На предпоследний привал устраивались с особым рвением. Разбили шатры и закусили. Потом легли спать.

Обычно, охране полагалось нести дежурство посменно. Обычно они так и делали. Дежурили по два часа.

В это время остальные отдыхали и безмятежно спали.

Продовольствие и воду клали в отдельный шатер и у этого склада дежурил проводник.

В три часа дня, то есть в самое знойное время, верблюды тревожно закричали, а дежурный внимательно разыскивал причину их тревоги.

Но на горизонте не показывалось ничего. Однако, верблюды не успокаивались, а проводник имел к верблюдам неограниченное доверие, но, к сожалению, не обладал тонким слухом.

И только тогда, когда верблюды особенно занервничали, он обнаружил в воздухе жужжащие звуки. Он посмотрел на небо и увидел черную точку, быстро-быстро снижавшуюся и увеличивающуюся в своих размерах. Проводник не испугался и не удивился. Он успокоил верблюдов. Абкер знал летающих птиц. Он знал, что такое аэроплан.

Аэроплан оказался амфибией Виккерса и спустился метрах в ста от стоянки Арахана.

Проводник не предпринял ничего и спокойно, скрестив ноги, продолжал курить кальян.

Из амфибии выскочили три человека в белом с плотно закрытыми белыми масками лицами. Они направились к становищу. Один из них, более высокий, более тонкий, заговорил с проводником.

— Кто эти люди?

— Пойди и спроси у них, — отвечал проводник.

— Куда вы идете? — настаивал белый человек.

— Пойдем с нами и дойдешь до места, которое тебя интересует.

Белый человек не злился, он хладнокровно продолжал:

— Много ли воды у вас?

— Ровно столько, сколько нужно шести правоверным на один день пути.

— Прекрасно!.. — резко оборвал белый человек. И в руках троих засверкали большие кольты. — Правоверные могут обойтись и без воды. Магомет вывезет правоверных!..

Они быстро скрутили проводника и заткнули ему рот.

Из палатки взяли все запасы воды и исчезли на самолете.

Шум поднимающихся моторов был услышан Женей. Она выскочила из палатки и увидела стальную птицу в нескольких метрах над землей. Женя почувствовала что-то недоброе, а в следующее мгновение она увидела связанного Абкера. Быстро распутав ему веревки и еще быстрее сообразив, в каком положении они очутились, Женя бросилась будить Арахана.

Поднятая тревога не принесла никаких результатов. Ара-хан несколько раз спрашивал Абкера, как были одеты люди, о чем они спрашивали и не было ли каких-нибудь отличительных знаков на аэроплане. Абкер отвечал:

— Они спрашивали, кто ты, куда едешь и сколько воды у нас. Они и их птица были белы, как снег на вершинах Памира. Они хотели стрелять из черных револьверов.

Решили как можно скорее продолжать путь. Среди продовольственных запасов оставались лимоны и апельсины. Это давало путешественникам кой-какую надежду, впредь до встречи с караваном, утолять приступы жажды.

Осторожно расходуя каждую толику лимона и апельсина, двигались вперед. Как нарочно, солнце жгло неутомимо и не встречалось ни одного путника.

Час за часом, миля за милей. Во время захода солнца сделали привал. Правоверный не может не молиться.

К утру осталось восемь часов пути и ни одного апельсина и лимона. Лучи солнца вытягивали влагу. Во рту образовались сгустки слюны, которая липла к нёбу и действовала на воображение. Глаза у всех воспалились и верблюды беспокойно вытягивали шеи и покрикивали.

Все мысли вращались вокруг воды. Даже не встречалось ржавых, склизких лужиц. Проводники пробовали удивляться. Никогда они не проходили по такому безлюдному пути. Второй день ни одного правоверного.

В первые дни песок не казался однообразным, забавляли кудреватые валуны. В причудливых выветренных бороздах мерещились очертания определенных предметов. Думалось о миражах и казалось невероятным, что люди способны на все из-за капли влаги, освежающей рот.

Теперь песок стал серым и скучным. Никаких очертаний, только противные, ничего не говорящие выемки.

Пыль, о которой раньше вообще не думали, стала въедаться в лицо, шею, глаза, в рот. Дыхание участилось и в жилах, на висках, неприятно, учащенно стучала кровь.

В три часа, ровно через двадцать четыре часа после ограбления, путники приблизились к городу.

Казалось, что совсем рядом. Ну, не больше, как в миле. Высились стройные минареты, двигались люди, пестрели чистенькие домики, залитые зеленью садов.

Женя позабыла о своей жажде, а проводники многозначительно переглянулись, но ничего не сказали.

По мере приближения к городу он расплывался и, наконец, растаял. Это был мираж.

В шесть часов опять привал. Женя настолько ослабла, что не могла слезть со своего верблюда. Проводники молились.

После шести жара спала, но жажда только усилилась. Ехали молча. Часов в восемь верблюды выпрямились, ускорили бег и радостно закричали.

— Близка вода, — коротко оказал Абкер и добавил исчерпывающе, — Кабул!

На горизонте, охваченном сумерками, показались очертания развалин.

Что же делал Виктор? Шторм рассеялся и волны мирно покачивали шлюпку с клеймом «Товарищ».

В шлюпке жалобно лаяла собачонка, а под собачонкой, на самом дне, лежал Виктор.

Что сделалось с остальной командой — неизвестно. Неизвестно, что стало с шхуной «Гуд-бай».

Когда Виктор прыгал в шлюпку, то падавшая снасть задела его голову. Измученный ночью бессонницей и штормом, он упал на дно лодки.

Фоксик лизал ему руки, лицо и лаял. Лаял нежно, словно жаловался. А когда на горизонте засинела расплывчатая, окутанная туманом полоска, он залаял громче. Но Виктор ничего не слышал.

Полоска приближалась, туман рассеивался…

ГЛАВА ВТОРАЯ,

где смерть смотрит в глаза героям

I

Неисчерпаемый источник для юмориста — география Иванова. Этот достопочтенный географ сообщает:

«Главный народ в Африке — негры; они живут в области саванн и тропических лесов и по языку разделяются на негров суданских и негров банту».

И несколькими строчками ниже:

«Из народов белой расы с незапамятных времен живут на севере и востоке Африки хамиты…».

Еще ниже:

«Европейцы стали селиться в Африке недавно».

Только и всего! Ни слова о том, что «главный народ», до сих пор знавший только белых хамитов, с пришествием европейцев познакомился с белыми хамами, и что эти белые хамы совсем по-хамски поступили с «главным народом».

Вряд ли найдется на всем земном шаре другая страна, в которой так неприкрыто, так беззастенчиво проявлялись бы рабовладельческие инстинкты английских, германских и французских цивилизаторов.

Главные центры беззастенчивой эксплуататорской политики раскинулись по западному берегу страны, в районе так называемого Слонового и Невольничьего берегов. Последнее название достаточно ярко характеризует то, что творилось здесь белыми, окрестившими местность столь звучным и милым именем. Именно отсюда потянулись нити первоначального накопления огромных богатств современных промышленных китов Англии, Германии и Франции; именно здесь закладывались основы их финансового могущества. Первые колонизаторы, проникнувшие в эти местности, наталкивались там на негров, имеющих свои земли и своим трудом обогащавших самих себя. И вот, говоря словами Маркса, они, эти колонизаторы, показывают, «что развитие общественной производительности, силы и труда, кооперация, разделение труда, применение в крупном масштабе машин и т. д. невозможны без эксплуатации рабочих и соответствующего превращения средств производства в капитал. В интересах так называемого национального богатства последний ищет искусственных средств для создания народной бедности».

В другом месте Маркс говорит, что «негр есть негр. Только при определенных обстоятельствах он становится рабом. Хлопчатобумажная машина есть машина для прядения хлопка. И только при определенных отношениях она становится капиталом».

И колонизаторы прилагали все усилия, чтобы создать эти определенные обстоятельства и определенные отношения. И надо сказать, блестяще успели в этом. Они экспроприировали, то есть, попросту говоря, ограбили несчастных негров так, что те и пикнуть не успели. Они позаботились о превращении их в рабов, иногда наемных, а чаще — просто рабов.