— Простите за то, что я опять возражаю вам, но вещи, о которых мы сейчас говорим, настолько важны, что было бы лучше обсудить их на более представительном собрании. Я предлагаю созвать конференцию.

Тышка сердито хлопнул себя ладонью по коленке.

— Слушайте, Дзержинский! Вы только что обвинили нас в отсутствии связи с краевыми организациями, а теперь требуете созвать конференцию, да еще срочно. Да вы думаете, что говорите?

Тут раздался спокойный голос Мархлевского.

— Не кипятись, Лео. Правление партии в любое время вправе и созвать конференцию, и определить ее состав. Здесь, в Берлине, есть Ганецкий и Уншлихт[8]. Они только недавно приехали из Польши. Вместе с Дзержинским они могут представлять краевые организации, а мы с вами — Главное правление и заграничную часть партии.

— Пусть будет конференция, — положила конец спору Люксембург. — Я прошу вас, Феликс, — она впервые назвала Дзержинского по имени, — напишите письменный отчет о своей работе в Варшаве и подготовьтесь к докладу на конференции.

Она помолчала, пристально вглядываясь в его лицо. Вид плохой: круги под глазами, худ, лихорадочный румянец на щеках.

— А после конференции поезжайте в Швейцарию, вам надо хорошенько отдохнуть и подлечиться, — заключила Роза, зябко кутаясь в пуховый платок. На дворе конец июля, жара, а ей холодно. Начинался озноб.

— Я не для этого бежал из ссылки, — запальчиво ответил Дзержинский. — После конференции я немедленно вернусь в Польшу.

— Но вы же больны!

— Пусть! Пусть мне недолго осталось жить. Но никто не может помешать мне отдать последние свои силы борьбе за дело социализма.

— Дзержинский хочет показать себя великомучеником, — съязвил Тышка. — Он, видите ли, жизнь свою не жалеет для социализма. Не то что некоторые эгоисты.

Феликс весь сжался от обиды. Он не находил слов для ответа, закусил губу и едва удерживался, чтобы не уйти.

— Не обижайтесь, Феликс. — Он почувствовал на плече горячую руку Розы. — Товарищ Иогихес бывает жестковат в спорах, даже жесток, но только для пользы дела. Не обижайтесь, — еще раз повторила она, — и поймите, что ваша жизнь принадлежит партии и вы не вправе единолично распоряжаться ею.

Она нарочно сказала не Тышка, а Иогихес, назвала подлинную его фамилию, желая подчеркнуть полное доверие к Дзержинскому. Он понял и оценил это. Мягкий голос Розы и прикосновение ее руки действовали успокаивающе. Дзержинский был вспыльчив, но отходчив.

.— Ну как? — спросила Роза, когда Феликс ушел. — Что касается меня, то, признаюсь, я готова влюбиться в Дзержинского.

Тышка расхохотался. Резкая складка между бровей, придававшая строгое, даже страдальческое выражение его лицу, разгладилась.

— Когда молодая пани влюбляется в Дзержинского, это не удивительно. А вот если «жестокий» Иогихес тоже готов в него влюбиться, это уже что-то значит. Этот юноша в вопросах практических нам еще сто очков вперед даст.

Роза не на шутку разболелась и не могла быть на конференции. Но конференция все же состоялась в начале августа 1902 года. По предложению Дзержинского было решено издавать газету «Червоны штандар» («Красное знамя»). Первыми ее редакторами стали А. Барский, Ю. Мархлевский и Я. Тышка. Главное правление приступило также к изданию теоретического журнала «Пшеглонд социал-демократичны» («Социал-демократическое обозрение») и другой литературы.

Для привлечения к активной работе в партии польских и литовских эмигрантов и поддержания постоянной связи с партийными организациями на территории Российской империи конференция образовала Заграничный комитет социал-демократии Польши и Литвы, подчиненный Главному правлению партии. Секретарем Заграничного комитета избрали Дзержинского. Он принял новый псевдоним «Юзеф» — старые все известны полиции, — а своим постоянным местопребыванием избрал Краков. Этот польский город входил тогда в состав Австро-Венгрии и был расположен недалеко от русской границы.

Но прежде чем приступить к работе, Дзержинскому пришлось поехать на лечение в Швейцарию. Роза Люксембург сумела настоять на своем.

Кошутский сквозь сон услышал стук в дверь. Посмотрел на часы: кого это принесло в такую рань? Еще и шести нет. Стук повторился. На этот раз более настойчиво. Бронислав встал, накинул белый врачебный халат, открыл дверь и… оказался в объятиях Дзержинского.

— Пусти, чертушка! Хоть бы разделся сначала, — говорил смеясь Бронислав.

Пальто на Дзержинском намокло, со шляпы, съехавшей на затылок, капало. В 1903 году январь в Кракове стоял гнилой, часто моросил дождь.

Кошутский с интересом разглядывал друга. Как он возмужал! Совсем не похож на того худенького нежного юношу, который восемь лет назад с таким пылом отстаивал социал-демократические идеи на съезде ученических кружков в Варшаве.

Несколько месяцев, проведенных Дзержинским в Швейцарии и Закопане, в санатории «Братской помощи», куда Кошутский устроил Феликса под видом учащегося зубоврачебного училища Юзефа Доманского, благотворно сказались на его здоровье. Дзержинский загорел, кожа уже не обтягивала скулы, как после побега из ссылки, и вообще он хорошо отдохнул и окреп.

На третьем этаже дома № 1 по улице Згода, где жил Кошутский, поселился господин Юзеф Подольский, как две капли воды похожий на Дзержинского.

Комната была хорошая, но цена показалась Дзержинскому высокой. Он стремился, чтобы его содержание обходилось партии возможно дешевле. И Феликс уговорил товарища перебраться на Флорианскую улицу и поселиться при канцелярии Народного университета имени А. Мицкевича, где Кошутский работал секретарем.

Дзержинский стосковался по работе. Нельзя сказать, чтобы он во время лечения ничего не делал. Читал запоем на русском, польском и немецком языках. Прежде всего взялся за «Искру» и был приятно изумлен, прочитав в номере за 1 сентября 1902 года сообщение о своем побеге. Он высоко ценил «Искру», и ему льстило, что в газете нашлось немного места и для его персоны. Внимательно проштудировал новую книгу Ленина «Что делать?». Ленинский план создания единой марксистской партии пришелся Дзержинскому по душе. Эта идея владела им с того момента, когда он еще в Вильно прочел «Что такое «друзья народа»…». Феликс решил сделать все, чтобы помочь Ленину в создании такой партии.

Работа ждала его здесь, в Кракове. И Юзеф с головой уходит в дела Заграничного комитета. Много времени и сил занимает издание «Червоны штандара» и «Пшеглонда». Чтобы освоить технику печатного дела, Юзеф даже поступил корректором в одну из краковских типографий.

«Штандаром» рабочие восхищены, он уже завоевал себе авторитет. «Пшеглонд» своей серьезностью и глубиной мысли возбуждает уважение и прочищает головы нашей интеллигенции», — писал Дзержинский Цезарине Войнаровской, представительнице социал-демократии Польши и Литвы в Международном социалистическом бюро.

«Адольф почти один должен обслуживать все издания. Он должен писать, переводить, вести переписку, борясь за кусок хлеба, работая в проклятой конторе, вечно недосыпая и недоедая. Нет людей, которые собирали бы деньги, писали бы, сотрудничали бы с нами. Одна лишь Роза — действительно поражаюсь ее энергии и творческому таланту — работает для нас очень много», — сообщает Дзержинский в том же письме, отдавая должное Адольфу Барскому и Розе Люксембург.

Однако, каких бы трудов ни стоил выпуск партийных изданий, их надо было еще доставить из Кракова через границу в Королевство Польское. Не раз Дзержинский сам пересекал границу с грузом нелегальной литературы, самоотверженно выполняли его поручения молодые социал-демократы.

Однажды в комнату, где Дзержинский правил материалы «Червоны штандар», ворвался Кошутский.

— Феликс, я женюсь!

— Поздравляю, Бронислав. От души поздравляю!

Глаза Феликса светились радостью за товарища.

— Скажи, Бронислав, это правда, что счастье придает человеку силы, уверенность в себе?