— Что-то слишком легко — заметил Дик — может, у них там пополнение ожидается?

— Сейчас проверим — неожиданно заявила Анни и, отодвинувшись в сторону от двери, принялась стаскивать с себя неуклюжий скафандр. Оставшись в одном легком хаке, не сковывающем движений, одна взяла бластер на изготовку, а затем молнией устремилась вперед, выполняя на ходу странный и чем-то красивый в своей хаотичности танец. Несколько лучей просвистели в опасной близости от нее, отразившись от «зеркальных» стен и бессильно увязнув в пластике купола.

Дик восхищенно наблюдал за бегом японки — «качать маятник» она умела лучше всех, даже лучше инструктора, который обучал их этому искусству в Академии. Вот качнувшись в одну сторону, явно намереваясь продолжить движение вперед и чуть влево, Анни внезапно с кошачьей грацией изогнулась и оказалось совсем не в том месте, которое пронзили смертоносные лучи. Одновременно с этим ее бластер исторг струю огня в сторону незадачливого стрелка, который сделал последний в своей жизни и столь неудачный выстрел.

Внезапно опасность появилась сзади, там, где Анни ее не видела — Дик бросился вперед, выпуская последние заряды из своего оружия. Раздался сухой щелчок, и поток огня прекратился, однако цель была достигнута. Прицелившийся было в Аню рекн неловко согнулся и ничком рухнул на пол, над телом поднимался неприятный дымок — с малого расстояния лазер буквально сжег большую часть плоти, оставив нетронутыми только голову и конечности.

Некоторое время Анни еще продолжала танцевать, ее бластер искал цель и не находил ее. Затем девушка остановилась.

— Кажется, это был последний. Кажется, все мертвы. Раз… два… три… — быстро осмотрев территорию, она закончила: — Двадцать один. Даже больше, чем мы предполагали…

Сознание возвращалось медленно, рывками. Вместе с сознанием появилась и боль — острая, заставляющая мозг при каждом приступе на мгновение нырять в приятную пучину беспамятства. Райсс чуть заметно пошевелился и скосил глаза вниз, туда, где еще недавно были его ноги. Теперь ног не было, вообще. Начисто отсеченные лазерным лучом, они лежали чуть в стороне. Он находился у стены купола, куда отполз, стараясь уйти с простреливаемого пространства. С каким-то чувством гордости он подумал, что если бы, как это сделал бы на его месте любой из этих недоносков, он отполз от двери чуть дальше, то заряды, пробившие дыру в стенке купола, прожгли бы ему грудь. Проклятая макака правильно рассчитала, чувствуется опыт… Однако он еще жив, а значит сможет завершить свое дело. Он знал, что жить осталось недолго, однако эта мысль его мало беспокоила.

Он знал, что погибли все. Все до одного. Эти… оказались куда лучшими воинами, чем его официанты и техники. Что ж, этого следовало ожидать, и он ничуть не удивлен. Однако он, Райсс, еще жив, и докажет этим ублюдкам, что может сделать даже один опытный солдат, пусть он и смертельно ранен. Его подвиг навсегда вошел бы в историю Рекна… жаль, что некому будет рассказать о нем Императору.

Медленно Райсс подтянул к себе оружие и, стараясь не закричать от мучительной боли в обожженных культях ног, направил его в сторону двери. Вот, вот сейчас они выйдут… главное, чтобы выглядеть трупом, тогда они ничего не заподозрят.

Наконец, бластер занял нужное положение. Теперь он хотел только одного — чтобы сознание не покинуло его навечно прежде, чем он нажмет в последний раз на спуск.

Десантники вышли из купола. Рич стащил с себя прожженный скафандр, присел, прислонившись к стене, и Анни принялась обрабатывать ожог средствами из пристегнутой к поясу мини-аптечки. Ее муж старался держаться молодцом, однако было заметно, как побелело от боли лицо немца. Пока она делала обезболивающий укол, Джоанна, стоя на коленях возле раненного, вскрывала перевязочный пакет.

Краем глаза Дик уловил едва заметное движение. Резко обернувшись, он увидел, как внезапно ожило безногое тело, до этого ничком лежавшее у стены. И теперь бластер был направлен прямо в спину Джоанне, и палец, казалось, мучительно медленно давит на спуск.

— Берегись! — заорал Дик, понимая, что уже не успеет. Бесполезное оружие с разряженной батареей болталось за плечом. И в эту секунду он сделал единственное, что ему оставалось — бросился вперед и подставил свою грудь под ударивший из ствола всесокрушающий огненный луч.

Забытая теория Нуартье

Дженнингс уже битый час стучал по клавишам, время от времени глубокомысленно хмыкая, удовлетворенно кивая или изрыгая проклятия — в зависимости от степени удовлетворения увиденным. Проклятий, вообще говоря, было заметно больше. Некоторое время Рейкер, прилагая немалые усилия, наблюдал за этим процессом, героически пытаясь понять, чем собственно занимается коллега, потом, наконец, его терпение иссякло.

— Черт подери, Боб, ты можешь сказать, что ты ищешь?

Боб обернулся с некоторым выражением удивления на лице, отражавшего мысль: «А оно тебе надо?», однако все же счел нужным просветить товарища по кораблекрушению.

— Честно признаться, я ищу способ отсюда убраться. Только что-то у меня сегодня не выходит. Наверное, плохо позавтракал…

Рами вспыхнула, принимая упрек в свой адрес, однако Боб, заметив реакцию рекни, поспешил ее успокоить.

— Это не про вас, графиня. Я, как мне помнится, последний раз хорошо завтракал в грудном возрасте. С тех пор, знаете ли, хорошие продукты не идут впрок, могу целыми днями что-то жевать, и без всякого эффекта. Все время остается чувство пустоты в желудке.

— Попробуй опилки — совершенно серьезно посоветовал Ким — Говорят, очень питательны. И вызывают стойкое насыщение.

— Спасибо, друг! — язвительно, но с ноткой торжественности в голосе ответил Дженнингс. — Вместо того, чтобы от всей души предложить мне хороший сэндвич, мой старый приятель готов накормить меня опилками. Спасибо, век не забуду.

Рейкер улыбнулся — он уже успел заметить, что худой как щепка Дженнингс действительно способен есть двадцать четыре часа в сутки, причем совершенно что попало. Даже Рами имела в виду эту его особенность, поэтому приготовленного ею для Боба обеда хватило бы на десяток голодных мужиков. Около получаса назад лейтенант подмел последние остатки трапезы и в настоящий момент был бы не прочь слегка перекусить.

— В общем, патовая ситуация — вернулся Боб к затронутой теме — Я не могу отвести корабль к Земле, так как не знаю координат Земли в эланском счислении. Я не могу перевести известные мне координаты в эланские, так как не знаю формул пересчета. Я не могу заставить компьютер работать на нашей координатной сетке, так как не имею ни малейшего представления о нашем нынешнем расположении и не могу его узнать, опять-таки из за отсутствия формул пересчета. В этом идиотском компьютере есть масса идиотских данных. Например перевод с древнегреческого на язык клиотов. Или меню крупнейших Парижских ресторанов. Даже полное собрание сочинений Достоевского. Но формул пересчета там нет.

— Ну и что? — невинно поинтересовался Рейкер.

— Как что? — опешил от такого непонимания Дженнингс — Разве непонятно? Я хочу сказать, что мы заблудились и не знаем дороги домой. Вполне вероятно, что в этом их чертовом каталоге имеется и Солнечная система, благо один из их кораблей мы нашли буквально у себя под носом, на Марсе, однако я не имею ни малейшего понятия, как именно они называли наше Солнце. А раз так, то гадать можно до второго пришествия — тем более, что желтых карликов в галактике до хрена и больше.

Рейкер некоторое время над чем-то раздумывал, затем взял лежащий на пульте управления листок бумаги и ручку. Нарисовал на листке две жирные точки в противоположных углах, возле одной из них старательно написал "А", возле другой — не менее старательно вывел "Б". Дженнингс следил взглядом за движением ручки, не имея ни малейшего представления о том, что задумал Рейкер, однако заранее подозревая какой-то подвох и, так сказать, авансом уже готовясь к достойному отпору. Закончив рисовать эту бесподобную картину, полковник протянул листок вместе с ручкой Бобу, который к этому моменту начал медленно но верно закипать.