ему не истину, но ее тщательно отредактированные версии.

— Я должен освободиться от этого кошмара, — проговорил он вслух, иначе я потеряю способность помогать отечеству, над которым нависла угроза.

Внезапно его лоб покрылся испариной: он понял, что даже не знает, существует ли эта угроза на самом деле, — так странно подействовали слова Джо на его способность верить чему-либо.

«Но, без сомнения, эта угроза по крайней мере была когда-то, — подумал он, хватаясь для устойчивости за умывальник. — И все же, как я могу быть уверенным хотя бы в этом, ведь мне об этом только говорили; да и говорившие сами узнали это от Невидимой Силы, а та могла ошибиться или исказить истину в корыстных целях! О, как это ужасно, и где выход?»

И в судорогах, вызванных первыми сомнениями в истинности своей веры, он затряс фаянсовый таз умывальника.

— Куда же мне пойти, чтобы узнать истину? — вскричал он. — Даже книги, по-видимому, зависят от Невидимой Силы и не достигают моих глаз без ее санкции!

И чем больше он думал, тем больше убеждался, что ему ничто не поможет, кроме встречи лицом к лицу с самой Невидимой Силой, ибо только тогда он сможет убедиться, кто она, Ангел Истины или Демон, нисшедший на землю. Стоило этой идее прийти ему в голову, как он тотчас же осознал, что, осуществив этот план, он не только успокоит душу и окончательно утвердится в своей вере — или навсегда отречется от нее, — но и окажет величайшую услугу отечеству и всем общественным деятелям.

«Этим я увековечу свои труды, — подумал он, — и послужу Авроре, заре Истины и Красоты. Однако, я пока недостоин взяться за это высокое дело, ибо оно бесконечно сложнее и мучительнее всего, за что я брался доселе. Что делать, чтобы подготовить мой разум для этой высокой миссии, просветлить и освободить его от всех предрассудков, в которых я погряз, сам того не ведая? О, если бы я мог хоть на мгновение покинуть землю, чтобы побеседовать с облаками! Мне надо побывать в Хендоне [17], может быть, там кто-нибудь за вознаграждение поднимет меня на небо, ибо на земле я более ни в чем не уверен».

И, завершив свои размышления этим высоким планом, он улегся в постель, причем голова его была легче, чем зрелый гриб-дождевик.

XVII

…ОБРАЩАЕТСЯ С РЕЧЬЮ К ОБЛАКАМ

Наутро по выздоровлении мистер Левендер ни свет ни заря отправился на знаменитый аэродром, никому не сказав о своем намерении. У подножия холма он с досадой обнаружил, что Блинк, заметив отсутствие хозяина, поспешила за ним. Поэтому ему пришлось проделать весь путь пешком, что сильно отсрочило его прибытие в Хендон. Однако судьба благоприятствовала ему, ибо он увидел, что его уже ожидает готовый к отлету аппарат, на который сосредоточенно смотрит молчаливый молодой человек с лошадиной челюстью и крылышками на груди.

— Готовы, сэр? — спросил он.

— Да, — ответил мистер Левендер, с ног до головы одетый в мех и кожу. Не будете ли добры подержать мою собаку? — обратился он к механику, погладив Блинк с таким чувством, словно навеки расстается с самым дорогим на свете существом.

Механик взял ее за ошейник, мистера Левендера посадили в кабину, где впереди него уже сидел молодой авиатор.

— У меня может быть приступ морской болезни? — спросил мистер Левендер.

— Может, — ответил молодой авиатор.

— Это не остановит меня, чем менее материален я стану, тем лучше.

Молодой авиатор оглянулся на него, и мистер Левендер уловил удивление в его желтых глазах.

— Держитесь, — сказал авиатор, — включаю мотор.

Мистер Левендер повиновался; аппарат медленно тронулся, но в это мгновение Блинк, издав отчаянный вопль, ринулась вперед и, вырвавшись из рук механика, вскочила в кабину и прижалась к груди мистера Левендера.

— Остановитесь! Остановитесь! — закричал он. — Моя собака!

— Устройте ее между ногами. Она не первая летит и не последняя вернется на землю.

Мистер Левендер устроил ее как мог.

«Если погибнем, Блинк, так вместе», — подумал он.

Верное создание, уже сожалевшее о своем поступке, ибо аппарат стал подниматься и воздух, взглянуло потускневшими глазами на мистера Левендера, который обеими руками зажимал себе уши, потому что рев мотора был оглушителен. Он почувствовал, что в желудке его что-то подымается, но это ощущение скоро прошло и сменилось волнением от мысли, что он покидает землю, так как они были уже на высоте дома и быстро поднимались еще выше.

«Я совсем не чувствую себя птичкой, — думал он, — скорее, я словно на медленном поезде, идущем по поверхности моря, или же на деревянном коньке карусели. Тем не менее я предвижу, что мой дух скоро обретет свободу, ведь я покидаю землю, похожую отсюда на шахматную доску, на которой переставляет фигуры невидимая рука!» — И, чрезмерно вытянув шею, он стукнулся подбородком о спину авиатора.

С трудом вернув голову в нормальное положение, он сосредоточил свое внимание на очищении духа, так как это и было главной целью его воздушного путешествия.

«Я нахожусь в трансцендентальном эфире, — думал он. — Он должен придать мне такую поразительную силу слов, какой достигали лишь величайшие писатели и ораторы; и поскольку я так быстро отвлекаюсь от низкой реальности, передо мной, подобно одной из тех звезд, к которым мы держим путь, появится Истина, впрочем, пока я ее не вижу».

Зажатая между коленями хозяина, Блинк, которая до сих пор не подозревала, что рассталась с землей, вылезла повыше и, положив передние лапы ему на грудь, скорбно смотрела в грозную пустоту окрест. Мистер Левендер судорожно обнял ее. Они быстро приближались к стаду небесных барашков, которые все росли и росли, пока не обратились в огромные снежные горы, разделенные полосами синевы.

«Неужели мы полетим над ними? — подумал мистер Левендер. — Надеюсь, что нет, они такие страшные».

Его опасения вскоре рассеялись, так как аппарат взял прямой курс, быть может, на тысячу футов ниже облаков, и лишь легкие их обрывки порою застилали поле зрения мистера Левендера и увлажняли его лоб.

Блинк опять устроилась между хозяйскими ногами, и вполне естественный трепет начал сменяться в душе мистера Левендера чувствами безопасности и восторга.

«Я вознесен на крыльях утра над всеми низменными страстями и умыслами. Скоро великие мысли начнут тесниться в моей голове, и я, наконец, увижу всеобщую абсолютную Истину».

Но великие мысли не приходили, вместо этого им овладела странная апатия, голова его откинулась, рот открылся. Так могло бы продолжаться до приземления, если бы авиатор не выключил мотор. Теперь они задумчиво плыли между облаками. С прекращением шума мысль мистера Левендера заработала вновь, и он с радостью услышал голос авиатора: