Катин сон был гораздо более приятным. Ей снилось, что у нее каким-то образом появилось совершенно роскошное кольцо с огромным, чистейшей воды бриллиантом, который окружали маленькие красные камешки — судя по всему, рубины. Во всяком случае, несведущая в ювелирном деле Катя решила считать их таковыми. Кольцо было прекрасно, и какой-то очень малой частью сознания, понимавшей, что это всего-навсего сон, она испугалась, что вот сейчас по неумолимым законам сна кольцо без перехода трансформируется в какую-нибудь дрянь. Но ничего такого не произошло, и Катя бесконечно долго любовалась кольцом, надев его на палец. Ее немного отвлекали все время лязгавшие за спиной створки какого-то взбесившегося лифта и с тупым упорством повторявшийся раз за разом визг автомобильных тормозов, но она ни разу не обернулась, потому что обернуться значило потерять кольцо, а оно было прекраснее всего, что ей доводилось видеть в жизни. Катя разглядывала кольцо и улыбалась во сне.
Глава 9
Катя проснулась рано. День обещал быть ясным — солнце еще не взошло, но кусочек неба, видневшийся в окошке, уверенно наливался голубизной. Она повернула голову и увидела, что спала не одна. Прошедший день стремительно надвинулся на нее во всех своих деталях, словно выскочивший из-за угла на полной скорости грузовик, но понадобилось совсем небольшое усилие, чтобы столкнуть его обратно на дно той зловонной ямы, из которой он выскочил, и задвинуть сверху тяжелую крышку — вечер был хорош, а сегодняшний день обещал быть еще лучше.
Спать не хотелось совершенно. Она чувствовала себя свежей и отдохнувшей, полной сил и готовой лицом к лицу встретить новый день, что бы он ни готовил. С некоторым удивлением она обнаружила, что с головы до ног покрыта легкой испариной, свидетельствовавшей о том, что спала она, что называется, изо всех сил.
Катя тихо выскользнула из-под одеяла и быстро оделась — за ночь дом успел основательно остыть, и теперь температура воздуха не располагала к хождению нагишом. Подумав, она все-таки набросила на плечи брезентовую хламиду и спустилась с крыльца в покрытый ледяной росой сад. Пистолет по-прежнему оттягивал карман, но она не решилась попросту выложить его на стол и уйти, и потому он остался на своем месте, уже привычно постукивая ее по бедру чуть выше колена.
В небольшом запущенном саду прапорщика Мороза было две или три поздних яблони, и Катя, легко подпрыгнув, сорвала твердое, желто-зеленое с коричневыми крапинками, хрустящее и холодное яблоко. Она прошла по саду, грызя его и вдыхая его аромат пополам с пронзительно свежим октябрьским воздухом, и незаметно для себя вышла на дорогу, по которой вечером привез ее сюда Валерий. Впереди дорога врезалась в крутой пригорок, на вершине которого желтел уже основательно тронутый осенью перелесок. Катя попыталась припомнить, когда она в последний раз была в лесу, и не смогла. Кажется, пару лет назад Шурик Ростиславцев вывозил ее, как он выражался, “на лоно”, но считать ту поездку прогулкой по лесу можно было разве что с очень большой натяжкой.
Катя прошла по наезженной грунтовой дороге между спящих дачных домиков за оградами из проволочной сетки, обогнула сиротливо и кособоко стоящий у самого выезда из поселка автокран, которого почему-то не заметила вечером, сошла на заросшую истоптанной грязной травой обочину, чтобы обойти давешнюю лужу, которая при свете дня казалась еще более зловещей и глубокой, чем в темноте, и вскарабкалась на косогор. Здесь она остановилась, чтобы немного перевести дух, и оглянулась на поселок. Над некоторыми крышами уже поднимались ленивые струйки дыма, и кое-где на участках маячили привычно согбенные фигуры хозяев, но их было мало — дачный сезон, можно сказать, закончился, да и день был будний. Катя с неожиданно острым удовольствием повернулась, спиной к этому метастазу цивилизации, легко перепрыгнула неглубокую, доверху засыпанную разноцветной листвой придорожную канавку и, пригнувшись, нырнула под пестрый полог ветвей.
Под ногами зашуршало, в ноздри ударил острый запах грибной прели, от обилия кислорода закружилась голова. Катя мимоходом пожалела, что не сообразила прихватить камеру, но тут же подумала, что это, возможно, только к лучшему: ей не хотелось думать о работе, да и вообще о чем бы то ни было. Она наклонилась, подняла какой-то прутик и побрела по лесу, похлопывая им по жесткому подолу своего балахона.
Мимоходом она подумала, что сейчас ей ничего не стоит ускользнуть от Валерия — просто идти, не выходя на дорогу, но и не упуская ее из вида, до самого шоссе, а там поймать попутку или сесть на автобус, и очень скоро она будет в городе. Мысль была дикая и ни с чем не сообразная: Катя слабо представляла себе, что стала бы делать, добравшись до города в одиночку, и, кроме того, не испытывала никакого желания убегать от Валерия — по крайней мере, в данный момент.
С Валерия ее мысли легко перескочили на то, что он рассказал ей вчера, когда она, свернувшись калачиком, засыпала у него на груди. Похоже, он испытывал острую потребность выговориться, а Катя была единственным человеком, который мог его выслушать. “Строго говоря, — подумала Катя, — с его стороны умнее было бы промолчать и не делиться этой информацией вообще ни с кем, но Студента можно было понять: в конце концов, мужики в этом отношении гораздо слабее, и им очень тяжело устоять и не проболтаться, когда женщина умело спрашивает.” Впрочем, никакой особенной выгоды для себя в полученной информации Катя не видела. Просто теперь все стало предельно ясно, и вернуться к нормальной жизни можно было, лишь разрубив этот запутанный кровавый узел. Честно говоря, она сильно сомневалась, что ей это удастся, но обратной дороги не было.
Тряхнув головой, она отогнала мрачные мысли и закурила первую в этот день сигарету. На свежем утреннем воздухе сигарета казалась особенно вкусной, и она с наслаждением выкурила ее до конца, раздавив тлеющий окурок о подошву ботинка. Позади, невидимая за сплошным переплетением стволов и веток, проехала в сторону поселка легковая машина. Катя услышала приглушенный шум двигателя, но не обратила на него внимания, занятая решением животрепещущей проблемы: стоит или не стоит попытаться развести небольшой костерок. Она решила, что для полноты удовольствия ей просто необходимо предпринять такую попытку, и принялась с азартом собирать хворост, стараясь отыскать веточки посуше с таким старанием, словно занималась невесть каким сложным и архиважным делом. Двигатель проехавшей мимо машины в последний раз бархатно взрыкнул перед ведущим к поселку спуском, и стих в отдалении.
Машина, забрызганный грязью до самой крыши черный “БМВ”, осторожно спустилась с пригорка, с плеском преодолела лужу у его подножия и без излишней торопливости вкатилась в поселок. Водитель предусмотрительно припарковал автомобиль впритык к залепленной засохшей глиной неопрятной корме автокрана и выключил зажигание. Из машины вышли трое мужчин, не спеша закурили и, нервно позевывая на утреннем холодке, сутулясь, зашагали по травянистой обочине вдоль проволочных изгородей. Руки их были глубоко засунуты в карманы, табачный дым шлейфом стелился за плечами и таял в холодном воздухе, а позади на росистой траве оставался темный тройной след.
Дойдя до дачи прапорщика Мороза, где торчал перед крыльцом одинокий “запорожец” с темно-вишневой крышей и кремовыми бортами, мужчины перебросились какими-то короткими негромкими замечаниями и дружно свернули к крыльцу. Один из них вынул из кармана модного черного плаща длинноствольный “люгер” и быстрыми уверенными движениями навернул на него увесистый набалдашник глушителя. Руку с пистолетом он спрятал за отворот плаща. Другой легко и неслышно взбежал на крыльцо и уже положил ладонь на ручку двери, как вдруг в тишине раздался протяжный скрип открываемой оконной рамы, разбухшей от дождей. Он донесся откуда-то с противоположной стороны дома, и все трое молча и стремительно метнулись за угол, на ходу доставая оружие.