— Ну, вот и добрались до крыс, — удовлетворенно потер руки покерист.

— Да, — сказал Чавес. — Добрались. Мне было как-то не по себе, и я даже не сразу заметил человека, который возился в углу. Оттуда доносились потрескивания и шорохи, ну как от радиоприемника, когда крутишь ручку настройки.

Я подошел к нему, это был человек лет пятидесяти, с седыми, аккуратно зачесанными на пробор волосами. На нем был хорошо сшитый костюм и модный галстук. А!.. Костюм, галстук, волосы… Тогда я видел только его глаза, равнодушные и в то же время проницательные. Я сказал, что я Санто ди Чавес и что я пришел потому, что меня послал тренер.

— Знаю, — не дослушав, сказал он. — Садитесь. Я вас много раз видел в игре и на тренировках. Я никогда в жизни не видел такого великолепного мужского тела, как у вас. Солеквани говорит то же самое. Кроме того, он уверен, что вы самый бездарный футболист из всех бездарностей, каких только ему приходилось видеть.

Я сказал — тогда я еще хорошо не знал этого человека, — что никому не позволю разговаривать с собой в таком тоне.

Он засмеялся.

— Ты самолюбив, мальчик, — сказал он, — но это не имеет никакого значения. Итак, перейдем к делу. Солеквани говорил, сколько я тебе буду платить? Тебя это устраивает? Хорошо. Возможно, впоследствии ты будешь получать еще больше. Но — одно условие. Ты не будешь задавать никаких вопросов. Все, что я найду нужным, я тебе расскажу сам. Да! Еще. От того, что здесь будет происходить, тебе никакого вреда не будет.

Я спросил, за что же я буду получать деньги и что я должен делать.

— Ничего, — сказал он. — Ровным счетом ничего. Считай, что ты подопытная собака, крыса, что ты мне нужен для опыта.

Я спросил, для какого опыта.

— Я хочу сделать из тебя великого футболиста, — сказал он.

Он посмотрел на меня, ожидая, что я скажу. А мне нечего было сказать. Все происходящее казалось мне сном. Я машинально сунул в карман деньги, которые он протянул мне. Мои деньги за месяц вперед.

— А теперь начнем, — сказал он. — По ходу я тебе все объясню.

Он отошел в тот угол, где как я предполагал, стоял радиоприемник, и снова включил его.

— Как по-твоему, — спросил он, — крысам отсюда видно, что делается в коридоре?

Я сказал, что нет. Крысы и вправду не могли видеть коридора. Лаборатория отделялась от него крошечной прихожей.

— Встань в прихожей, — сказал он мне, — и выгляни в коридор.

Я повиновался и увидел в дальнем углу коридора застекленную клетку, в которой сидел большой пушистый кот.

В то же мгновение в лаборатории раздался писк и топот маленьких лапок. Крысы в ужасе метались по клеткам, опрокидывая друг друга.

Он с удовольствием потирал руки.

— Войди в лабораторию, — сказал он.

Я вошел.

Беготня в клетках сразу прекратилась. Крысы, подрагивая, смотрели на меня.

— Выйди в прохожую.

Я вышел, и снова в клетках началось столпотворение, которое прекратилось только тогда, когда я вернулся в лабораторию.

— Ты понял? — нетерпеливо спросил он меня.

Я стоял окончательно сбитый с толку.

— Нет, — сказал я, — ничего не понял. Почему эти твари начинают метаться по клетке, стоит мне выйти в прихожую?

— Он не понял! Ты не понял, отчего они беснуются? Да оттого, что они увидели этого кота твоими глазами. Все, что сейчас видишь ты, видят и они. Зрительный центр твоего мозга излучает волны, которые принимаются центрами моих крыс. Между тобой и крысами… ну, назовем это радиосвязью, чтобы тебе было понятно, хотя это немножко другое. Теперь ты понял? Нет? Попытаюсь объяснить. С тобой случалось, — спросил он, — такое: например, тебе хочется запеть какую-нибудь песенку, а в это время ее начинает насвистывать или напевать кто-нибудь, находящийся неподалеку? Причем, нельзя объяснить это чистой случайностью, потому что иногда вспоминаешь что-нибудь совершенно несусветное в это время.

Я припомнил, со мной и впрямь случалось такое.

— Ага, — сказал он. — А не бывало ли, что ты думаешь о чем-нибудь, ведь футболисты тоже думают, а в это время твой собеседник начинает говорить об этом, хоть ты не сказал ему, о чем думаешь.

Это у нас с Евой случалось сплошь и рядом. И я сказал ему об этом.

— Да, — небрежно сказал он. — Это бывает. Существуют люди, у которых это чувство обострено до крайних пределов. Но существуют и люди, которые заинтересовались этим и даже ставят кое-какие опыты. То и дело слышишь, что поставлен новый опыт по угадыванию мыслей или передаче зрительных впечатлений на расстояние. Скажем, из комнаты в комнату или даже дальше. Но все это случайно и не всегда удается.

Ни один из тех ученых, кто даже ухитрился во всех случаях найти какую-то закономерность, не научился этим явлением управлять. Никто, кроме меня. Я выяснил, что мозг испускает волны, которые могут приниматься иногда другим мозгом. Это явление носит очень случайный характер и, повторяю, только у немногих людей. А я научился направлять эти волны от одного мозга к любому другому, по желанию. Это и произошло, когда ты увидел кота, а крысы почувствовали это так, будто увидели его сами. Теперь понял? На сегодня хватит. А завтра приходи с утра. Займемся делом. Ты станешь настоящим футболистом, хоть я и смыслю в футболе столько же, сколько эти крысы в астрономии.

Ева ждала меня в сквере. Я обнял ее и забыл обо всем: о футболе, крысах и даже о деньгах, что лежали у меня в кармане. Я целовал Еву, и мне совсем не хочется рассказывать, как это было чудесно.

Утром мне открыл тот же старик-слуга. Так же, как и вчера, я прошел в лабораторию.

Он сидел на корточках у клетки и кормил крыс.

— Это глупость, — сказал он мне, — когда утверждают, что самые умные животные — собака, лошадь или обезьяна; вот эти вот зверюшки — самые хитрые животные на свете.

Потом он с ног до головы оглядел меня.

— Надо следить за внешностью, молодой человек, — недовольно сказал он. — Будущая знаменитость не должна ходить небритым.

Потом он принялся растолковывать мне суть своей затеи.

Он сказал, что предстоит проделать первый сложный опыт, в котором будут участвовать только люди. Я только никак не мог понять, какое отношение имеет все сказанное к тому, что я стану футболистом.

Он кончил кормить крыс в одной клетке и стал мыть руки, не обращая внимания на голодный писк некормленных крыс в остальных клетках.

— Сейчас мы проделаем еще один маленький опыт, — сказал он, — а потом поговорим о главном. Ты пока посиди, досмотри газету.

Я сел за стол, а он, отойдя в угол, щелкнул выключателем. Раздалось тихое гудение, изредка прерываемое шорохами. Внезапно я почувствовал страшный голод, такой, как будто я не ел по крайне мере два дня. Полчаса назад я плотно позавтракал и минуту назад и не помышлял о еде, а теперь у меня от голода стягивало желудок.

Он подошел ко мне.

— Что ты чувствуешь? — спросил он.

Я сказал, что я чувствую, и попросил позволения уйти, чтобы где-нибудь проглотить дюжину бифштексов, меньшее количество меня бы не устроило.

— Значит, ты голоден? — участливо спросил он. — Ну что ж, иди поешь, если хочешь. Впрочем, погоди, — сказал он, довольно улыбаясь. — Может быть, удастся помочь тебе прямо здесь, в лаборатории.

Он отошел в угол и снова чем-то щелкнул, и внезапно я почувствовал, что сыт. Ощущение сытости переполняло меня, как будто я только встал из-за обеденного стола. Я стоял и старался понять происходящее со мной.

— Понял? — весело сказал он. — Нет? Все приходится тебе объяснять. Это же очень просто. Вначале я установил связь от мозга некормленных со вчерашнего дня крыс к твоему мозгу, и ты почувствовал страшный голод, а потом я установил связь между только что накормленными крысами и… Ты уже не хочешь есть?

Потом он установил связь от меня к голодным крысам, и они, сразу же прекратив голодный писк, напились и разлеглись вокруг поилки.

Я не мог прийти в себя от изумления. Он взял меня под руку.

— Пошли. Я тебя кое с кем познакомлю.