Привет от моей «матери». Обязательно наказывала передать и от ее дочки».
«10 сентября 1943 г.
Мамочка, я жива, здорова. Живу хорошо. Все, что тебя и папу интересует, можете узнать у человека, с которым я передаю эту записку. Если можно, пусть он остановится у вас на несколько дней. Приехать сама не могу. Пишите по адресу: Полевая почта 71650 «Ч», мне. Нельце и Томке скажите, чтоб написали тоже. Крепко-крепко целую всех вас.
«15 октября 1943 г.
Дорогая мамочка!
Опять наши товарищи будут в Москве, с ними я и передам все письма. Вчера получила письмо от Зои, за которое очень благодарна ей. Мамочка, почему до сих пор от вас нет ничего? Как папа? Где он? Как все наши? Ну, что о себе я могу написать? Пока одно лишь скажу — живу замечательно, часто вспоминаю, жду письма.
Мамочка, очень прошу извинить меня за надоедливость, что я посылаю к вам совершенно незнакомых людей и прошу приютить их на несколько дней. Во-первых, это необходимо, а во-вторых, только они могут кое-что сообщить вам о моей жизни. Женщину, которая передаст тебе эту писульку, зовут Любовь Степановна. Она моя очень хорошая знакомая, и я тебя очень буду просить помочь ей, пока она устроится. Помощь эта состоит в том, чтобы дать возможность прожить у нас несколько дней. Ну вот и все. Привет от нашего командира и поцелуй от меня. Пишите. Еще раз крепко-крепко всех целую. Привет соседям.
«7 ноября 1943 г.
Добрый день, родные мои!
С праздником вас! Как-то вы его проводите? Вот уже скоро месяц будет, как я послала вам весточку о себе с одним из моих знакомых, но от вас ни слуху ни духу. Я очень часто смотрю на ваши фото, их уже знают все мои друзья. Своей фотокарточки я не могу прислать, так как здесь негде фотографироваться. Да я какая была, такая и осталась, только трошки выросла. Во всяком случае, если увидите — узнаете. Живу я очень хорошо… Товарищи у меня замечательные. Они мне здесь как братья родные… Одно только очень хотелось узнать: как-то вам живется? Ведь скоро полтора года, как я не видела тебя с папой. Он по-прежнему такой же худой? Интересно, как живут мои подруги. Нельца, наверное, в институте? А Рэма?
Пусть хотя бы пару словечек черкнут. Эх, и поговорить же охота с ними!
Нинуська, должно, большая уже — завивку сделала, с хлопцами в кино ходит. Пусть напишет, какие новые картины вышли и слова новых хороших песен, а то я совсем от жизни отстала, словно в лесу глухом живу…»
А ведь она и в самом деле в глухом лесу была. И ни слова намека…
«…Жизнь у нас хоть и замечательная, да только некогда в кино сходить. В свободное время развлекаемся рассказами, настольными играми, книгами. Вот и сейчас командир спит, один из друзей орешки грызет, а другой, лежа на диване, заливается над Сервантесом («Дон Кихот»), я же письмо взялась сочинять. Есть много кое-чего порассказать интересного, да в письме не опишешь. Расскажу, когда встретимся! Пишите о своей жизни побольше. Ну, на этом кончаю свое «послание» превеликое. Крепко-крепко целую и жду ответа. Всем знакомым и родным пребольшущий привет. До свидания.
Пишите по адресу: Полевая почта 71650 «Ф».
И последнее письмо. Хотя Клара погибла полгода спустя после него, но больше от нее писем не приходило.
«26 декабря 1943 г.
Добрый день, моя милая, родная мамуська!
Если бы ты только знала, до чего же я обрадовалась, получив твое письмо. Самое главное то, что оно было большое, и я его сразу же раза три прочла не отрываясь, а потом только дала прочесть друзьям и командиру. У нас привыкли делиться получаемыми письмами. Сейчас, пока что, есть возможность переслать письмо, хотя приехать не удастся, наверное, еще долго. Мамочка, дорогая моя, я тебя только очень прошу — не волнуйся, если не будет долго писем. Уж кто-то, а я-то жива всегда буду!..»
Эти слова ее оказались пророческими (но не в том смысле). Она обрела бессмертие.
«Сегодня видела вернувшегося к нам Кузнецова. Передал записку от вас. Он, видимо, основательно напугал вас, порассказав о том, где мы находимся и что делаем. Я, между прочим, очень жалела, что так подробно рассказал. Незачем. Ведь на самом деле это совсем не так страшно, как кажется по рассказам. И ничего в этом особенно геройского нет. Каждый может. Так что, мамочка, еще раз прошу вас, не волнуйтесь и не изводите себя понапрасну — я останусь жива, встречу победу. Живу я по-прежнему, очень хорошо, в полном достатке. Только волнует — ты там, наверное, босая ходишь. Знаешь, мамусенька, не жалей ты моих вещей, распоряжайся как знаешь. Туфли або продай, або променяй на больший номер. Наживу еще барахла-то! Чего его жалеть? Ну вот, кажется, и все. Командир передает вам спасибо за привет и просит принять от него привет. Это действительно очень хороший человек.
Ну всего самого доброго вам. Привет всем родным и знакомым. Мамочка, где сейчас Федюшка и Седовы? Крепко-крепко целую вас с папой. Пишите почаще и не отчаивайтесь, если от меня долго не будет писем. Просто работа не позволит. Посылаю вам денег 1500 р. Попробуйте достать себе что-либо подходящее из обуви на зиму. Еще раз крепко целую.
P. S. Заранее поздравляем с Новым годом! Привет всем-всем, и извините, пожалуйста, что не успела кое-кому ответить на письма».
Потом мы с Георгием Ивановичем вышли покурить в переднюю. Пустынной казалась эта большая квартира с несколькими передними, переходами, коридорами, где некогда, верно, пряталась и играла Клара. В кухне было три старушки. Одна из них стирала белье в железном корыте.
— Вы помните Клару? — спросил я.
— Как не помнить?.. Сколько вечеров провела она у меня на диване с моей дочкой Рэмой, слушали сказки, — сказала та, что сидела у корыта. — Хорошая была девочка, послушная…
— Все мы ее помним, — сказала другая. — Мы как поселились в этой квартире в двадцатом году, так и живем… Дети наши разъехались, кто на войне погиб… А мы вот состарились.
…И снова воспоминания о Кларе. Какой она была в детстве. Как впервые надела красный галстук. Как готовились к первому комсомольскому собранию. Как в июне 1942 года сказала: «Мама, я иду в армию».
— У меня есть еще несколько писем ее командира.
— Гнедаша? — встрепенулся майор.
— Нет. Смирнова.
— А… Да, был такой, Петр Федорович.
Мы стали читать письма Смирнова. Привожу здесь первое и последнее.
«13 января 1944.
Уважаемая мать боевой и храброй дочери — Клары!
Считаю своей святой обязанностью сообщить вам, уважаемая мать хорошей дочери, о том, что ваша дочь Клара находится на верном героическом пути. Боевая и храбрая девочка, но с особым — упорным характером, в настоящее время выполняет боевое задание командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками. Жива и здорова, чувствует себя прекрасно. Ее краткие сообщения получаем ежедневно. Она пользуется заслуженным авторитетом и уважением. Пишите ей, можно посылочку. И по мере моих возможностей я постараюсь переслать их Кларе.
Прошу не беспокоиться, она находится вместе с моими доверенными товарищами. И я не сомневаюсь в том, что она будет получать вторую правительственную награду.
Получила, но уже посмертно.
И последнее письмо его уже после гибели Клары.
«Уважаемый Трофим Степанович и Екатерина Уваровна!
Пишу о дочери вашей, о дочери моей Родины, о храбром воине нашей Красной Армии, герое Отечественной войны, павшей в борьбе за нашу любимую Родину…
19 июня 1944 года в районе Слоним, с группой товарищей и друзей по оружию, в неравном бою смертью храбрых погибла она.
Вечная память вашей любимой дочери. Вместе с вами разделяю ваши страдания и вместе с вами остаюсь с ясным сознанием того, что Кларочка, воспитанная вами в духе любви к Родине, честно исполнила свой долг.
За боевые отличия в боях с немецкими захватчиками Кларочка дважды награждена правительственными наградами, орденами Красной Звезды и Отечественной войны I степени. Будьте мужественны.