– Хулиганы! Милиция! – закричала какая-то баба, на что другой голос, мужской, ответил:
– Так их, ребята! Кроши в капусту!
Люди Адреналина в поощрениях не нуждались. Их было трое против пятерых, но они управились со всеми в считанные секунды. По истечении этого срока на месте палатки лохотронщиков виднелась лишь бугристая куча мятого полосатого брезента. Погнутые трубки каркаса торчали в разные стороны, растоптанный барабан разлетелся во все стороны осколками прозрачного плексигласа, повсюду были разбросаны билеты беспроигрышной лотереи, мятые картонные коробки из-под призов и их приведенное в полную и окончательную негодность содержимое. Пятеро здоровых парней – вся бригада в полном составе – трудно возились среди всего этого добра на заплеванном, густо забрызганном кровью снегу, силясь подняться на ноги или хотя бы на четвереньки, а возле них никого не было, кроме кучки зевак.
– Круто! – воскликнул кто-то в толпе.
– Так им и надо! – отозвался другой голос. – Жулье проклятое.
– Да как вам не стыдно! – вмешался сердитый женский голос. – Жулье, не жулье... Это же живые люди! Разве можно так-то?
– Вы им, видно, ни разу в руки не попадались, – мрачно сказал еще один голос. – Посмотрел бы я на вас тогда, что бы вы запели.
Адреналин боком протиснулся сквозь толпу, подошел к тому из лохотронщиков, который уже успел подняться на четвереньки, и ленивым пинком опрокинул его на бок. В толпе ахнули.
– Ну, – сказал Адреналин, ставя ногу в тяжелом ботинке на горло лежащего, – опять? Я ведь предупреждал: чтобы ноги вашей на рынке не было! Предупреждал?
С окровавленного, бледного, перекошенного лица на него со страхом и ненавистью глядели круглые бельма глаз с черными точками зрачков.
– Кровью умоешься, гад, – прохрипел лохотронщик. – Землю жрать будешь...
– Это неправильный ответ, – сказал Адреналин и начал понемногу переносить вес тела на ногу, стоявшую на горле врага. Тут, на рынке и на других рынках, на вокзалах и у станций метро, Адреналин не хулиганил, не шалил и не развлекался, а воевал с лютым и многочисленным врагом.
Вдруг толпа снова ахнула. Адреналин не успел обернуться, как на него налетели, скрутили, бросили на землю, заломив руки за спину, и несколько раз сильно и очень точно ударили по почкам чем-то тяжелым и упругим – похоже, милицейской дубинкой. Тяжелый ботинок на толстой резиновой подошве быстро и воровато, но тоже очень сильно ударил его в лицо. Лицо онемело, и Адреналин почувствовал во рту знакомый солоноватый вкус.
Адреналин засмеялся, поперхнулся кровью, закашлялся, брызгая красным, и засмеялся снова.
"О господи!" – ахнули в толпе.
– О господи! – передразнил Адреналин. – Дерьмо!
Его рывком поставили на ноги, едва не вырвав с корнем завернутые до самых лопаток руки, ударили концом дубинки под ложечку и еще разок навесили по почкам, чтобы не трепыхался.
– Вы что же это делаете-то? – спросил в толпе угрюмый голос.
– Менты поганые! – крикнул кто-то из-за спин.
Адреналина поволокли. Он уперся, повернул голову и вгляделся в толпу. Его люди были тут – все трое. Они спокойно стояли поодаль, грея в карманах руки, и наблюдали за сольным спектаклем, который давал Адреналин. О, конечно же, это был спектакль, и сейчас как раз настало время выхода главного героя.
– Да здравствует московский ОМОН, – пуская кровавые слюни, невнятно провозгласил Адреналин, – самый омонистый ОМОН в мире!
Он и сам не знал, что означает только что придуманное им словечко "омонистый", но ментам оно показалось оскорбительным, и ему дали дубинкой по хребту – два раза, и притом так, что и лошадь, наверное, не устояла бы на ногах.
Его опять поволокли. Он больше не упирался, но и не шел – просто висел между двумя дюжими омоновцами, как сосиска, вспахивая носками ботинок утоптанный снег.
– Интересно, – поминутно харкая кровью и скаля в ухмылке окровавленные зубы, вопрошал он, – а почем нынче чистые руки, горячее сердце и холодная голова? Нет, правда, мужики, скажите честно: вы на твердом окладе или просто процент от выручки отгребаете? На вашем месте я бы требовал твердый оклад с ежемесячной индексацией. Чтобы, значит, не зависеть от конъюнктуры рынка. С конъюнктурой-то беда! Я ее, эту конъюнктуру, давил, давлю и буду давить, пока от нее даже вони не останется. Так что торопитесь, выторговывайте себе условия повыгоднее, пока есть, с кем торговаться. Профсоюз организуйте – "Трудовой вертухай", к примеру, или, скажем, "Всемирная дешевка"...
– Поговори, поговори, – не оборачиваясь, процедил шедший впереди омоновец. Плечи у него были шириной чуть ли не в метр, на них виднелись мятые погоны с лейтенантскими звездами. Несмотря на мороз, его широченный затылок был выбрит до блеска, а поверх черного, приплюснутого блином берета были надеты теплые наушники. – Поговори, урод. Вот придем в опорный пункт, все тебе там будет: и профсоюз, и твердый оклад, и гарантированный срок...
– Ага, – сплюнув под ноги ком кровавой слизи, сказал Адреналин, – поговорим. На полное служебное несоответствие и увольнение из органов ты уже наговорил, дальше пойдет лишение свободы. Говори, дружок, ни в чем себе не отказывай. Мой адвокат уже, наверное, выехал.
– Во дает, – восхитился шедший слева от Адреналина омоновец и беззлобно ткнул его концом дубинки под дых. – Совсем бухой, что ли? Или чокнутый? Леха, – обратился он к лейтенанту, – можно, я ему мозги вправлю?
– Разреши ему, тезка, – сказал Адреналин и опять плюнул кровью. Он целил в ботинок шедшего слева энтузиаста, но не попал. – Давай, подай команду, а то Басаргин там, наверное, уже соскучился. Таких, как вы с Басаргиным, там просто обожают. Подарки дарят, цветы на Восьмое марта, а иногда даже вазелин...
Плавно переходивший в мощную шею затылок лейтенанта заметно напрягся. Энтузиаст слева от Адреналина занес дубинку, но лейтенант вдруг резко обернулся и, прищурившись, вгляделся в окровавленное, дико ухмыляющееся ему лицо пленника. Пошарив глазами по расквашенной физиономии Адреналина, лейтенант опустил взгляд и лишь теперь увидел то, что по-настоящему заслуживало внимания: рубашка на груди задержанного расстегнулась в процессе задержания, и засаленный от долгого ношения лотерейный билет на витом кожаном шнурке, вывалившись в разрез, болтался у него на груди, как образок Божьей матери.
На скулах лейтенанта вздулись и опали рельефные желваки. Мощные плечи обмякли, стальные глаза предательски вильнули в сторону.
– Отпустите его, – сказал он изменившимся, неожиданно севшим голосом.
– Ты чего, Леха? – удивился омоновец, стоявший по правую руку от Адреналина. – Белены объелся? Это ж наш клиент! Ты посмотри на него, он же долбаный! Небось, кокса полные карманы...
– Капитан Басаргин, – ловя глазами ускользающий взгляд лейтенанта, повторил Адреналин. – Точного адреса не знаю, это вам в УИНе надо поинтересоваться. Срок – шесть лет, режим общий...
– Отпустите его, бараны, – процедил лейтенант Леха. – Это же Адреналин.
Адреналина сразу отпустили, и он, не удержавшись на ногах, с маху сел в снег.
– Частичный паралич нижних конечностей, – радостно объявил он. – А может, и полный. Что же это, тезка, подчиненные твои такие серые? Басаргина не знают? Своих героев надо знать! Тем более что статья у вас с ним будет одинаковая. Ну, не беда, в зоне познакомитесь.
Это была не пустая угроза. Капитан Басаргин, подразделение которого обеспечивало порядок на Черкизовском рынке, сидел уже третий месяц. Он тоже брал у лохотронщиков деньги, а в один несчастливый день его путь пересекся с кривой дорожкой Адреналина, и капитан сел – безоговорочно и надолго. У Адреналина был превосходный адвокат по фамилии Лузган, и с октября прошлого года он являлся постоянным членом Клуба.
Но страшнее всего было не это. Омоновцы разом, как по команде, повернули головы и посмотрели назад. Там, позади, на приличной дистанции, засунув руки в карманы, стояли трое молодых людей – просто стояли и смотрели, ничего не предпринимая. Лица у них были равнодушные, а выражение глаз на таком расстоянии разглядеть не представлялось возможным, но как-то сразу чувствовалось, что они не просто смотрят, а присматриваются.